– Кто? – не понял Владимир.

– Мария Васильевна! Зубов-то у нее нет! – хохотнул Теплов. Вышло у него довольно нервно и неуверенно.

Владимир всем своим видом выказал скептическое отношение к чувству юмора своего друга и взялся за большие ножницы.

– Что ты собрался ими делать? – ужаснулся Теплов.

– Пока – ничего, от чего стоило бы отвернуться. Не беспокойся, отрезать части тела я не планирую.

Орудуя ножницами, Владимир срезал одежду Исаева. Взору его открылось тело, испещренное шрамами и укусами, подобными тому, что был найден на шее бывшего чиновника особых поручений. Но несколько глубоких царапин были оставлены не пастью, а ножом. Большинство из них пришлись на руки и ноги жертвы.

– Его пытали? – спросил Теплов, разглядывая своего покойного предшественника.

– Исключить этого, конечно, нельзя, но я сильно сомневаюсь, – ответил Корсаков.

– Тогда зачем столько ран?

– Знаешь, один британский ученый, Дарвин, предположил теорию, которую он назвал «естественным отбором» – что все существа развиваются под воздействием внешних факторов…

– Да, а еще он сказал, что мы произошли от обезьян, – оборвал его Дмитрий. – При чем здесь Дарвин?

– При том, что ты не дал мне договорить, – проворчал Корсаков. Он вооружился скальпелем, используя его, словно указку. – Обрати внимание на его раны. Какие тебе кажутся более свежими?

– Эээ… – протянул Дмитрий. Он нехотя подступил ближе к покойнику и осмотрел его. – Думаю, эти странные укусы?

– Именно, – кивнул Владимир. – А значит, мы видим практический пример эволюции. Тот, кто оставил эти раны, сначала пользовался ножом, но через какое-то время орудие стало ему или ей не нужным.

– Не нужным для чего? – не понял Теплов.

– А ты приглядись, – гостеприимно предложил Корсаков. – Нож был нужен, чтобы оставлять глубокие царапины. И сцеживать кровь. Потом раны обрабатывали и делали надрезы в других местах. Затем наш таинственный кровосос научился присасываться к нему своей странной пастью. Пока не выпил досуха. Исаева обескровили!

– Господи, – Теплов побледнел и отшатнулся. – Так вот, что это за ритуал я видел в часовне!

– Кстати, об этом, – Корсаков снял очки и устало потер глаза. – Ты так и не рассказал мне, что тебя там так напугало. Кажется, сейчас самое время, n’est ce pas?

***

Тяжелые двери часовни с лязгом закрылись за спиной Дмитрия, заставив его вздрогнуть. Он и Маевские оказались в мрачном сыром помещении с низким сводчатым потолком. Свет сквозь окна почти не проникал – их оплели корни циклопического дерева. Тьму рассеивали два факела, закрепленные в железных канделябрах на стенах.

Мебель в зале отсутствовала. Не хватало и привычного церковного убранства – ни свечей, ни икон, ни даже алтаря. Там, где он должен был находится, возвышался очередной крест, но очертания уродливого существа, на нем висящего, терялись в полумраке.

Как раз из-за распятия и появился вновь согбенный отец Варсафий – выпрямиться во весь рост ему мешал низкий потолок. В руках монах держал позолоченную чашу. Маевские расступились так, что Дмитрий оказался посреди их полукруга непосредственно против Варсафия. Озадаченный, Теплов начал озираться, пытаясь понять, как ему следует вести себя дальше. Семейство же молча опустилось на колени и склонило головы.

Дмитрий вновь повернулся к монаху, раздумывая, нужно ли следовать примеру Маевских – и вздрогнул. За те несколько мгновений, что Теплов не смотрел на него, Варсафий бесшумно преодолел разделявший их десяток шагов и теперь навис над молодым человеком. Взгляд его впился в глаза Дмитрия. На Теплова словно ухнул каменный свод часовни – такой вес лег ему на плечи. Противиться было бесполезно. Дмитрий сначала сгорбился, а потом и вовсе опустился на колени вслед за Маевскими.

– Кого славим мы, чада? – пророкотал Варсафий. Его бас, многократно усиленный эхом, словно весенний гром заполнил все пространство часовни.

– Святого Каафа, – торжественно, в унисон ответили Маевские.

