Наш покой нарушил женский вздох. У входа в палатку возник худощавый силуэт, за его спиной оранжевые лучи размывали очертания хозяина силуэта. Человечек поменьше прятался в ногах матери. Сдавленный стон добрался до меня с просьбой поскорее оставить это место и продолжить путь, даже если цель его до сих пор не была мне точно ясна.

Женщина с девочкой забрались в палатку и уселись подальше от кольца. Детские глазки светились так же, как у старика. Яркие, будто два фонарика, заблудившихся в желобах Анухе. Малышка осмотрела меня с ног до головы и спряталась под лоскуты своего отца. Тот как раз закончил с шитьём и обратил внимание на вернувшихся. Женщину от поцеловал в висок, а девчушку приобнял на плечо, чтоб та хоть немного перестала меня бояться. Или бояться того предмета, который я безвольно сюда притащил. Из-за него жена Еретика так грозно на меня пялилась. Её раздражал символ культа, она ненавидела обоих в разной степени, преданная и Советом, и Троебожием.

Я не стал дожидаться, пока попросят уйти ещё раз. С трудом, но мне удалось подняться. Колени хрустнули так громко, что девочка вздрогнула и ещё глубже закопалась в одеяния своего отца. А тот только смешливо хмыкнул в спокойном ожидании, пока я оставлю их одних. Кольцо легло в руку холодным прикосновением. Морозящий металл будто обжигал кожу, и я невольно прижал стиснутый кулак к груди, чтоб согреться. Фиолетовый цвет тут же разыгрался с прежней силой, заставив женщину, чьи волосы сбились в плотные колтуны на затылке, спрятаться за спину супруга. А тот как сидел, сложа ноги перед собой, так и сидит. Не смотрит на кольцо, он всё ещё глядит мне в глаза. Ищет там ответы на незаданные вопросы.

— Благодарю вас за еду и укрытие.

Прощаться не стал, лишь поклонился и выскочил из палатки, рёбрами ощущая, куда меня потянет кольцо. Оно, почувствовавшее привкус свободы, тут же развернулось в противоположную сторону от семьи Еретика. Я последовал зову артефакта, боясь, что до пристанища Троебожия больше не доведётся ни есть, ни пить, ни спать. А расстояние всё ещё неизвестно. Смогу ли я в смирении принять свою смерть? Не уверен, лишь безмолвное кольцо знает, что происходит сейчас во всём мире, но молчит. Оно сохранит свой секрет, даже если я бездыханно свалюсь по пути. Кто-нибудь другой подберёт, уверен, у символа культа всегда был и будет хозяин. В этом смысл веры, я полагаю.

Голод пропал, усталость сошла на нет, артефакт превратил меня в вечный двигатель из плоти. Несколько Отсчётов я плёлся по пустыне, провожая Солнце за полоску горизонта, словно прощался с лучшим другом. Пустынные ландшафты бездумных скитаний сменились, к моей огромной радости, на извилистые тропы. Заметив их одновременно со мной, кольцо загудело так сильно, что стало сложно его удерживать в руках. Вот-вот выпрыгнет из пальцев и покатится своей дорогой. Не догонишь — так сам виноват, если сгинешь в мёртвых землях планеты.

Сопки возвышались справа и слева, я следовал протоптанными путями, не ставя под сомнения тягу кольца. По бокам образовались настоящие каменные стены, и ничего вокруг не видно, кроме потемневшего неба над головой. Чем дальше, тем плотнее под ногами становилась почва. Иной раз и нечто серое мелькало, кусочки асфальта, пластины металла. Узнаваемые линии неона тянулись вдоль моего следования, только не горели. Пустые трубки вели к чему-то знакомому, но неродному. Это Город, он тут был всегда, или его забросили так давно, что и не вспомнит никто?

Вонь человеческой грязи пробилась в ноздри, я прикрылся одной рукой, практически выронив артефакт. Он дёрнулся ещё раз, и плечо чуть не выпало из сустава. Я пролетел метра два, преодолев поворот дороги, а за ним — огромная площадь, в её середине — высокая башня. Верхушкой сливается с загустевшей темнотой космоса, истончающейся на кончике. У основания развалились остатки домов. Каменные, металлические. Тонкие линии разрушенных каркасов торчат как антенны, тянущиеся к главному строению, неспособные и близко встать с его величием. Они осыпаются прямо на глазах, превращаясь в клубы фиолетовой пыли.

