— Ты чувствуешь это горячее чувство праведной ярости, которая подымается у тебя в груди, когда ты думаешь, как он проводит время в доме другой девушки? — заговорщически уточнила она, заставив Беатрис серьезно задуматься, а какие в принципе были между ними отношения в первую очередь.

С одной стороны, как и было сказано они познакомились всего два дня назад, успев перекинуться всего десятком фраз — это был аргумент логики, настаивающей что они просто знакомые. Ну в лучшем случае товарищи, объединенные общей тайной.

С другой стороны, кто вообще стал бы слушать логику после всего что между ними успело произойти? Память услужливо подсовывала Беатрис сцены теракта напоминая с каким беспокойством он смотрел на нее, спасая от смерти. Не говоря уже о том насколько комфортно, она чувствовала себя лежа у него на руках после этого.

Но, ее подсознание устало продолжало твердить что все эмоции испытываемые, и в тот момент, и сейчас были всего лишь проявлением эффекта подвесного моста. Вот только не он выступал главным топливом сомнений. Скорее напротив — оставаясь спасительным плотом для зависимой от окружающих девушки, тот удерживал ее от бездумных решений.

Роза… ее мама, настаивала на том что между ними двумя появились романтические отношения, но она же пыталась донести до Беатрис что та должна была следовать только за собственными мыслями. Оба этих утверждения, в тот миг, тянули душу девушки в разные стороны, оставляя безмолвно сидеть на заднем сиденье машины, расфокусированным взглядом смотря на ожидавшую ответа женщину. Специально поставив ее перед выбором Роза, терпеливо подводила Беатрис, к возможно, первому, действительно, ее собственному, серьезному решению в этом мире. Что бы она не ответила — ее слова примут и не осудят, позволяя не беспокоиться об неоправданных ожиданиях.

И потому девушка, уйдя в себя, заново переживала события того судьбоносного дня, сквозь ужас стремясь получить четкое понимание той грани, которая отделяла благодарность от влюбленности. И именно что благодарность по итогу недолгих размышлений и склонила чашу весов в сторону признания наличия зарождающихся чувств. Сложно уловимые, непривычные, а от того не понимаемые их обладательницей, они вполне могли оказаться спутанными с чем-то еще, хоть с тем же страхом, они томились в глубине души Беатрис, раз за разом прокручивая эпизод, заставлявший ее сердце сжиматься от жалости. Обращенные к ней, но не предназначавшиеся быть услышанными слова благодарности, увенчанные шепотом извинений, заполонили разум девушки, и далеко не сразу до нее дошел весь скрывавшийся за ними смысл.

Ведь, если вдумываться в поведанное, открывалась печальная картина, в которой Беатрис заняла место, не последнего, если судить по вложенной тоске, человека в его жизни. Она не знала кем приходилась та, другая она, этому человеку — другом, знакомой, возможно даже возлюбленной, но не было сомнений что пусть и скрыв это от мира тот скорбел об ее утрате. И, даже несмотря на это, он смог отделить фантом прошлой вселенной от ее собственной личности. Он обращался именно к Беатрис этой эпохи — обращался к ней, и только она отражалась в его глазах, лишенная фасада сторонних надежд.

Роза говорила, что он обманулся ее улыбкой, но судя по всему такой была ее ложь во благо, должная подтолкнуть ее к собственным выводам. И даже если Беатрис лишь выдавала желаемое за действительное, ей хотелось верить, что тосковал он о том, что стал гонцом совершенного вселенной за нее выбора. Вот только до того момента, все, да и она сама принимали такое положение вещей как должное. Роза была той, кто прямо поставил ее перед фактом неправильности такой жизни, но именно он первым обратил на это внимание. А ведь ему не были доступны отражения в тенях, и все же он заметил…

Не успев отблагодарить его в тот раз, сейчас её порывом было отплатить сто крат, не ограничиваясь простыми словами, но помогая нести ношу, о которой он так же не просил, и тем не менее даже не задумывался о том, чтобы бросить. И вслед за первым, пришло второе осознание: ответственностью этого человека было слишком легко воспользоваться. Придя из мертвого мира, он должен был слишком дорожить живыми и потому обречен страдать за свою доброту. Такие же ничтожества что задавили личность Беатрис, обязательно попытаются воспользоваться его милосердием, преследуя свои алчные цели. Избравший целью защищать других, он не задумывается о собственной безопасности, и насколько бы силен тот ни был, рано или поздно это приведет к трагедии.

