Однако из текста Ригведы явствует, что не менее часто, чем с поэтическим творчеством, понятие кави, приложенное к богам, соотносится с их творческим даром более широкого плана, с их космогоническими деяниями, чудесными подвигами, утверждением универсального закона-истины puma (ṛta), магическим умением и мудростью.
Так, например, о Варуне сказано, что, «будучи кави, он посредством искусства кави (kaviḥkavitvā) укрепил в небе (свой) образ, малым усилием выпустил воды» (X. 124.7). Если здесь с даром кави, свойственным Варуне, связываются космогонические акты («образ» Варуны в небе, вероятно, солнце), то в другом случае им объясняются его магические способности: «И этого великого чуда лучшего кави (imaṁū nukavitamasyamāyāmmahīm), бога (Варуны) никто не превзойдет… реки, изливая быстрые воды, не наполняют одного океана» (V.85.6).
Способности кави необходимы Индре для совершения космических подвигов: убийства демонов Вритры, Шушны и Валы, освобождения из-под их власти солнца, вод, утренней зари, божественных коров: «О кави, владея силой, отними (у Шушны) колесо солнца!» (1.175.4; ср.: 130.9; VI.20.4); «При убиении змея (Вритры) тобой, бог, самым лучшим из кави (kavitamaṁ kavīnām), восторгались все боги» (VI. 18.14); «Великий, грозный, он возвысился для героического дела; бык (Индра) изготовился благодаря кавье (kāvyena)» (III.36.5). Индра именуется «юным кави, проламывающим крепости (демонов)» (purāṁbhinduryuvā kaviḥ) (I.11.13; cp. VI.32.3); и даже перун Индры, которым он сокрушил Вритру, описывается как «обладающий кавьей (kāvyaḥ <…> vajro)» (X. 144.2).
Бог солнца Савитар именно в качестве кави «облекается во все формы, порождает благо для двуногого и четвероногого» (V.81.2), становится «держателем неба, повелителем живых существ» (IV.53.2). Агни, «отец жертвоприношений, асура прозорливцев, мера и веха жрецов, будучи многолюбимым кави (purupriyokaviḥ), вошел в оба многообразных мира» (III.3.4). В другом гимне высказана та же идея: «Мы призываем гимнами Агни-кави (agniṁkavim), который своим величием охватил оба мира, как снизу, так и сверху» (Х.88.14). Агни — одновременно «глава неба, управитель земли, самодержец и кави» (VI.7.1), «защитник, истина и кави» (VIII.60.5), «великий кави» и «теленок, (который) сам по себе породил (своих) матерей» (1.95.4), «всеведущий мудрый кави» (kaviṁviśvavidamamūram) (III. 19.1; cp.: 1.128.8; 71.10; Х.91.3), «кави-прозорливец (kaviḥpracetaḥ)» (VIII.102.18; cp.: II.6.7; VII.4.4) и т. д.
Также Сома, несколько раз названный «кави небес (divaḥkaviḥ)» (IX.9.1; 64.30; 71.7), «одетый в кавью и мужество» (kāvyā nṛmṇā vasānaḥ), будучи кави, «хочет завоевать небо» (IX.7.4), «имеет во владении пять направлений пространства, распростирается на небо и землю» (IX.86.29), «держит во власти оба этих великих мира» (IX.74.2), «воплощает в себе закон-истину» (IX.62.30). Двумя кави названы Ашвины в 117-м гимне 1 мандалы, который целиком посвящен их «чудесным деяниям» (dakṣasaḥ, dasrāḥ).
Сопоставление различных контекстов Ригведы, в которых боги именуются кави, показывает, таким образом, что этот термин значительно шире понятия поэта. И дело, по-видимому, не в том, что слово кави может употребляться в разных значениях, а в том, что оно само по себе синтезирует различные аспекты творческой силы, присущей богам, которые — в согласии с архаическим отождествлением мысли, слова и дела — на мифологическом уровне совмещаются. Это становится особенно явственным, когда эпитет кави прилагается к некоторым полубожественным персонажам ведийской мифологии.
Среди них Рибху, божественные ремесленники, которые именуются «мудрыми кави, прозорливцами (dhīrāso kavayo vipaścitaḥ)» (IV.36.7). «Благодаря чудесному дару способные менять облик вещей» (māyābhiḥpratijūtivarpasaḥ) (III.60.2), Рибху из одного кубка сделали четыре (1.161.2; IV.33.5,6; 35.2,4; 36.4), из шкуры породили корову (I.161.7; III.60.2; IV.36.4), вытесали колесницу, буланых коней Индры (I.161.3; III.60.2; IV.33.8; 34.9; 35.5,9; 36.1,2), обряд (III.54.12) и, наконец, гимн, молитву. «О кави, — обращается к Рибху поэт Ригведы, — вытешите для нас эту молитву (imāṁdhiyaṁ… takṣata)» (III.54.7). Как мы показали в нашей работе о тайном языке Ригведы [Гринцер 1998], молитва на этом языке регулярно отождествляется с коровой, колесницей, конями Индры и других богов, и, таким образом, «ремесленная» деятельность Рибху во многом совпадает по существу с деятельностью поэтической.