– Кто спаситель и защитник наш?

– Святой Кааф.

– Чья благодать силы наши умножает?

– Святого Каафа.

– Почему вверяем себя ему?

– Ибо верим!

– Почему дары ему приносим?

– Ибо должно!

– Ныне, присно, и вовеки веков! Аминь!

Продолжая держать в одной руке чашу, другой отец Варсафий извлек из-под складок рясы кинжал. Сердце Теплова учащенно забилось. Он попытался шевельнуться, но взгляд монаха вновь приковал его к месту. Дмитрию почудилось, что на лице Варсафия при этом мелькнула усмешка.

Монах не торопясь обошел его и скрылся за спиной. Дмитрий слышал лишь шуршание одежды и тихий неразборчивый шепот, когда Варсафий подходил к каждому из Маевских. Почудилось, что Таня в какой-то момент тихонько и болезненно вскрикнула. Теплов тщился вскочить, обернуться, нащупать под плащом пистолет – тщетно. От того, что за спиной у него сейчас стоит огромный монах с жутким взглядом, держащий в руках острый нож, Дмитрий ощутил безоглядный ужас, от которого затряслись поджилки.

Но Варсафий внезапно вновь появился в его поле зрения, описав полный круг. Он встал перед коленопреклоненным Тепловым и вопросил:

– Андрей, владетель дома Маевских, достоин ли сей муж войти в семью твою?

– Достоин, – тихо ответил Андрей Константинович.

– Мария, старейшая из Маевских, готов ли сей муж принять благодать каафову?

– Готов, – прошамкала старуха, хотя уверенности в ее голосе не слышалось.

– Ольга, мать дочери своей, послужит ли сей муж роду вашему?

– Послужит, – произнесла женщина все тем же бесцветным голосом.

– Татьяна, невеста Каафова, сохранит ли сей муж таинство веры нашей?

– Сохранит, – Таня ответила быстро, порывисто, не раздумывая.

Варсафий довольно осклабился. Только сейчас Теплов заметил, что нож в руках монаха уже испачкан в крови. Не обращая внимание на его ужас, Варсафий опустился на колени напротив него и поставил чашу на пол. Дмитрий скосил глаза вниз, но в темноте так и не смог разглядеть ее содержимого.

Варсафий тем временем вытянул вперед руку – и не морщась полоснул по ней ножом. Будь на месте Дмитрия Корсаков, он бы несомненно узнал этот жест – точно также действовал старший Маевский в доме кузнеца прошлой ночью. Но Теплову оставалось лишь завороженно смотреть, как струйка крови стекает с руки монаха в чашу. Удовлетворенный результатом, Варсафий накрыл глубокий порез ладонью, зажмурился – а когда открыл глаза и убрал руку, Дмитрий пораженно увидел, что края раны мгновенно затянулись.

– Сие плоть Каафова! Сие кровь Каафова! – нараспев протянул монах. – Прими их, чадо, исполнись благодати его!

С этими словами, Варсафий протянул Дмитрию чашу, наполненную кровью.

Руки Теплова не слушались хозяина – против его воли они приняли жуткий сосуд.

– Пей, чадо, – почти ласково произнес Варсафий.

Стены словно бы сомкнулись вокруг Дмитрия. На него давил низкий потолок. Его жег испытующий взгляд монаха. Его обволакивало молчаливое ожидание застывших за спиной Маевских. Требовалось лишь одно. Самая малость. Совершеннейший пустяк.

Пригубить чужой крови из золотой чаши.

«Черт возьми!»

Внезапно раздался внутри уверенный голос.

«Я Дмитрий Теплов! Чиновник особых поручений при особе Владимирского губернатора! И я сейчас валяюсь на коленях в какой-то старой разваленной часовне! И собираюсь отхлебнуть крови?!»

– Дмитрий, не медли, – раздался из-за спины голос Маевского.

– Дима, пожалуйста, – прошептала Таня.

Но вместо того, чтобы успокоить его, голос любимой лишь разжег внутри яростный гнев.

С отчаянным криком Дмитрий разорвал невидимые цепи, стянувшие руки и тело, и запустил чашей в стену. Варсафий отпрянул. Маевские за спиной испуганно охнули.

Но Дмитрий уже поднялся с колен, выхватив револьвер.

– Прочь! Все прочь! – не своим голосом крикнул он.