Именно удобный обзор и яркий лунный свет позволили ему увидеть темную сгорбленную фигуру, медленно приближавшуюся к опушке леса. В вытянутой руке она держала свечную лампу. Разглядеть лицо в темноте и с такого расстояния не представлялось возможным, но по фигуре и походке Корсаков решил, что перед ним старуха Маевская. Куда она идет в столь поздний час? А главное – зачем?

Маевская остановилась у опушки леса и опустила фонарь перед собой на землю. Корсаков приник к окошку, ожидая, что произойдет дальше. Из леса раздался протяжный волчий вой, от которого в жилах стыла кровь. Маевская воздела вверх руки – и с опушки на прогалину выплеснулся густой туман. Он медленно полз к одинокой фигуре, стелясь по густой траве. А с туманом появились и силуэты волков. Те крадучись приближались к старухе, обходя её полукольцом, но она, похоже, не проявляла ни малейших признаков беспокойства. Приблизившись к ней и частично выйдя из тумана, звери припали к земле и улеглись, настороженно прижав уши к головам. В лунном свете Маевская начала жестикулировать – и Корсаков понял, что имел в виду его друг, рассказывая об увиденном. Старуха не просто разговаривала с волками – нет. Пусть даже слова не были слышны, но Корсаков мог поклясться, что Маевская проповедует, а улегшиеся полукругом звери внимают ей и понимают. Так прошло несколько минут. Наконец, старуха взмахнула руками, гоня волков прочь, и те исчезли обратно в лесу. Туман нехотя вполз за ними следом. Маевская же подняла фонарь и посеменила по лугу обратно в усадьбу.

Решив, что приключений за одну ночь с него достаточно, Владимир спустился обратно в подвал, выбрался наружу и вернул на место засов. Оставалось вернуться в усадьбу незамеченным. Корсаков рассчитывал, что после ночных вояжей и Маевский, и его мать будут слишком утомлены, а значит он сможет беспрепятственно забраться обратно в окно. Уже отходя от мельницы Владимир краем глаза заметил, как что-то зашевелилось на опушке. Оглянувшись, он увидел волка, который внимательно разглядывал Корсакова, стоя на краю леса. Владимир замер, стараясь не спровоцировать хищника, но тот оставался недвижим. Медленно молодой человек потянулся к карману дорожного плаща, который оттягивал тяжелый револьвер «Ле Ма». Нащупав рукоятку, Корсаков взвел курок и, не вынимая оружия, навел ствол в сторону волка. Тот равнодушно оглядел Владимира, развернулся и потрусил обратно в лес. Миг – и хищник растворился в зарослях. Только теперь Корсаков понял, что все это время боялся вздохнуть. В голове промелькнула шальная мысль – если даже старый крестьянин не скажет барину о том, что видел Владимира в окне, то уж волк-то точно сможет наябедничать Маевской. Усмехнувшись про себя абсурдности ситуации, он двинулся к главному дому.

9 мая 1881 года, понедельник, утро, усадьба Маевских

– Дмитрий Гаврилович, раз уж мы намереваемся породниться, то не согласитесь ли вы сопроводить нас на вечернюю службу? – спросил старший Маевский.

Утро выдалось на удивление солнечным и теплым, поэтому завтрак подали на крыльце. Семейство вновь собралось в полном составе, и даже Теплов присоединился к ним за трапезой. Столь радикальное решение он принял по итогам ночного разговора.

Когда Корсаков снова влез в окно усадебного мезонина, Дмитрий сладко дремал, устроившись на диванчике. Владимир присел рядом и толкнул старого друга. Тот встрепенулся и осоловело огляделся вокруг.

– Как я погляжу, спрашивать тебя о событиях в мое отсутствие бесполезно? – укоризненно спросил Корсаков.

– Ты недооцениваешь меня! – гордо возразил Теплов и сунул под нос другу свой указательный палец. К нему была привязана нитка, другой конец которой обвивал ручку двери. – Я могу с уверенностью утверждать, что никто не пытался проникнуть сюда незамеченным. Старые трюки из кадетского корпуса, знаешь ли. Но рассказывай! Что-то нашел?

