«Сегодня ночью бушевала такая непогода…»
Я ответила:
27
«Ночь напролет
О чем думать могла я,
Слушая, как
Дождь стучит неустанно
В окна спальни моей…
[131] Казалось бы, под надежным кровом, и все же “хоть выжимай…”[132]».
Придя в восхищение, принц ответил:
28
«Но ведь и я
К тебе душой устремляюсь,
Слушая дождь:
Каково теперь в доме твоем,
Лишенном надежной опоры…»
Днем многие отправились смотреть на разлившуюся реку[133]. Принц тоже поехал, и вскоре от него принесли письмо:
«Что вы теперь?.. Я подумал, почему бы не взглянуть на воду…
29
Мог бы сравнить
Свои чувства с рекой в половодье,
Бьющей о берег.
Но уверен — и эта река
Не так глубока, как они…
Известно ли вам об этом?»
Вот как я ответила:
30
«Вряд ли волна
Тебя принесет сегодня
К берегу моему.
Пусть даже чувства твои
Глубоки, как река в половодье.
Что толку, право?»
Вознамерившись все же навестить женщину, принц велел надушить благовониями платье, но тут явилась его кормилица Дзидзю[134].
— Куда изволите ехать? — спросила она. — Дошли и до меня кое-какие слухи… Я уже не говорю о том, что особа эта недостаточно благородного происхождения… Всех, кого вы желаете иметь у себя в услужении, лучше поселить здесь. Подумайте, к лицу ли вам легкомысленные ночные похождения? К тому же ее дом открыт для многих, и бывать там несовместно с вашим высоким званием. Да и просто опасно! Ах, право, можно ли полагаться на этого — как его там? — Укон но дзё? Ведь и вашему покойному брату прислуживал именно он. Разве подобает вам бродить где-то по ночам? А о тех, кто вам пособничает, я не премину лично доложить господину министру. В нашем мире все так переменчиво, трудно предугадать, что готовит нам нынешний день, а что грядущий, к тому же, возможно, министр имеет на вас виды, поэтому лучше воздержаться от тайных выездов по крайней мере до тех пор, пока не прояснится картина мира[135].
— Да я, собственно, никуда и не езжу… Так, пытаюсь иногда рассеяться… Ничего особенного, ничего, о чем стоило бы говорить, — только и ответил принц, а про себя подумал: «Конечно, она весьма низкого звания и на диво бессердечна, но ничтожной ее никак не назовешь. А что если и в самом деле взять ее к себе в услужение? Но тогда люди тем более станут судачить…» Принц терзался, не зная, как поступить, а между тем они все более отдалялись друг от друга.
В конце концов с превеликим трудом принцу удалось приехать.
— Сам того не желая, я непростительно долго пренебрегал вами, — сказал он, — но не думайте, что чувства мои охладели. Да и разве я один виноват? Похоже, есть люди, и их немало, коим весьма не по нраву мое присутствие в вашем доме, мне просто стало их жаль. Были и другие причины, принуждавшие меня воздерживаться от встреч с вами, потому вот уже много дней подряд… — И принц без утайки принялся рассказывать, что именно помешало ему навестить ее, после чего предложил:
— Поедемте со мной. Хотя бы этой ночью… Есть одно местечко, о котором никто не знает, там мы сможем спокойно побеседовать.
Тотчас распорядившись, чтобы к дому подвели карету, он стал уговаривать меня сесть в нее, и я повиновалась, окончательно потеряв голову. Всю дорогу я дрожмя дрожала от страха — вдруг кто-нибудь услышит стук колес, но час был поздний, и никто ничего не заметил. Карету потихоньку подвели к пустынной галерее, и принц вышел. Как назло светила яркая луна, но принц торопил меня, и, совершенно сконфуженная, я принуждена была покинуть карету.
— Вот мы и приехали, — сказал принц, — здесь нет ни души, никто не помешает нашей беседе! А то в вашем доме я всегда чувствую себя неловко, меня терзают сомнения — нет ли рядом другого мужчины…
Всю ночь утешал он меня нежными речами, когда же рассвело, к галерее подвели карету, и, усадив меня, принц сказал:
— Мне следовало бы самому отвезти вас, но уже совсем светло, боюсь, у моих домашних возникнут подозрения — не отлучался ли я ночью из дома… — И он остался[136].
Всю дорогу я терзалась, думая: «Какой позор… Что скажут люди?»
Но внезапно мне вспомнилось лицо принца, столь прекрасное в лучах рассветного солнца…
31
«Пусть неизменно
Тебя отсылаю ночами,
Зато никогда
Не стала бы поднимать
В столь ранний рассветный час…
Право, что может быть мучительнее…» — написала я.
Вот что ответил принц:
32
«Тяжело расставаться
На рассвете, когда роса
Ложится на травы.
Но куда тяжелее ночью
Уходить, не дождавшись встречи…
Не желаю слушать никаких возражений. Нынешней ночью ваше направление под запретом[137]. Я приеду за вами».
«Как можно, каждую ночь…» — ужаснулась я, но принц все-таки приехал. Распорядившись, чтобы карету подвели к дому, он стал торопить меня, говоря: «Быстрее, быстрее», и, донельзя сконфуженная, растерянная, я заставила себя выйти наружу и взойти в карету. Мы поехали в то же место, что в прошлый раз, и ночь прошла в задушевных беседах. Госпожа[138] между тем пребывала в уверенности, что принц уехал к ушедшему на покой Государю[139].
Но вот рассвело.
— Нет ничего ненавистней, чем крик петуха[140], — проговорил принц и потихоньку сел со мной в карету. По дороге он стал упрашивать меня:
— Обещайте, что приедете снова, как только подвернется другой такой случай.
— Но не дурно ли так часто?.. — вздыхала я. Проводив меня домой, принц уехал. По прошествии некоторого времени от него принесли письмо:
«Нынче утром меня разбудил своим криком петух, и настолько он был мне ненавистен, что я убил его», — писал принц. Письмо было прикреплено к петушиному перу.
33
«Убить —
И этого слишком мало.
Нечуткий петух,
Когда ему петь — не знает,
Вот и сегодня утром…»
Я ответила:
34
«Мне ли не знать,
Как эта птица жестока —
Утро за утром
Я неизменно слышу
Ее безжалостный крик.
Этот петух и в самом деле несносен».
