– Кар! – его спутник взглянул на Владимира в последний раз, взмыл в воздух и присоединился к собратьям, кружащим над прогалиной. Корсаков перевел взгляд со стаи обратно на тело – и понял, что вызвало такую ажитацию у птиц.

На теле и вокруг него черными пятнами валялись мертвые вороны. Приблизившись поближе, Владимир заметил на теле несколько ранок. Следы клювов.

– Интересно… – пробормотал он себе под нос.

В других обстоятельствах, вороны, должно быть, уже исклевали бы тело, но теперь что-то мешало им. Птицы, посягнувшие на покойника, сами упали замертво.

– Что-то мне это напоминает, – вновь сказал сам себе Корсаков и взглянул в небо, словно пытаясь разглядеть птицу, приведшую его сюда. – Посрамитель воронов, да?

На древнего нетленного святого труп не тянул. Скорее это был средних лет неприметный человечек, одетый во вполне современное дорогое пальто, из тех, что Владимир не замечал в гардеробе у Маевских или их крестьян. Хотя вернее было бы назвать одежду тряпьем – настолько дорогая ткань оказалась драной и заляпанной грязью и кровью.

К какофонии кружащих воронов добавился еще один звук, который Корсаков не сразу смог уловить. Озираясь, он отступил от тела. Звук приближался.

Кто-то бежал по лесу и кричал.

«Черт, Дмитрий!» пронеслось в голове.

Но прежде, чем Владимир успел рвануться в чащу, его друг сам вылетел на поляну с диким воплем:

– Помогите!

Корсаков шагнул ему навстречу, отчего Теплов резко затормозил, упал и попытался отползти обратно в лес.

– Дима, стой! Это я! – крикнул Владимир.

Безумный взгляд Теплова, блуждавший по поляне, сфокусировался на лице Корсакова. Дмитрий испустил длинный выдох и обмяк, утратив силы.

– Что с тобой? – взволнованно спросил Корсаков, опускаясь на корточки перед распростертым другом.

– Ты обещал присматривать за мной! – чуть не плача заявил Дмитрий. – Где же тебя черти носили?!

Владимир не нашелся с ответом, а лишь подвинулся в сторону, открывая Теплову вид на лежащий посреди поляны труп. Сначала Дмитрий не обратил на тело внимание, но, увидев покойника, вздрогнул и бегло перекрестился:

– Господи!

– Думаю, Он тут ни при чем… – проворчал Корсаков.

– Но… – Дмитрий запнулся. – Кто это?

– Хороший вопрос. Не знаю. Явно не из деревенских.

– Но тогда… – Дмитрий вдруг замолчал, а на лице его отразилась напряженная работа мысли. Он встал и нетвердой походкой приблизился к телу.

– Что там? – спросил его Владимир. – О чем ты думаешь?

– Думаю, что приметы совпадают, – севшим голосом ответил Дмитрий. – Кажется, мы нашли моего пропавшего предшественника…

– Дмитрий Гаврилович, вот вы где! – раздался оклик за их спинами. Владимир и Дмитрий мгновенно обернулись.

На опушке леса, тяжело дыша, стоял Андрей Константинович Маевский.

– Боюсь, вы не так нас поняли… – он перевел взгляд на Корсакова, словно впервые его увидев. – Владимир Николаевич, а вы что здесь делаете?

Корсаков вновь предпочел не отвечать – он отступил в сторону, открывая Маевскому лежащее на земле тело исчезнувшего месяц назад чиновника особых поручений Исаева. Сам Владимир при этом не спускал глаз с лица Андрея Константиновича.

Корсаков, несмотря на сравнительно юный возраст, почитал себя достаточно опытным знатоком человеческих эмоций. Профессия обязывала. Он успел повидать как очень хороших лжецов, так и очень плохих. Встречались люди, по лицам которых их намерения прочитать было невозможно – тот же жандармский полковник, не к ночи будь помянут…

Сейчас, глядя на лицо Андрея Константиновича, Владимир не испытывал ни тени сомнений – судя по шокированному виду, хозяин усадьбы видел мертвого чиновника впервые.

