«Когда кто-либо любит образ или человеческое существо, то это одна случайность любит другую, чего не должно быть; я, однако, смиряюсь с этим — пока не буду от этого избавлен.»

«Тому, кто захотел бы постоянно пребывать в покое, покой наскучил бы как любая другая вещь.»

«Пребудь в самом себе: возможность заниматься внешними вещами выдает себя за необходимость, но это лишь предлог.»

«Блажен, кто не расплескивает себя в деяниях и речах: чем более вершится деяний и льется речей, тем более простора для случайного.»

«В царствование короля Франции Филиппа [Августа], отца и предшественника нынешнего государя, жил в городе Париже богатейший ростовщик по имени Тибо[3]. У него были многочисленные владения и несметные богатства, накопленные ростовщичеством. Охваченный раскаянием по милости Божией, предстал он перед магистром Морисом, Парижским епископом, прося наставить его добрым советом. Тот, увлеченный строительством собора, посвященного Богоматери, посоветовал ему пожертвовать все свои деньги на продолжение начатого строительства. Этот совет показался ростовщику несколько странным, и он обратился к кантору магистру Пьеру[4] , передав ему слова епископа.

Магистр Пьер ответил ему: «На этот раз он дал тебе дурной совет. Ступай и пусть глашатай возгласит по всему городу, что ты готов возместить всем полученное за ссуду под залог.» Тот так и сделал.

Затем, вновь явившись к магистру, Тибо сказал ему: «Всем, кто пришел ко мне, я с чистым сердцем вернул все, что брал у них, но у меня много еще осталось.»

«Теперь, — ответил магистр, — ты можешь творить милостыню с полным спокойствием души.»

Аббат Даниэль из Шёнау рассказывал также, что, по совету кантора, он появлялся на городских площадях полуобнаженным, в одних штанах, сопровождаемый слугой, который бичевал его, выкрикивая: «Вот тот, кто стяжал почтение власть имущих благодаря своим деньгам и кто удерживал заложниками сыновей благородных сеньоров!»

«Один крестьянин лежал при смерти; дьявол был тут как тут, грозя вогнать умирающему в рот огненный кол. Зная за собой грех, крестьянин вертелся так и эдак, но по-прежнему видел перед собой дьявола с пылающим колом. Когда-то он перенес кол такой же формы и величины со своего поля на соседнее, принадлежавшее честному рыцарю, чтобы прирезать себе земли. Он послал своих близких к этому рыцарю с обещанием вернуть захваченное и мольбой о прощении. Однако рыцарь ответил им: «Я не прощу его, пусть хорошенько помучается!» Во второй раз подступил к нему дьявол, и во второй раз крестьянин в страхе посылает к рыцарю — и вновь не получает прощения. На третий раз посланцы пришли в слезах и взмолились: «Умоляем Сеньора во имя Господа простить несчастному грех его, ибо не может он умереть, и жить ему не позволено.» Ответил рыцарь; «Теперь я как следует отомщен и прощаю ему.» И тотчас же дьявольская напасть прекратилась.»

«Я расскажу вам довольно необычную историю, произошедшую в действительности в бытность мою в Толедо. Множество школяров из разных стран сходились туда изучать искусство магии и заклинания духов. Несколько молодых баварцев и швабов, услышав от своего учителя вещи удивительные и невероятные и желая воочию в них удостовериться, сказали ему: «Учитель, мы хотим, чтобы ты показал нам то, чему ты нас учишь...» В подходящую пору он привел их в поле. Очертив вокруг них своим мечом круг, он приказал им не выходить из него под страхом смерти. Он наказал им также ничего не давать из того, что у них попросят, и ничего не брать из того, что им будут предлагать. Затем, отойдя немного в сторону, он с помощью заклинаний вызвал демонов.

«Они тут же явились, приняв вид прекрасно вооруженных рыцарей, и устроили вокруг стоящих юношей рыцарские игры и состязания. То они притворно падали на землю, то тянулись к ним копьем или мечом, тысячью способов стараясь выманить их из круга. Видя, что это им не удается, они превратились в прекрасных девушек и принялись водить вокруг них хоровод, стремясь увлечь их с помощью всяческих уловок. Самая соблазнительная из девушек выбрала одного из школяров, и всякий раз, когда, танцуя, она приближалась к нему, она протягивала ему золотое кольцо, приводя его душу в трепет и воспламеняя в нем движениями своего тела любовь к себе. Не раз возобновляла она эту игру. Наконец, побежденный, юноша потянулся к кольцу, и его рука вышла из круга. Призрак тотчас увлек его. Он исчез. Унося свою жертву, сонм злых духов закружился вихрем и рассеялся.

Школяры подняли крик и шум. Прибежал учитель. Ученики пожаловались на то, что их товарища похитили. «В этом нет моей вины, — ответил учитель, — вы заставили меня [вызвать духов]. А его вы больше никогда не увидите.»

В Кёльнском приходе жили два крестьянских рода, которые разделяла смертельная ненависть. Во главе каждого из них стоял гордый и заносчивый крестьянин, постоянно Разжигавший новые ссоры, доводя их до крайнего ожесточения, исключавшего всякое примирение. Небу было угодно, Чтобы они умерли в один день. И поскольку они жили в одном приходе, волею Бога, пожелавшего на их примере показать, какое зло несет распря, оба покойника оказались в одной могиле. Произошло неслыханное чудо: все, кто был там, увидели, как мертвецы повернулись друг к другу спи-Ной и принялись в бешенстве бить друг друга головами, ногами, спинами, как два необъезженных жеребца. Пришлось одного из них убрать и похоронить в другой могиле. Но после стычки этих двух мертвецов между живыми воцарился мир.»

«Жил в Саксонии один рыцарь по имени Лудольф. Это был настоящий тиран. Однажды он скакал по дороге верхом в новом пурпурном платье, и встретился ему крестьянин, ехавший на своей повозке. Брызнувшая из-под колес грязь запачкала его одежду, и тогда этот полный гордыни рыцарь, вне себя от гнева, выхватил свой меч и отсек крестьянину ногу.»

«Жил один крестьянин по имени Анри, и настала ему пора умирать. И увидел он прямо над собой большой раскаленный камень, висящий в воздухе. Страдая от обжигающего жара, исходившего от этого камня, вскричал он страшным голосом: «Как нестерпим жар этого камня у меня над головой!» Послали за священником, тот исповедовал умирающего, но страдания его не утихли. Тогда священник спросил: «Вспомни, не обидел ли ты кого с помощью этого камня?» Вернувшись мысленно в прошлое, крестьянин сказал: «Вспомнил, я передвинул этот камень за межу, чтобы расширить свое поле.»

«5. Если кто-либо смертельной ненавистью ненавидит другого, да не будет дозволено ему преследовать своего недруга, когда тот покидает город, или устраивать ему засаду, когда тот направляется в город. Если же он убьет его по пути в город или из города или отсечет у него какой-либо из членов, или же на обидчика будет подана жалоба в том, что он преследовал своего врага, либо нападал на него из засады, пусть оправдается он Божьим судом. Если же он нападет на противника или ранит его за пределами, установленными Хартией о мире, и если может быть подтверждено законными свидетельствами людей, коим дарована оная Хартия, что было организовано преследование или устроена засада, то ему будет позволено снять это обвинение простой клятвой. Когда же будет обнаружена его вина, пусть заплатит он головой за голову, членом за член, или, по решению мэра и присяжных пусть честно внесет плату за голову или за член — по роду его.»