Таким образом, Султан-Шуджа получил возможность удалиться и выбрать место по своему желанию. У него было достаточно времени, чтобы укрепить свою армию, подвезти из Нижней Бенгалии несколько пушек и нескольких португальцев из тех, которые сюда переселились из-за большого плодородия почвы. Надо сказать, что он чрезвычайно ухаживал за португальскими отцами-миссионерами, жившими в этой провинции, обещал их всех обогатить и дать им построить церкви везде, где они пожелают. Они, несомненно, были в состоянии оказать ему существенные услуги: можно с уверенностью сказать, что в Бенгальском королевстве проживало не менее восьми или девяти тысяч семейств франги родом из Португалии или метисов.
Султан-Махмуд, который, по указанным мной причинам, возгордился и, быть может, заходил в своих стремлениях дальше, чем следовало, претендовал на неограниченное командование армией и требовал, чтобы Мир-Джумла исполнял его приказания; от времени до времени у него даже вырывались речи, полные гордости по отношению к его отцу Аурангзебу, якобы обязанному ему своей короной, и полные презрения и угроз по отношению к Мир-Джумле; вследствие этого между отцом и сыном установились на продолжительное время весьма холодные отношения, пока наконец Султан-Махмуд, узнав, что отец очень недоволен его поведением, и опасаясь, что эмир получит приказание его арестовать, ушел с небольшой свитой к Султан-Шудже. Он дал ему великие обещания и поклялся в верности; но Шуджа, боясь, что это одна из хитростей Аурангзеба и Мир-Джумлы, не решался довериться ему и все время следил за его поступками и не давал важных командных должностей. Это настолько отбило охоту у Султан-Махмуда оставаться у Шуджи, что через несколько месяцев, не зная, куда деться, он решил покинуть его и вернулся к Мир-Джумле. Тот принял его неплохо, уверяя, что он напишет о нем Аурангзебу в благоприятном смысле и что он сделает все возможное, чтобы тот забыл этот поступок.
Считаю долгом отметить здесь мимоходом, что, как мне рассказывали некоторые, вся эта авантюра Султан-Махмуда произошла исключительно благодаря стараниям и проискам Аурангзеба, который готов был даже рискнуть жизнью сына, только чтобы погубить Султан-Шуджу, и который надеялся также отправить сына в место заключения. Как бы то ни было, он выразил большое негодование по поводу его поступка и написал ему очень резкое письмо, в котором приказывал ему вернуться в Дели, распорядившись, однако, предварительно, чтобы он до Дели не доехал. Не успел тот переправиться через Ганг, как появились люди, которые его схватили, заперли в «эмбари», как сделали с Мурад-Бахшем, и отвезли в Гвалияр, откуда он, как думают, едва ли когда-нибудь выйдет. Этим Аурангзеб вышел из большого затруднения и дал понять своему второму сыну Султан-Муаззаму, что управлять государством — дело настолько тонкое, что государи должны относиться ревниво даже к своей тени, и, если он не будет вести себя благоразумно, с ним может случиться то же, что случилось с его братом, и что ему не следует думать, что Аурангзеб человек, который позволит поступить с собой так, как поступил Шах-Джахан с отцом своим Джахангиром или как недавно поступили с Шах-Джаханом. Тут мы должны мимоходом сказать по поводу этого сына, что если он будет и впредь вести себя, как вел до сих пор, то у Аурангзеба не будет оснований подозревать его и быть им недовольным, даже раб не мог бы быть более покладистым. Сам Аурангзеб никогда не казался до такой степени лишенным честолюбия, никогда он не казался таким факиром, как этот сын его Муаззам; тем не менее я видел умных людей, которые утверждают, будто все это делается неспроста, а из такой же утонченной и скрытой политики, какую мы видели у его отца. Это покажет будущее, а теперь пойдем дальше.
Пока в Бенгалии совершались эти события и Султан-Шуджа боролся, как мог, против сил Мир-Джумлы, все время переправляясь с одного берега Ганга, канала или какой-нибудь реки (здесь вся страна ими изрезана) на другой, Аурангзеб стоял под Агрой.
Наконец после того, как он отправил Мурад-Бахша в Гвалияр, он прибыл в Дели, и уже начал по-настоящему и открыто разыгрывать роль государя, распоряжаясь всеми делами империи и больше всего обдумывая способы поймать Дару, что представляло большие трудности по причинам, мной уже указанным. Но большое счастье и свойственная Аурангзебу ловкость скоро выручили его; вот как все это произошло.