И это Корсакова чертовски пугало…

9 мая 1881 года, понедельник, ночь, усадьба Маевских

Под импровизированный морг Корсакову выделили холодный сарай на хозяйственном дворе за усадебным домом. Крестьяне, под бдительным оком Кузьмы Силыча (который как-то незаметно подвинул на задний план действительного старосту), внесли туда тело Василия Александровича Исаева. Владимир же извлек из дорожных сумок сверток с хирургическими инструментами. С опытными прозекторами Корсаков тягаться не смел, но кое-какие навыки, необходимые для фамильного дела все-таки получил. В результате они с Тепловым закрылись в сарае, а сам Владимир приступил к осмотру покойника.

Атмосфера в усадьбе накалилась. Дмитрий не смел поднять взгляда на Маевских (это касалось даже его ненаглядной Татьяны). Владимир и Андрей Константинович оставались в рамках приличий, однако глаз друг с друга не спускали. У Маевских, меж тем, также появилась причина недоверчиво коситься на Теплова – тот впервые огласил истинную цель, из-за которой оказался у них в усадьбе. И заодно упомянул, что (как и покойный) является чиновником особых поручений. Корсаков в этот момент смотрел не столько на Маевских, сколько на Кузьму Силыча. Глаза бывшего старосты, когда Теплов наконец-то официально представился, недобро блеснули. Корсаков был уверен, что какими бы силами ни обладали Маевские, ему удастся справиться с Андреем Константиновичем – остальные члены семьи представляли куда меньшую угрозу. А вот полторы дюжины деревенских, беспрекословно повинующихся Кузьме Силычу, вполне могли сделать так, что их с Дмитрием никто бы больше не увидел в царстве живых.

По чести, Владимир бы предпочел удирать как можно дальше от усадьбы с деревней и вернуться сюда даже не вместе с исправником и казачьим разъездом, как шутил Теплов. Нет, тут бы очень пригодилась помощь полковника – Корсаков поймал себя на мысли, что в сопровождении ротмистра Нораева он чувствовал бы себя куда спокойнее. Несмотря на то, что при их первой встрече жандарм был готов его убить. Но то дела прошедшие. Пока же гости, хозяева и их крестьяне молча разошлись. И в усадьбе, и в деревне сейчас явно шли разговоры о том, что делать дальше. А Корсаков даже не мог предложить сбежать – для Теплова это было бы верной смертью. Оставалось только сосредоточится на теле Исаева, которое, как надеялся Владимир, прольет свет на творящуюся вокруг чертовщину. Работать пришлось в свете принесенных из дома свечей и дорожного фонаря, который держал в подрагивающих руках Дмитрий.

На счастье Корсакова, бывший чиновник скончался сравнительно недавно, поэтому на долю новоявленного прозектора не досталось ни «ароматных» следов разложения, ни rigor mortis. Первым делом Владимир бегло осмотрел одежду Исаева, а точнее – на ее повреждения. Часть он мог списать на то, что бедняга бежал сквозь лес, падая и цепляясь за ветки. Однако кое-где видны были явственные порезы, а водном месте – даже следы когтей, не похожих на звериные. Если только в Муромских лесах не завелся пятипалый хищник.

Следом он обратил внимание на неестественную даже для покойника бледность. Под воротником на шее обнаружилась рана, нанесенная… Корсаков присмотрелся внимательнее, не веря своим глазам.

– Что там? – переспросил из-за спины Теплов.

– Я, конечно, не специалист в данной сфере, но, во-первых, это укус, – Владимир извлек из кармашка жилетки очки и нагнулся к шее Исаева, почти касаясь ее носом. – А во-вторых, я никогда не видел такого характера раны. После здешних хищников, вроде волков или медведей, остаются вполне типичные следы.

– А мог это оставить… человек? – Дмитрий содрогнулся.

– Сомневаюсь, – протянул Корсаков, отстраняясь от тела. – Я видел укусы, оставленные человеческими зубами. И прежде, чем ты задашь вопрос – не стоит, ты не хочешь знать, откуда мне это известно!

Теплов послушно закрыл рот.

– Человек таких следов не оставляет, – продолжил Владимир. – Тут дюжины и дюжины маленьких надрезов, точно в него что-то вцепилось и, за неимением другого слова, присосалось.

– Как пиявка что ли?!

– Да, огромная зубастая пиявка… – саркастически усмехнулся Владимир.

– Ну, по крайней мере мы теперь знаем, кто его не мог укусить, – внезапно фыркнул Дмитрий.