— Толя, ты прости… я пойду… в последний раз, а? — неуверенно добавил он и, махнув на прощание рукой, поплелся за подругой.
— Представляешь, Нинка вздумала ревновать Витьку ко мне, а я ей говорю… — донеслось до меня. Оркестр грянул фокстрот.
Ночью я долго не мог уснуть. Новиков не шел из головы. Вспоминались госпиталь, наша палата. Осторожные разговоры о будущем.
— Какое будущее у израненного летчика? — помню, запальчиво сказал Липатову Петр. — Был орел — а стал кто? Неполноценный человек? И не надо меня утешать!..
Он тогда часто уединялся. Как и я. Но сейчас я с ребятами, а он? С тяжелой головой я заснул.
— …Понимаешь, жалко парня! — закончил я, рассказав утром Ване Нагорнову все, что знал о Новикове.
— Жалеть всегда успеется. — Иван задумался. — Надо побороться за человека. Ясно уже, что он может плохо кончить. А ведь фронтовик, свой парень.
— Я и хотел тебя попросить: давай вместе сходим к нему домой? Посмотрим, как он живет… Что-нибудь, может, придумаем.
Часов в пять мы постучали в квартиру Новикова.
— Войдите! — раздался недовольный голос.
В комнате, еле видимый в папиросном дыму, лежал на койке Петр. Он в верхней одежде, в ботинках. Лицо бледное, голова повязана тряпкой не первой свежести.
Кругом хаос. Небольшой круглый стол с пятнами на полированной поверхности загроможден немытой посудой, пустыми банками из-под консервов, полными окурков. Замызганный, давно не видевший тряпки, пол. Один стул без ножки валялся в углу. На другом навалена одежда.
— Здравствуй, Петя, — подошел я к нему. — Ты что, болеешь?
— Здравствуй, — вяло ответил он, исподлобья поглядывая на нас. — Голова немного побаливает… У меня здесь непорядок, — обводя глазами комнату, криво усмехнулся он. — Вы уж не обессудьте.
Он с трудом приподнялся и сел, опершись спиной о стену.
— Я с товарищем пришел, Петя. Познакомься, Нагорнов Иван.
— Очень приятно, — покосился он.
— У вас что с головой, серьезное что-нибудь? — участливо спросил Ваня.
— Нет, чепуха. Так… ранение дает о себе знать.
Новиков говорил неохотно, сквозь зубы.
— Душно как у тебя. Может, открыть окно?
— Открывай, — безразлично ответил он.
В комнату ворвался свежий воздух, вытесняя, дым и смрад.
— Хороший вид отсюда… самый центр города! И зелени много, — заметил Ваня, высунувшись по плечи наружу.
Никто ему не ответил.
— Петя, а ведь я ждал тебя…
— Да?.. — Он поднял глаза, мне показалось, что на миг они вспыхнули, как тогда, в парке. И сразу потухли. Новиков опустил голову и прежним безразличным топом добавил: — Извини, не мог я прийти.
— Может, пойдем сейчас? Погода хорошая, кстати и прогуляемся…
— Нет, что ты! — поспешно возразил он, словно боясь, что его поведут насильно. — Сейчас тоже нельзя…
— Почему же? — поддержал меня Ваня.
Но не успел он закончить, как дверь распахнулась, и в комнату влетел молодой человек в светлом костюме. Его гладко зализанные назад волосы блестели, галстук — бабочкой.
— А…, — немного смешался он, — у тебя, оказывается, гости. Не помешал? Впрочем, я на минутку. Вот какое дело…
— Познакомься с людьми! — бесцеремонно прервал его Новиков. — Это вот мой товарищ по госпиталю, а рядом его друг, Нагорнов.
— Очень рад, Щеглов, — прищелкнув каблуками лаковых туфель, отрекомендовался он. — От роду двадцать лет. Сын собственных родителей, которые в моей помощи не нуждаются. Да, Петя?
Он захохотал, но никто это веселье не поддержал. Тогда бойкий молодой человек оборвал смех и подскочил к Новикову.
— У меня новость — закачаешься и упадешь!
— Ну?
— Редкое везенье.
— Не тяни, и так тошно.
— У Аллы сегодня свободно. Мамаша уехала к родственникам. Хата в нашем распоряжении. Остальное не проблема: вино, девочки, это я беру на себя. А ты на себя, разумеется, Аллочку. Так когда за тобой заехать?
— Я подумаю.