Джасвант Сингх, удалившийся в свои владения, удовлетворившись тем, что он награбил во время битвы при Каджуа, набрал сильную армию и написал Даре, чтобы тот скорее подходил к Агре, он же присоединится к нему в пути. Дара, набравший уже довольно многочисленное войско (хотя, по правде сказать, это скорее был сброд) и надеявшийся на то, что, если он подойдет к Агре, многие из его старых друзей, видя его с Джасвант Сингхом, неизбежно присоединятся к нему, немедленно покидает Ахмадабад и быстро идет в Аджмер (Аджмир), лежащий на расстоянии семи-восьми дней пути от Агры. Но Джасвант Сингх не сдержал своего обещания. В дело вмешался раджа Джай Сингх, желавший наладить соглашение между ним и Аурангзебом и целиком втянуть его в партию Аурангзеба или по крайней мере помешать осуществлению его планов, которые способны были погубить его самого и привести к волнениям среди других раджей. Он несколько раз писал ему, указывая на великую опасность, которой он подвергается, поддерживая гиблое дело, каковым было дело Дары; пусть он хорошенько подумает, как поступить, ибо он рискует погубить себя и всю свою семью, так как Аурангзеб ему никогда этого не простит: он, Джай Сингх, сам такой же раджа, как Джасвант Сингх, пускай он подумает о том, чтобы сберечь кровь раджпутов. Если он рассчитывает привлечь на свою сторону раджей, то он натолкнется на людей, которые этому помешают, словом, это дело касается всех индусов вообще, т.е. всех язычников, и им грозит большая опасность, если загорится пожар, который потом уже нельзя будет потушить в любой момент. Если же он готов предоставить Даре самому распутывать свои дела, Аурангзеб забудет все прошлое, подарит ему все, что набрал, и немедленно даст ему в управление Гуджарат, а это ему будет чрезвычайно удобно ввиду близости провинции к его владениям: он сможет там жить в полном покое и безопасности столько времени, сколько ему будет угодно; он, Джай Сингх, ручается за все. Словом, этот раджа в конце концов убедил Джасвант Сингха вернуться в свои владения, между тем как Аурангзеб подошел со всем своим войском к Аджмеру и расположился против лагеря Дары.
Что может сделать Дара, этот несчастный принц, покинутый и обманутый в своих надеждах? Он рассуждает, что вернуться назад в Ахмадабад здоровым и невредимым со всей своей армией — вещь невозможная: для этого потребовалось бы тридцать пять дней пути в самый разгар лета; у него будет недостача в воде, ему придется идти все время через владения раджей, друзей или союзников Джасвант Сингха; армия Аурангзеба, гораздо меньше измученная, чем его армия, не преминет последовать за ним.
Лучше погибнуть здесь, сказал он себе. Хотя силы совершенно неравные, но рискнем и дадим еще одно сражение. Но что же предпринять? Он не только покинут всеми, но даже Шах-Наваз-хан, которому он доверял, предает его и сообщает все его планы Аурангзебу. Правда, во время битвы Шах-Наваз-хан был убит. Погиб ли он от руки Дары, как в этом меня уверяли многие, или (что наиболее вероятно) был убит людьми из армии Аурангзеба, тайными сторонниками Дары, нашедшими способ добраться до Шах-Наваз-хана и прикончить его, опасаясь, чтобы он их не выдал и не сообщил о письмах, которые они писали Даре? Но какая польза была Даре от смерти Шах-Наваз-хана? Надо было раньше следовать советам друзей и не доверяться ему.
Битва началась в девять-десять часов утра; артиллерия Дары, стоявшая на хорошей позиции на пригорке, работала исправно, но, как говорят, стреляла холостыми зарядами, до того ему все изменили. Нет надобности рассказывать прочие подробности этого сражения; это в сущности было не сражение, а разгром[110]. Скажу только, что едва началась битва, как Джай Сингх оказался совсем близко от Дары и послал сказать, чтобы он скорее бежал, если не хочет попасть в плен; бедный принц, совершенно озадаченный, был вынужден тут же обратиться в бегство, притом в такое беспорядочное и поспешное, что не успел даже навьючить свой багаж; нелегко было выбраться оттуда с женой и прочим семейством. Не подлежит сомнению, что если бы раджа Джай Сингх захотел хоть немного поторопиться, то Дара никогда не смог бы спастись. Но Джай Сингх всегда чувствовал уважение к царской семье или, скорее, он был слишком тонким политиком и слишком заботился о будущем, чтобы рискнуть наложить руку на принца крови.
