***

– Не помню даже, как мне удалось открыть дверь, но, видимо, осилил. Вылетел на воздух – и побежал, куда глаза глядят. А дальше ты сам знаешь.

Теплов закончил рассказ и умолк, невидящим взглядом вперившись в танцующий огонек свечи. Молчал и Корсаков. Его душило неумолимое чувство стыда от того, что он бросил друга в беде, отправившись на зов ворона. Так они и сидели в тишине, пока меж досок сарая не просочились первые лучи солнца. Где-то в деревне пропел петух. Корсаков встряхнулся – стыд никому не принес бы пользы. Требовались знания и решительность.

– Не представляю, через что тебе довелось пройти, но ты справился, – хрипло сказал он Теплову. – Я знаю не так много людей, которым хватило бы смелости и воли поступить так же, как ты.

– Спасибо, – невесело улыбнулся Теплов. – Хоть раз в жизни мое баранье упрямство принесло пользу…

– Еще какую! – ободряюще сказал Корсаков. – Благодаря тебе и нашему невольному помощнику, – он неопределенно махнул рукой в сторону покойника – я представляю, с чем нам довелось столкнуться. Не хватает буквально пары деталей, но их я выясню тотчас же! И сниму с тебя их дурацкое проклятие! Ты меня знаешь, я обещаниями не разбрасываюсь!

– Ну да, – неуверенно кивнул Дмитрий. – Что будем делать?

– Для начала, прости, я должен спросить – ты абсолютно уверен, что не отпил из чаши священника?

– Да!

– Это хорошо, – Корсаков на минуту задумался. – В таком случае тебе нужно будет закрыться в гостевой комнате. Никого не слушай. Никого не впускай. Никому не доверяй! А мне нужно будет перекинуться парой слов с уважаемым Андреем Константиновичем…

Его блуждающий взгляд упал на останки Исаева.

– Ну, а в данном вопросе, пожалуй стоит проявить крайнюю осторожность…

10 мая 1881 года, вторник, утро, усадьба Маевских

Слуги оставили Маевских. Даже дворовые, служившие десятками лет верой и правдой, почли за лучшее перебраться в деревню. И было Андрею Константиновичу оттого горько. Горче оказались лишь слова матери, сидевшей тут же, в хозяйском кабинете.

– Я говорила, – прокаркала Мария Васильевна. – Я предупреждала, что так и будет! Слишком взрослый! Чужак! Своевольный! Нельзя было его отпускать!

– А что, по-вашему, следовало сделать, маменька? – мрачно осведомился Маевский.

– Будто бы сам не знаешь!

– А Таня? Как бы мы после этого ей в глаза смотрели?

– Таня – дитё несмышленое! – фыркнула старуха. – Погоревала бы – да образумилась.

Отвечать Андрей Константинович не стал. Вместо этого он уставился на тени, что рисовали на стене кабинета лучи восходящего солнца. И лишь спустя несколько мгновений понял, что пляшут они уж слишком резво для медленно встающего из-за горизонта светила. Маевский вскочил и подошел к окну.

Сарай, что он выделил гостям для найденного тела, ярко полыхал. Андрей Константинович яростно зарычал и бросился было к выходу из кабинета, но увидел, что в дверях уже застыл Корсаков.

– Да, как раз хотел вам сообщить о неприятности с сараем, – с невинным видом сообщил Владимир. – Не беспокойтесь, погода безветренная, других строений кругом нет, так что пламя не должно пойти дальше.

– Да как ты смеешь… – гневно взвилась Мария Васильевна.

– Матушка, погодите, – Маевский оставался спокойным. – Кажется, гость хочет со мной что-то обсудить. А пока же скажите Ольге и Тане, чтобы кликнули деревенских, пусть потушат пожар.

– Но…

– Матушка, не спорьте, – твердо сказал Андрей Константинович. Корсаков галантно пропустил старуху, которая одарила его взглядом кобры – разве что не зашипела.

– Боюсь, правда, что деревенские на ваш зов не откликнуться, – заметил Владимир, удобно устраиваясь в старом гостевом кресле. – Видите ли, они скорее ближе к тому, чтобы самостоятельно пустить вам красного петуха.

– Владимир Николаевич, не забывайтесь, – сказал Маевский опасно низким голосом. – Вы у меня в гостях. И в моей власти.