Другой класс полубогов — божественные мудрецы Ангирасы прямо называются небесными кави (IV. 16.3), древними поэтами (kavayaḥpūrvyāsaḥ — VII.76.4; cp.: II.24,7; VI.32.2 и др.); с ними традиция связывает создание IX мандалы Ригведы и значительной части Атхарваведы. Певцы Ригведы считают их «своими отцами», а себя — «потомками Ангирасов» (I.71.2; IV. 1.13; 2.15; VI.35.5 и т. д.). Но, будучи кави, Ангирасы не просто поэты, а главные персонажи одного из центральных мифов Ригведы об освобождении похищенных демонами Пани божественных коров, богов Ушас и Сурьи, и свои способности кави (kavitva) используют, чтобы вместе с Индрой или Брихаспати расколоть скалу Валу, в которой эти коровы (повторим, что на тайном языке Ригведы коровы в мифе отождествляются с гимнами), утренняя заря и солнце были спрятаны демонами.
Многогранность смысла термина кави явственна и в отношении мифологических мудрецов Ушанаса и Кутсы. Ушанас постоянно именуется в Ригведе Кавья Ушанас (ušanā kāvyaḥ), т. е. «Ушанасом, владеющим кавьей». Присущая ему кавья понимается как магическая сила, посредством которой он оказывает помощь богам, и прежде всего Индре: участвует вместе с Индрой в овладении колесом солнца (I.130.9), пригоняет к нему похищенных коров (I.83.5), укрепляет силой его силу (I.51.10), вручает ему (а может быть, и вытесывает) «ваджру, убивающую Вритру, приносящую победу» (I.121.12) и т. д. Но одновременно обладание кавьей предполагает, что Ушанас и поэт в собственном смысле этого слова. Ашвины выезжают на своих конях на восхваление (suṣṭuti) Кавьи Ушанаса (1.117.12), жрец произносит гимн Индре, как это делает Ушанас (IV. 16.2), Сома провозглашает рождение богов, «произнося, подобно Ушанасу, поэтическое творение (prakāvyamušanevabruvāṇaḥ)» (IX.97.7). В согласии с его поэтическим даром Кавье Ушанасу приписываются в анукрамани несколько гимнов Ригведы: VIII.84; IX.87–89.
Ряд гимнов Ригведы (I.94–99; 101–115; IX.97) приписывается и другому божественному мудрецу, именуемому кави, — Кутсе, который изображается возничим Индры, принимающим участие (иногда решающее) в борьбе с демоном Шушной за освобождение солнца. Индра едет с Кутсой на битву с Шушной в одной колеснице (IV. 16.11), приводит кави Кутсу и «выдает ему Шушну на погибель» (X.99.9), приходит на зов Кутсы о помощи и повергает Шушну в поединке за обладание светом солнца (IV. 16.9). «Я пронзил для кави ударами кольчугу (Шушны), я помог Кутсе своими поддержками», — говорит Индра (Х.49.3). Но и сам Кутса именуется «смертельным оружием» (vadha) для Шушны (1.175.4). По-видимому, не только Кутса нуждается в Индре, но и Индра — в кавье Кутсы, в его магическом и в то же время поэтическом даре. Не случайно участие Кутсы в битве за солнце описывается однажды как произнесение им хвалы Индре: «Стал наговаривать, о Индра, кави (Кутса в битве) за захват солнца (rapatkavirindrārkasātau): „Ты сделал землю подушкой для дасы! Щедрый, сделал три реки блистающими водою! Он низверг Куявача (некоего демона. — П.Г.) в дурное лоно, в пренебрежение“» (1.174.7). Эта хвала Кутсы по форме и по смыслу вполне соответствует характеру традиционного гимна Ригведы в честь Индры.
Не менее показательно употребление термина кави в отношении смертных певцов, слагателей гимнов Ригведы, для которых это слово является одним из главных самоназваний. Автор восьмого (а также шестого) гимна VIII мандалы некий Ватса восклицает: «Вам (Ашвины) Ватса произнес медовую речь, поэт, обладающий поэтическим даром» (madhumad vaco ‘śansīt kāvyaḥkaviḥ) (VIII.8.11). Поэты-кави Ригведы — непременные участники ведийского ритуала; их гимны сопровождают жертвоприношение: «Позади (жертвы) идут славящие поэты (kavayorebhāḥ)» (1.163.12) — и приравниваются к жертвоприношению: «Мы направили жертву вперед; пусть растет песнопение» (III. 1.2). «Совершая жертву с молитвой, мудрые поэты (kavayo manīṣāḥ) посылают вперед колесницу с гимнами и песнопениями (ṛksāmābhyāṁratham)» (X. 114.6); «Поэты охраняют гимн на месте закона (= алтаре)» (manīṣām ṛtasyapadekavayoni pānti) (X. 177.2; cp.: III.8.4,9; 51.7; V.45.4 и др.).