– Боюсь, что так. Завтра утром, как только рассветет, ты идешь к своей невесте и объявляешь, что ты уезжаешь. Желательно – вместе с ней, но это не обязательное условие.

– Что?! – задохнулся Дмитрий. – Ты в своем уме?!

– Да! И оставь при себе свои бредни про «диких горцев» и «разбитое матушкино сердце». Единственное, что удерживает меня от немедленного отъезда – уверенность, что сунуться ночью в местные болота опаснее, чем остаться в усадьбе. Но завтра к обеду мы уже будем в ближайшем относительно цивилизованном селении, даже если мне придется тащить тебя силой.

– Без Тани я точно не уеду, но ты ничего не забыл? – уточнил Теплов. – Может быть, во время ночных странствий ты наткнулся на чудодейственное средство, которое позволит мне не выхаркать легкие в ближайшем «относительно цивилизованном селении»?

Корсаков не нашелся с ответом. Действительно, разнюхивая странные обычаи Маевских и их крестьян, он настолько увлекся расследованием, что упустил из виду первостепенную причину, которая его сюда привела. И Дмитрий абсолютно справедливо ткнул его в это носом. Владимиру лишь оставалось сесть на кровать и с извиняющим видом поглядеть на друга. Выдавить из себя оправдание он не смог.

Теплов, однако, не стал втирать ему соль в раны. Он еще по университету прекрасно помнил, насколько горд и обидчив может быть Корсаков. Несмотря на прошедшие годы, Дмитрий сомневался, что Владимир сильно переменился. Но узы дружбы, которые сложились меж двух бывших студентов, оставались достаточно прочны, чтобы оба хорошо представляли, когда стоит просто понимающе промолчать.

– Так что успел увидеть? – наконец спросил Теплов.

– Достаточно, чтобы поверить в твои россказни, – усмехнулся Владимир, ободренный возможностью возобновить разговор. – Дело, действительно, нечисто. Я не понимаю пока, с чем мы столкнулись, но твои будущие родственники не кажутся мне безобидными сектаторами2-отшельниками. Уверен, что заговоренное кольцо вокруг болот проложено не просто так.

– И что ты предлагаешь делать?

– Ну, для начала – никому не доверять.

– Даже Тане?

– Особенно Тане, – отрезал Корсаков. – Но с важной оговоркой. Маевские явно не дураки. Они знают, что ты не просто так вернулся, тем более – с сопровождением. Связать отпущенный срок и внезапную болезнь способен любой дурак, даже такой влюбленный, как ты. А значит, за нами будут присматривать.

– Но если все настолько опасно, то почему им просто не избавиться от нас? Медвежий угол. В деревне и усадьбе все свои.

– А вот это интересный вопрос, – кивнул Владимир. – Возможно, конечно, они опасаются того, что наша пропажа привлечет к ним более пристальное внимание… Но вряд ли. Им логичнее было бы не отпускать тебя, а убить на месте. А Маевские вместо этого сделали так, чтобы ты вернулся. Значит, ты им для чего-то нужен. И пока эта цель не выполнена – ты можешь чувствовать себя в относительной безопасности. Так что веди себя максимально естественно. Очаровывай родителей. Томно вздыхай по Татьяне. Пусть вся их подозрительность будет направлена на меня.

– Да? – Теплов задумался. – В таком случае, я пожалуй соглашусь на их еду. Все равно искать средство от моей хвори придется, а сидеть впроголодь на вяленом мясе выше моих сил! Но ты-то, конечно, не поддавайся! Сам говоришь, я им нужнее, а к тебе и подозрений больше!

Владимир подавил острое желание запустить в друга тяжелым ботинком. На том и порешили. И вот теперь, в ясном свете майского солнца, они сидели на усадебном крыльце, когда Маевский внезапно обратился к Дмитрию.

– Прошу простить. Для вас, столичных господ, это может показаться странным, но мы здесь люди набожные, – продолжил отец семейства. – Господь и святые помогают жить в такой глуши.

Корсаков остро ощутил, что взгляды собравшихся устремились к Дмитрию. Даже Мария Васильевна прервала свой мерзостный ритуал – после завтрака она с причавкиванием мусолила беззубым ртом сушку. Все ждали ответа Теплова.