– Андрей Константинович, послушайте, – обратился к нему Корсаков. – Во-первых, как верно сказала ваша матушка (простите, вы общались на повышенных тонах, я не мог не услышать), вы уже допустили ошибку, отпустив Дмитрия. Неужели вы думаете, что, отправляясь к вам, мы не предприняли мер предосторожности? Если мы не вернемся во Владимир к четвергу, сюда, следуя оставленным нами указаниями, отправится исправник. Исчезнет он – прибудет казачий разъезд. А учитывая мои связи в жандармском… Простите, вы, скорее всего, даже не знаете о существовании такой службы. В общем, спокойной жизни в этом случае не ждите.

– А во-вторых? – терпеливо спросил Маевский.

– А во-вторых, – усмехнулся Корсаков. – Я знаю вашу тайну. И, как видите, совсем не удивлен. Понимаете ли, случаи, вроде вашего, в некотором роде моя профессия…

Он задумчиво извлек из кармана монету и перекатил ее между пальцами.

– Поэтому будь я человеком азартным, то в случае нашей схватки я бы поставил этот рубль на себя. Je suis plein de surprises.3

Корсаков немного блефовал. Отчасти – чтобы хорошенько напугать Маевского, дабы у того и мысли не осталось причинить им с Дмитрием вред. Отчасти – со злости, так как эта усадьба с ее обитателями, тайнами и болотами, откуда нельзя сбежать, не поставив на кон жизнь друга, порядком опротивела Владимиру. И, совсем немного – нужно быть откровенным – из-за собственного неуемного пижонства.

Маевский, однако, не выглядел напуганным. Он опустился в кресло напротив и выжидающе уставился на Корсакова.

– И откуда же у вас столь необыкновенное призвание? – поинтересовался он.

– О, в этом мы с вами немного похожи. Фамильные секреты, знаете ли. Вы обитаете в богом забытых болотах. Мы – якшаемся с нечистой силой.

– И в чем тогда мой фамильный секрет, раз уж вы утверждаете, что разгадали его?

– Попробую описать. Поправьте, если где-то ошибусь. Чуть больше века назад, ваш предок нашел в чаще часовню, а в ней – монаха. Он поделился с вашим предком секретом. В часовне сокрыто древнее существо, которое, с одной стороны, заперто на этом болотном острове, а с другой – обладает в его пределах значительной властью. Крупицей этой власти монах и развратил вашего предка и его семью. «Благодать каафова», о которой шепчутся ваши крестьяне – это кровь. Кровь существа из часовни. Но за все в этом мире нужно платить, даже посреди муромских болот. Кровь – за кровь. Князь Кропоткин, путешествуя по Сибири, открыл прелюбопытнейшие законы сосуществования среди разных животных, каждое из которых поступается частичкой собственной свободы ради взаимовыгодного союза. В случае вашего предка – собственный неприступный феод, послушное население, вечное изобилие. Неплохо, для обиженного на весь мир человека. Пока я прав?

– Продолжайте, – попросил Маевский, сохраняя непроницаемое лицо.

– Извольте, – согласился Владимир. – К сожалению, полнотой власти над вашим семейством обладает не его патриарх, а отец Варсафий. Ведь он и есть тот монах, найденный вашим предком? – Маевский кивнул. – О, чудо! Монах жив и бодр, а ваш предок – судя по всему, нет. И матушка стареет. Значит, бессмертием-то как раз Варсафий и не поделился. Благодать Каафова не бесконечна, а он – ее единственный властелин. Более того, у этой амброзии есть еще один недостаток. Вкусивший ее оказывается привязан к острову. Отдаляясь от Каафа он начинает болеть. Отчего возникает еще один деликатный момент – если бесконечно жить здесь, среди болот, то рано или поздно ваше семейство превратиться, пардон, в погрязших в кровосмешении вырожденцев. А это никуда не годиться, согласитесь! Вам нужна, простите за каламбур, не просто кровь, а свежая кровь. Так вы нашли жену – не по любви, вы просто забрали девушку, которую никто не хватится, и увезли ее к себе. И такую же судьбу уготовили Дмитрию. Да, он угодил к вам случайно, но Татьяна влюбилась в него. Так почему бы не воспользоваться столь удачным стечением обстоятельств. Предположу, что во время фамильных трапез вы начали его, так сказать, незаметно причащать благодатью. А когда он запросился уехать – отпустили, зная, что либо он вернется, либо его сведет в могилу ваше фамильное проклятие. И если называть вещи своими именами, то тайна семьи Маевских очень проста. Вы упыри. Вурдалаки. Кровопийцы из народных преданий. Итак, где я ошибся?