— Что? — Щеглов оторопело выпучил светлые глаза. — О чем ты будешь думать? Нам на редкость подфартило, не сходи с ума!
— До этого недалеко.
— Что-то я тебя сегодня не узнаю, — Щеглов подозрительно покосился на нас.
Мы с Ваней переглянулись.
— Мы пойдем пожалуй. Еще в институт надо зайти.
— Посидите немного, — ради приличия проговорил Петр, забывая, что сидеть у него решительно не на чем.
— Зайдем в другой раз.
— Ну, смотрите. Не смею задерживать.
— Что ты обо всем этом думаешь? — шагая по улице, спросил я своего друга.
Ваня помолчал.
— Тяжелый случай, — наконец проговорил он. — Похоже, твой летчик нашему приходу вовсе не обрадовался. Но а своему приятелю, кажется, еще меньше. Так что, думаю, не все потеряно.
И все-таки Новиков пришел к нам в общежитие. Застал он только Ваню Нагорнова. Тот очень ему обрадовался. Тему для разговора Иван всегда найдет, так что я увидел их увлеченно беседующих, словно они давно были знакомы. Подходили ребята, знакомились, делились новостями. Расторгуев и Меркулов продолжали спор о непрерывности судопроизводства. Петр прислушивался с интересом. Он рассматривал мои учебники, листал конспекты, пару раз украдкой вздохнул.
К вечеру, как всегда, у нас стало шумно и весело. Ваня отправился хлопотать на кухню. Заглянула Лида: «А, у вас гости, я зайду потом!» Новиков вопросительно взглянул на меня. В это время Иван, боком отворив дверь, принес большую миску каши, торжественно провозгласив: «Прошу к столу! Чем богаты…» Петя начал было отказываться, но Меркулов подхватил его под руку.
Каша была «на ять», заправленная салом (мама прислала из Краснодара) и пережаренным лучком. Меркулов и Расторгуев выложили конскую колбасу, где-то добытую Николаем. Сергей притащил большущую селедку.
На второе, как водится, чай. Заварки у Вани не нашлось, но он не растерялся: поджарил на огне корку черного хлеба и бросил в кипяток. Получилось, право, неплохо, даже цвет как у всамделишного чая.
— Дружно вы живете, ребята, — отставляя пустой стакан, заметил Новиков.
— Что правда, то правда, — согласился Расторгуев. Одной рукой он запихивал в рот кусок хлеба, а другой подвигал к чайнику кружку. — Живем даже весело, у нас ведь свой гармонист имеется, — кивнул он в сторону Меркулова.
— Коля, не отвлекайся, а то тебе сахару меньше всех достанется. Смотри, кончается уже.
— Не беспокойся, Витенька. Насчет этого маху не дам, — уверенно возразил Расторгуев.
Поздно вечером я пошел провожать Петра.
— Ты знаешь, мне что-то и в келью свою идти не хочется, — признался он. — Здорово все-таки у вас, честное слово.
— А ты приходи к нам почаще, всегда рады тебя видеть. Ребята у нас и правда хорошие. И вообще, признаюсь тебе, институт стал для меня родным домом.
Петр помолчал. Лицо его скрывала тень.
— Хорошо тебе, — вздохнул он. — И мать, и товарищи, и институт. А что у меня осталось в жизни? Отец погиб в начале войны, близких никого нет. Товарищи? Глаза бы мои на них не смотрели. Иной раз подумаю — ведь я летчик! Я в небо поднимался, и с какими ребятами! А кто теперь рядом со мною? Вор завскладом, секретарша, сменившая за два года четырех мужей, Щеглов — пустышка, папенькин сынок, ты его видел. Низко же я сел! И как вырваться из этого круга?
Я машинально смахнул волосы со лба. Взгляд Новикова на мгновение задержался на моей руке. Он осекся.
— Слушай, кому я плачусь? Я, практически здоровый мужик. Извини, Толя. Я понимаю. Ты сумел… Не перебивай. Я тоже смогу. Вот клянусь… Впрочем, к черту клятвы. Но я… Не провожай меня дальше. Спасибо тебе.
И он не оглядываясь зашагал прочь, сильно сутулясь и нагнув голову.
9
— Ты скучал по мне хоть немного? — Лида кокетливо прищурилась, ожидая ответа.
— Конечно, скучал, Лидушка…
— И я по тебе тоже. Даже каникулы показались слишком длинными. Хочешь, завтра устроим прогулку за город?
— Хочу, конечно. Только пригласить тебя не решался.
