Но пора уже покинуть крепость и вернуться в город. Я должен теперь обратить Ваше внимание на два здания, о которых я забыл рассказать. Первое — это большая мечеть, которая стоит посреди города и видна еще издали. Она возвышается на скале, которую сравняли, для того чтобы построить мечеть. Вокруг мечети возведена красивая площадь, и от нее с четырех сторон мечети расходятся четыре очень красивые и длинные улицы. Одна — от главных дверей мечети, другая — с противоположной стороны, а еще две улицы расположены против двух дверей, находящихся посреди обеих боковых сторон мечети. Для того чтобы подойти к дверям, надо подняться на двадцать пять или тридцать ступенек, которые окружают мечеть с трех сторон, кроме западной; чтобы скрыть неровности скалы, они отделаны красивыми большими отесанными камнями; это особенно эффектно выделяет здание. Все три входа имеют роскошный вид, они сплошь отделаны мрамором, и их большие двустворчатые двери покрыты хорошо сработанными медными плитками. Над главной дверью, которая гораздо роскошнее обеих других, возвышаются несколько маленьких башенок из белого мрамора, которые имеют очень изящный вид. В западной части мечети возвышаются три больших купола, которые снаружи и внутри отделаны белым мрамором. Средний купол самый большой и самый высокий. Вся остальная мечеть, т.е. та часть, которая идет от трех куполов до больших дверей, не имеет крыши. Это сделано из-за господствующей здесь жары. Весь пол устлан широкими большими мраморными плитами.
Я признаю, что это здание не соответствует правилам архитектуры, которые мы считаем обязательными, но тем не менее я не вижу в нем ничего, что оскорбило бы взор. Наоборот, мне кажется, что все хорошо задумано и тщательно выполнено с полным соблюдением пропорций. Мне кажется даже, что если бы у нас в Париже построили церковь с такой архитектурой, то ее не нашли бы уродливой, хотя она и была бы, на наш взгляд, необычной. За исключением трех больших куполов и всех этих башенок из белого мрамора, вся мечеть красного цвета и производит такое впечатление, что она сделана из больших плит красного мрамора. Но в действительности — это камень, который легко тесать и который даже поддается выветриванию. Между прочим, если только верно то, что мне рассказывали о каменоломнях, где берут этот камень, то там наблюдается весьма замечательное явление: уверяют, что камень нарождается все снова и снова, или потому что каменоломня каждый год заполняется водой, или по какой-то другой причине.
В эту мечеть государь отправляется молиться каждую пятницу, которая у магометан то же, что у нас воскресенье, причем когда он выходит из крепости, улицы, по которым он должен пройти, обязательно хорошенько поливаются; это делается из-за жары и пыли. Двести или триста мушкетеров выстраиваются шпалерами у ворот крепости, и такой же отряд выстраивается по обеим сторонам большой улицы, которая ведет к мечети. Мушкеты у этих солдат маленькие, но хорошей работы.
У дверей должны держаться наготове пять-шесть всадников на хороших лошадях; они должны ехать впереди государя на довольно значительном расстоянии, чтобы его не беспокоила пыль, и должны прогонять народ. Когда все приготовления закончены, государь выходит из крепости и садится на богато разукрашенного слона под раскрашенным и позолоченным балдахином; иногда он едет на троне, сверкающем золотом и лазурью и поставленном на носилки, покрытые ярко-красной материей или парчой. Эти носилки несут на плечах восемь человек, подобранные по росту и хорошо одетые. За государем следует толпа эмиров, некоторые из них едут на лошадях, некоторых несут в паланкинах. Среди эмиров находится также большое числом мансабдаров и людей с серебряными дубинками, о которых я уже говорил. Это, конечно, не похоже на великолепные процессии или, правильнее говоря, маскарад большого сеньора. Это также не похоже на военную свиту, сопровождающую наших королей. Это совсем иной род величия, чем у нас, но тем не менее в этом есть нечто величественное.
