* * * Мои рукава Истлели от слез, и от них Ничего не осталось. А вот печали да горести, Увы, куда долговечней. Послание от принца Ацумити… Надо было и впредь Таить свои чувства: открылся, И сегодня грущу Пуще прежнего, невыносима Истерзавшая сердце тоска. Ответ: Сегодня грустишь? А ты попробуй представить, Как тяжело Той, что денно и нощно вздыхает, Давно спознавшись с тоской… От того же принца… Коль скажу о любви, Ты подумаешь, верно: «Всякий С нею знаком…» Но такого, как я этим утром, Никто не испытывал чувства. Ответ: «Всякий знаком?» О нет, о том и помыслить Я не могла бы. Этим утром узнала впервые, Что такое сердечные муки… От лица человека[22], который впервые решился отправить женщине послание… Теряться в догадках Не стоит. Ты помнишь, ночами Являлся к тебе В сновидениях кто-то неведомый Так вот, этот «кто-то» — был я! [23] * * * Пусть мое сердце От тоски разорвется на части, На сотни частей — Ни в одной, даже самой ничтожной, Любовь к тебе не угаснет. Человеку, который давно не бывал у меня… На горькую участь Кому теперь я пожалуюсь? Кто утешит меня? Тебе до того нет и дела, Не спешишь меня навестить. * * * Что если и мне Попробовать стать такой же Жестокосердной? Ведь чем человек бессердечней, Тем труднее его разлюбить… * * * И сегодня опять — Холод слов твоих — вянут травы В лугах Ибуки. Неужели отныне пламя любви Будет только меня сжигать? * * * Среди высохших трав Устроив логово, сладко Засыпает кабан, О таком я сне не мечтаю, Но хотя бы не так, как теперь… Однажды написала человеку, с которым состояла в тайной переписке… Чувства свои В глубинах души скрываю, Никто их не видит. И как же слезы первыми Человек, от которого я иногда получала письма, однажды показал мне веер[25], и я написала на нем в том месте, где была нарисована луна… Стану я уповать На луну, вершащую путь свой В заоблачных далях. Пусть не так мы близки, чтоб, прощаясь, Друг другу сказать: «Не забудь»… На следующее утро после того, как человек, которого я ждала, не пришел… Все медлила я, Кипарисовой дверцы затворы Не решаясь замкнуть. Потому-то, верно, так скоро Дом покинула зимняя ночь. Человеку, который в день, когда лил страшный ливень, сказал: «И дождь слёз на мои рукава»… Повстречались на миг, И вот уж, тобою забытая, Дни в печали влачу. О моей горькой участи сведав [26], Орошает дождь рукава… Человек, который давно не навещал меня, наконец пришел, а потом опять от него долго не было вестей… О, если б тогда, В дни тоски безысходной, Наш распался союз… Наверное, я бы давно уже Успела тебя забыть. От человека, который иногда заходил ко мне, под вечер пришли наведаться о моем самочувствии… Вздыхала весь день, Притворяясь, будто другое Меня тяготит… Может, хотя бы ночью Человеку, который собрался уезжать… Когда был ты рядом — Не скажу, чтоб печалей не ведала, Но всегда утешалась. А теперь ты меня покидаешь, И как мне справляться с тоской? Человеку, который и не подумал навестить меня в те дни, когда в мире было так неспокойно… Хотела бы знать, Что думаешь ты о мире И о грядущем? Ведь ты неизменно спокоен И наведать меня не спешишь… Двое, к которым устремлялись мои мысли, были далеко, и, ожидая их… Пока я ждала, Обращая свои упованья То к тому, то к другому, Мысли спутались, перестала Понимать, где один, где другой… Он обнадежил меня, мол, «приду», но так и не появился, поэтому на следующее утро я написала… Даже если б ко мне Коростель-куина постучался, С кипарисовой дверцы Запоры бы снять поспешила — Просто так, ради забавы. вернуться 22 «От лица человека…» — см. коммент. 70 к «Дневнику»: <70 «…напишите несколько слов…» — в эпоху Хэйан было принято просить кого-нибудь написать письмо от своего имени (т. н. «дайсаку»).> вернуться 23 «Являлся к тебе в сновиденьях…» — снам в эпоху Хэйан придавалось мистическое значение, особенно таким, в которых происходило общение с любимым человеком. Считалось, что, если о ком-то думаешь, он непременно явится тебе во сне, и точно так же ты сам можешь посетить во сне человека, который постоянно занимает твои мысли. См., к примеру, стихотворение Накатоми Яка мори из «Манъёсю», 3738: «Потому ль, что, тоскуя, ложусь я на ложе // Ночью черной, как черные ягоды тута, // Каждый раз, // Ни одной не забыв меня ночью,// Постоянно являешься ты в сновиденьях!» (перевод А. Е. Глускиной) или стихотворение Оно-но Комати из антологии «Кокинвакасю», 552: «Все думаю о тебе.// Лягу спать — и ты предо мною.// Ах, если бы знать,// Что это лишь сон, никогда // Не стала бы я просыпаться». вернуться 24 «Чувства свои…» — в основе стихотворение Неизвестного автора из антологии «Кокинвакасю», 941: «Этого мира // Горести и невзгоды — //О них я молчу. // О них узнают всегда // В первую очередь слезы». вернуться 25 «…однажды показал мне веер…» — веера принято было дарить при расставании как символ новой встречи, поскольку в слове «веер» («ооги» или в старой орфографии «ауги») звучит слово «встречаться» («ау»). Мужчины, получавшие такие веера, часто хвалились ими, показывая другим возлюбленным. Очевидно, здесь как раз такой случай, и именно это определяет содержание стихотворения. Говоря о «луне в небе», Идзуми Сикибу намекает на то, что мужчина слишком отдалился от нее, что она не может на него положиться. См. также коммент. 72 к «Дневнику»: <72 «путь вершит свой по небу…» — цитируется стихотворение Татибана Тадамото из антологии «Сюивакасю»: «Не забывай, // Пусть месяц скрылся в далекой // Обители туч, // Подожди, путь верша свой по небу,// Он снова явится взору». Это же стихотворение есть в «Исэ-моногатари», дан 10. «Обитель туч» в данном контексте может восприниматься как намек на то, что принц вынужден все время находиться в императорском дворце.> вернуться 26 «О моей горькой участи сведав…» — см. коммент. 28 к «Дневнику»: <28 «Дождь идет, потому что знает…» — ср. со стихотворением Аривара Нарихира из антологии «Кокинвакасю», 705: «Сколько раз я хотел // Спросить — любишь ты иль не любишь, // Но трудно решиться… // А дождь все льет, будто знает // О тайне моей души…»> вернуться 27 «…ночью увижу тебя во сне…» — см. коммент. 23. |
