А рядом с ним вилась счастливая дель Ромберг, не обращая больше ни на кого внимания.

Морских чертей мне в шляпу… Я, конечно, всего ожидал…

Но вот эта картина меня удивила.

— Отец, — окликнул я Лагранджа.

— А, сынок, здравствуй, — улыбнулся он.

Я взглядом указал на труп и спросил:

— Лучше?

— Ой, прости, — смутился он. — Этот недостойный много лет раздражал меня.

И он улыбнулся. Очень хищной улыбкой. Иногда я вижу такую улыбку у собственного отражения в зеркале…

В тихом омуте, как говорится. Хотя я с первых дней своего перерождения знал, что Лаграндж превосходный фехтовальщик. А истинное мастерство в одних лишь тренировочных боях не обретёшь.

— Что ж, всё хорошо, что хорошо кончается, — улыбнулся я.

— Похоже, зря мы спешили, — проговорила Урсула, оглядывая поле боя.

— Ой, вы уже здесь? — только сейчас к дель Ромберг-старшей вернулась способность соображать.

Не переставая счастливо улыбаться, она не отходила от моего отца.

— А как же морской бой? — проговорила она.

Нда уж, эта женщина меня пугает! Хорошо, что я не связался с ней, когда был Леоном Джонсоном. Вокруг трупы, кровь, её остров едва не захватили, а она, что? Строит из себя мартовскую кошку?

— Всё закончено, — хмыкнул я. — Слышишь? Тихо. Народ сейчас вылавливает выживших моряков эскадры.

— Выживших? — нахмурилась дель Ромберг.

— У меня нет желания казнить обычных матросов, — сухо ответил я.

— Понятно, — она поморщилась, кивнула, а затем вновь улыбнулась: — Получается, за один месяц из-за двух Лагранджей Виктория лишилась двух Вице-Премьеров? Поразительный результат!

— Вот только расслабляться не стоит…

После моих слов дель Ромберг, Лаграндж и мои офицеры напряглись, ожидая продолжения.

— Метрополия так просто это не оставит, — закончил я мысль.

— И? Что ты предлагаешь? — быстро спросила губернатор.

Я улыбнулся, сгорая от нетерпения поскорее привести в исполнение свой план.

— Завтра мой корабль покинет Бун. Пора напомнить Метрополии, почему истинного капитана Лудестии зовут Хозяином Морей!

К чести дель Ромберг-старшей, она быстро взяла под контроль свою так неожиданно проснувшуюся юность, и смогла посвятить себя делам. А их у главы острова Бун скопилось немало — нужно было разобраться со всеми сдавшимися матросами, успокоить горожан.

К счастью, ни остров, ни город особо не пострадали во время ночной битвы.

Люди были несколько напуганы, но в то же время воодушевлены! Слухи о победе над эскадрой, вдвое превосходящей нашу в численности кораблей, и о том, что «Бессменная Виктория» теперь будет охранять воды острова Бун, разнеслись по Торвилю и всему острову со скоростью лесного пожара.

Когда мы с Урсулой ехали на самоходной карете по улицам, люди махали нам, улыбались и скандировали моё имя и имя Лудестии.

— Думаю, к вечеру все они будут знать о преступлениях этого мерзавца Барелли, — глядя на горожан, изрекла Урсула с задумчивым видом.

А затем неловко улыбнулась и помахала в окно девчушке, размахивающей цветочком.

— Да, — согласился я. — Дель Ромберг подаёт это как основную причину наших действий.

— Она хочет, чтобы люди считали нас героями и чувствовали, что сами находятся на стороне… правды. Деяния достойны правителя.

Я взглянул на Урсулу и усмехнулся.

— Звучит так, будто мы на самом деле не на стороне правды.

— Эй! — возмутилась она и уставилась на меня. — Не перевирай мои слова. Я всего лишь хочу сказать, что эта странная женщина на удивление хорошо справляется со своей работой. Хотя, если смотришь на неё, создаётся впечатление, что её интересуют лишь половые сношения!

Я удивлённо округлил глаза, а затем, наклонившись к лицу Урсулы, прошептал:

— Не думал, что тебе известны такие слова?

— Эй! Я, что, по-твоему совсем не образованная⁈ — от возмущения она покраснела и упёрлась мне руками в грудь, пытаясь меня оттолкнуть.