Второе здание, на которое я забыл обратить Ваше внимание в городе, это караван-сарай принцессы. Он называется так потому, что его построила на свой счет Бегум-Сахеб, старшая дочь Шах-Джахана, о которой я уже столько говорил. Она желала, со своей стороны, способствовать украшению города, как это наперебой старались сделать эмиры, для того чтобы заслужить благоволение Шах-Джахана. Это тоже большое квадратное здание с аркадами вроде нашей Королевской площади, но опять с той же разницей, что каждая аркада отделена от другой перегородкой и в глубине каждой аркады находится маленькая комната. Кроме того, над аркадами идет галерея, которая проходит по всему зданию, и на эту галерею наверху выходит столько же комнат, сколько их имеется внизу. Этот караван-сарай является местом, где встречаются крупные персидские, узбекские и прочие иностранные купцы. Они там находят всегда достаточное количество удобных свободных комнат, где можно прожить некоторое время в полной безопасности, так как ворота в караван-сарай каждый вечер закрываются. Если бы в разных местах Парижа было по сотне таких домов, то приезжие, которые в первый раз попадают в город, не испытывали бы таких затруднений, какие они часто испытывают, когда им нужно найти безопасное место для ночлега. Они могли бы оставаться в таком доме несколько дней, пока не повидают своих знакомых и не найдут себе хорошей квартиры. Здесь могли бы находиться магазины для всяких товаров, кроме того, здесь могли бы встречаться разные чужеземные купцы.
Прежде чем распрощаться с Дели, я еще скажу несколько слов по вопросу, который Вы мне, несомненно, зададите, а именно: есть ли в Дели столько же населения и такое же многочисленное и хорошее общество, как в Париже. Конечно, когда я принимаю во внимание, что Париж представляет собой три-четыре города, посаженные один на другой, застроенные комнатами и заполненные сверху донизу людьми, когда я представляю себе всю эту невероятную сутолоку — мужчин, женщин, пешеходов, всадников, повозки, коляски, экипажи, когда я припоминаю, что в Париже мало больших площадей, дворов и садов, то Париж начинает казаться мне питомником всего мира, и мне трудно поверить, что в Дели может быть столько же жителей. Однако, когда я вспоминаю об этом огромном количестве лавочек в Дели и об обширных размерах города, а также о том, что в Дели никогда не бывает меньше тридцати пяти тысяч всадников, не говоря уже об эмирах, живущих там в своих домах, когда я принимаю во внимание, что редко у кого из всех этих всадников нет жены и детей, а также большого количества слуг, причем последние имеют свои дома, так же, как и их хозяева, и все эти дома кишмя кишат женами и детьми, когда я припоминаю, что в некоторых местах Дели, несмотря на ширину улиц, такое количество тележек и полное отсутствие экипажей, тем не менее в часы, когда жара позволяет выходить на улицу по делам, наблюдается большая сутолока, когда я принимаю в соображение все эти обстоятельства, я не могу дать окончательный ответ на этот вопрос. Однако мне кажется, что если в Дели и нет такого количества жителей, как в Париже, то все же их здесь ненамного меньше.
Что же касается хорошего общества, то надо признаться, что в этом отношении между населением Парижа и Дели существует разница. Из десяти человек, которых Вы встретите на улицах Парижа, семь или восемь всегда будут довольно хорошо одеты и иметь приличный вид, — их во всяком случае нельзя причислить к черни или к нищим, — тогда как в Дели на двух-трех человек, которые покажутся достаточно хорошо одетыми и не слишком обнаженными, вы встретите семь-восемь нищих, имеющих жалкий вид и плохо одетых. Армия, которая здесь стоит, приводит с собой весь этот сброд и бедноту. Однако не буду преувеличивать: по правде говоря, в Дели, так же как и в Париже, можно встретить большое количество людей, хорошо одетых, едущих верхом на хороших лошадях, сопровождаемых шикарной свитой. Зрелище, которое можно видеть на большой площади перед крепостью, в часы, когда все эти эмиры, раджи и мансабдары направляются на собрание или на караул, производит сильное впечатление. Со всех сторон подъезжают мансабдары, хорошо одетые, разукрашенные золотом, на хороших лошадях, несколько слуг идут впереди, чтобы расчищать им дорогу, несколько слуг следуют позади. Эмиры и раджи едут на великолепных слонах, а некоторые, подобно мансабдарам, — на хороших лошадях, большинство же сидит в богатых паланкинах, которые несут на плечах шесть человек. Облокотившись на большую парчовую подушку, они жуют свой бетель, чтобы изо рта шел хороший запах, а губы становились красными. Рядом с ними идет слуга и несет плевательницу из фарфора или серебра, а двое слуг обмахивают своего господина павлиньими хвостами, чтобы ему не было так жарко, отгоняют мух и смахивают пыль; трое или четверо слуг-пешеходов идут впереди, чтобы отстранять прохожих, а сзади едет часть их конного отряда, отборные всадники на самых лучших лошадях. Повторяю, когда вы видите, как все это двигается среди сутолоки, не меньшей, чем во многих местах Парижа, то нельзя отрицать, что это все-таки довольно внушительно.