Я не сразу нашёл в себе желания и энергии подняться. Кольцо стонало, тянуло дальше ноющую руку. Волоча коленями по земле, я протащил за собой две борозды из грязи и металлической стружки. Кожа нагрелась, там костюм практически насквозь протёрся, чуть оголив нежное тело. Мы пустились в бег, постепенно приближаясь к Городу. От него веяло затхлостью, он пах запустением, но еле уловимые волны вибраций, прямо как у кольца, исходили и от башни. Она расплывалась в глазах, не желающая принимать постоянную форму. Переливается, будто изгибается и болтается в воздухе. Её основание так же не видно не только из-за обрубков других зданий. Башня парит, не желая иметь никакой связи с планетой и миром людей.

Мимо тлеющих камней я двигался сквозь пыльную дымку. Кольцо чуть поуспокоилось, увидев своего хозяина. Его натяжение ещё ощущаю, хоть и оно перестало так сильно выбивать из равновесия. Аура Города втягивала в себя, и дышать тут легче. Будто свищ покинул лёгкие, а старость отпустила кости. Ноги больше не такие тяжёлые, в плечах не натянуты порванные жилы. В этом беспамятстве я чуть не угодил на мину. Узна́ю такую в любом случае. Чуть присыпанная мелким песком, она выдала себя мигающим красным огоньком. Наступишь на такую, так разлетишься на кусочки, пусть и ударная волна слабая. Видел, как гусеницы превращались в вязкие лужи, попав на мины. А тут они зачем? Пещер не различить, ни единого трупа Анухе. И вот мелькают знакомые очертания в камнях. Человеческие черепа, раскиданные тут и там. Все без нижних челюстей.

Аккуратно следя за каждым шагом, я пробирался к башне. Засыпанные песком разрушенные фундаменты медленно превращались в двухэтажные обрубки, те постепенно преобразовывались в лишённые верхушек небоскрёбы. Системы ярусов тут не наблюдалось, и непонимание строения Города сбивало с толку. Так непривычно просто двигаться к центру, всего лишь разметая ногами песок, лишь бы под подошвой не оказался металлический круг с мигающим огоньком. Кольцо больше не тянет, но вибрирует куда сильнее прежнего. Оно находится в таком же сильном предвкушении, как и я, вот только знает, что нас ждёт. Будущая неизвестность для меня сливалась с опасностью местной атмосферы. Без оружия тут ощущаю себя куда беззащитнее, чем в пещерах. Здешняя угроза сулит более жуткую смерть, чем мандибулы Анухе.

Очередной треснувший пополам небоскрёб преградил дорогу. Вижу пути обхода, они скрыты тенью. Лучи солнца сюда почти не доходят, и влажная, холодная темнота погрузила небольшую площадь в свою пучину. Мурашки по телу, воображение шепчет на ухо всякие мерзости. Или же это кольцо предупреждает об опасности. Думаю, ему плевать, если конкретно я погибну, артефакту нужен носитель — тот, кто притащит его в башню. А потом будь что будет.

Песок забился в сапоги. Кожу колет, мелкие кровоподтёки точно начали заполнять обувь. Хлюпает, липнет к голеням. Превозмогая боль со стиснутыми зубами, я поднялся на песчаную сопку. Отсюда можно взобраться на обрушенный этаж, а сквозь него уже проползти на ту сторону небоскрёба. Ещё более густая темнота образовалась вокруг. Гул тишины заставляет перепонки создавать ебучий вист, от которого не избавишься, даже если заткнёшь уши руками. Освещая путь кольцом, я двигался за его подёргиваниями. Ничего не вижу дальше двух метров. Постоянно смотрю вниз, чтоб не запнуться ни обо что. Арматуры торчат тут и там, искорёженный металл стремится проткнуть мой костюм и ржавчиной впиться в мясо. Потрескавшийся полимер рассыпался на полу, смешался с давнишней пылью. Чем дальше, тем больше, и хруст появляется посреди гнетущей тишины. Слишком громко, и ощущение, будто вот-вот заметят, как я крадусь, словно вор, своей же добычей открывая путь в тени.

Случайные дыры в потолке пускали последние Солнечные лучи. Я плёлся совершенно наедине со своим усталым мозгом. Он мыслил, постоянно говорил сам с собой, и так не хочется следить за этим монологом. Глазами я прилипал ко всему, до чего дотягивался взглядом. Полная разруха копила детали, повсюду раскидав признаки жизни. Обрывки ткани, обугленные поленья. Дыма нет, но дерево будто только недавно остыло. Тонкие нотки тепла добирались до моего лица, и дрожь в руках только усиливала ощущение — я тут не один, даже если никто меня пока не заметил.