— Нет, что ты. Я думал, ты используешь фразочки вроде «делать као-какао».

Она покраснела ещё сильнее, натужно выдохнула и отвернулась к окну.

Карета остановилась.

— Приехали, — известил я. А затем предельно серьёзным тоном спросил: — Ты готова?

— Да, — ответила она тихо.

— Спасибо, что согласилась.

— Ты говорил, что это важно для тебя, — пробурчала девушка.

Какая же она милая в своих растерянных чувствах.

Я снова наклонился к ней и прошептал:

— Хочешь, я поцелую тебя в благодарность?

— Нет! Всё! Выходи! — вновь взбеленилась Урсула.

— Ладно-ладно, помню. Никаких поцелуев, пока не спасём племя.

Я ловко спрыгнул с подножки, обошёл карету, желая открыть дверь даме, но Урсула справилась и без моей помощи.

Ишь, какая быстрая.

Я молча предложил ей опереться на моё предплечье.

Поколебавшись, девушка положила на него свою с виду хрупкую ладошку.

Мы направились в сторону нужного дома, Урсула смотрела на него с любопытством. Когда уже были близко, я вздохнул и произнёс:

— Да говори уже, не стесняйся.

— Что я должна сказать? — не поняла она.

— Что-нибудь в духе — после дома Лагранджа это выглядит как норка накеров.

Девушка нахмурилась и недовольно покачала головой.

— Ты совсем обо мне плохого мнения? — спросила она. — Думаешь, я стану оскорблять дом, в котором живёт важный для тебя человек? Или с которым связаны унаследованные тобой воспоминания? Не говоря уже о том, что я видала на родине хижины и меньших размеров. А совсем недавно и вовсе меня держали в тесной темнице.

Столько осуждения и обиды было в её взгляде, что я опустил голову и произнёс:

— Прости. Рядом с тобой я почему-то веду себя по-дурацки.

— Только ли рядом со мной? — хмыкнула она.

— Хочется верить, что да, — ответил я, глядя ей в лицо.

Ну вот опять она покраснела. Как-то жарковато сегодня на острове.

Мы подошли к двери, и я постучал.

— Входите-входите! — послышался за дверью радостный голос.

Я взялся за дверную ручку, потянул её и нам в лицо ударил запах свежей выпечки.

— М-м-м… Как вкусно пахнет… — с наслаждением проговорила Урсула.

Как раз в этот момент в коридоре с низеньким потолком показалась моя матушка и, увидев нас, расплылась в улыбке:

— Нравится, доченька? Рада слышать. Проходите к столу. Поедим, пока горячее.

Урсула смутилась.

Я представил женщин друг другу, и мы проследовали на кухню. Плюшки, что напекла мама, в самом деле были превосходные.

Ели мы молча, матушка, правда, поглядывала на Урсулу каким-то хитрым взглядом, а Урсула держала спину прямо, чуть опустив веки. Вряд ли будущего вождя племени обучали подобным манерам — видимо, нахваталась за год жизни среди цивилов и теперь пытается вести себя «по-цивильи».

— Доченька, расслабься, — усмехнулась мама. — Будь собой. Леон… Мне всё рассказал.

— Тайон, — бросила Урсула, с вызовом и расправила плечи. — Его зовут Тайон.

— Сейчас — да, — не стала спорить мама. — Но ты ведь не станешь заставлять старушку называть сына другим именем?

Мама тоже отлично умела смотреть на других с вызовом во взгляде.

Проклятье! Всё так мило начиналось, а сейчас того и гляди искры начнут сталкиваться в воздухе.

Не хотелось бы такого исхода.

Наша старая холупка не выдержит.

Урсула улыбнулась краешком губ и медленно кивнула.

— Конечно, нет, матушка, — проговорила она со странной интонацией.

— Матушка? — переспросила мама.

— Ну а как мне иначе обращаться к той, кто зовёт меня «доченькой»?

Мама прищурилась, продолжая давить на неё взглядом. Но Урсула не отводила глаза.

— Хах! — громко усмехнулась мама. — Ты мне нравишься, доченька! Не покажешь матушке свой истинный облик?

Урсула посмотрела на меня с лёгким удивлением. На самом деле я уже успел ей рассказать, что имел очень откровенный разговор с матушкой. И извинился за то, что поделился общей тайной с матерью. Тогда, когда я говорил с мамой, чувства взяли верх над осторожностью…