Если смотреть объективно, то на его фоне Беатрис была ужасно слаба, недостойна импровизированной роли защитницы и буквально кто угодно справился бы с этой задачей лучше. Но было и нее одно конкретное преимущество, и сейчас она говорила вовсе не о дарованных Богом силах. Просто в отличии от остальных ей, банально, мало что было терять — всего два человека теперь составляли ее мир, и ради них она была готова на что угодно. В этом Беатрис была уверена.

Может быть в ней все еще говорили старые привычки, но в таком случае не подстроилась ли бы она и под мисс Рашель, отрицая рвущийся наружу гнев от осознания, что кто-то мог недобросовестно обойтись с ним, пока Беатрис не видела? Как и нарастающую ярость от перспективы оказаться бесполезной, занявшую место более привычного для нее принятия.

— Очень хорошо чувствую, — подытоживая все обдуманные за последние несколько минут переживания произнесла Беатрис. Тихо, но решительно, вызывая искреннюю радость на лице Розы, которая кивнув, пояснила что стояло за ее вопросом:

— Как и следовало ожидать — ревность, оказалось очень удобной эмоцией в подобном вопросе. Ее тяжело нормально подделать, она заставляет мозг вспоминать даже мелкие детали, а главное свободно пробивает маску неподготовленного человека, — она ненадолго замолкла, позволяя им с мисс Рашель осознать сказанное, после чего с предвкушением в голосе продолжило, — а значит операция под кодовым названием «в любви как на войне» объявляется начатой. Щас мы все узнаем про то на какой стадии их отношения с этой…

— Ирэн, — со вздохом подсказала мисс Рашель, даже не скрывая своей усталости от беспочвенности подобных заявлений. Вот только следующие слова Розы уже вынудили ее экстренно взбодриться:

— И если эта Ирен, посмеет ставить вам палки в колеса, то скажем так, продолжая аналогию — на войны солдаты теряют конечности, — угрожающе протянула она.

— Что конкретно это должно значить!? — опасаясь за свою студентку поспешила уточнить мисс Рашель.

— Мы сломаем ей ноги, чтобы знала, как за чужими парнями бегать, — пожав плечами пояснила Роза, но встретившись с шокированным взглядом женщины, «смягчила» приговор, — ну ладно, из уважения к тому что она твоя студентка сломаем всего одну ногу и то аккуратно.

— «Битва» за чужое сердце не подразумевает буквальных увечий! — не удовлетворившись такой «поблажкой» воскликнула мисс Рашель.

— Ну и что она по-твоему должна представлять, мисс незамужняя за тридцать? — покровительственно хмыкнув, уточнила Роза.

— Во-первых, что угодно но точно не это, и во-вторых, при всем уважении, Вы находитесь ровно в таком же статусе, — слегка стушевавшись в конце парировала та. В опустившейся тишине Беатрис отчетливо слышала стук пальцев по рулю, а внезапный прилив уверенности начал постепенно сходить на нет, оставляя ту в смущении из-за обсуждения ее личной жизни.

— Психологический террор значит, — повернувшись к Рашель после минуты молчания, протянула Роза, — я уважаю на какие методы ты готова пойти чтобы помочь своей студентке в отношениях.

— Я не…

— И поэтому с этой минуты война начинается уже между нашими лагерями. Лучшей сводницей окажется та — чья любовная подопечная первой дойдет до финиша, — решительно заключила Роза, протянув руку чтобы скрепить акт начала сражений. Пару секунд отсутствующим взглядом смотрев на нее Рашель по итогу со вздохом сдалась, видимо поняв, что отрицание ник чему не приведет.

— Только без членовредительства, — тут же постаралась добавить условия она.