— Можешь, Марси, — проговорил я твёрдо, даже не глядя на свою старпома. — Кроме госпожи Джонсон, ты самый близкий родственник капитана Джонсона. Но сейчас открыть нам путь к памяти капитана Джонсона должна именно госпожа Джонсон. Хватит ли у неё духу, принять правду? Или нет? Решать ей.

Матушка оторвала взгляд от компаса, решительно посмотрела на меня и резким движением вырвала шпильку из своей скромной причёски.

В следующий миг она проткнула до крови себе большой палец и приложила его к центру крышки компаса.

Ровно туда, куда нужно. Туда, где, кроме сосредоточения контура, была вшита и маленькая пластинка из лаванды виброскопа.

Я почувствовал, что матушка пустила в компас структурные вибрации.

— А теперь откройте крышку, — подсказал я.

Она распахнула её:

— Яд рыжей тропической лягушки сработал с точностью до секунды, — пронёсся над пристанью насмешливый голос Бари . — Но самое главное, эффект этого яда уж очень похож на яд керуанской тыквины. Удивительное растение, да же? Всем известно, что действует оно не на всех. Действует случайным образом, но закономерность неясна.

Послышался тяжёлый хрип. Он звучал громче, так как при записи компас был ближе ко мне, чем к Бари.

— Э, нет, Леон. Для всех артефакт разрядился после недавней стычки с титосийцами.

Хрип стал ещё громче, а затем раздался грохот — звук упавшего тела.

А после свист и:

— Аркх!!! — яростно взревел от боли Джекман.

Через какое-то время зазвучал громкий кряхтящий смех.

— Чего ржёшь? — выплюнул Джекман . — С ума сошёл перед смертью? Хотя ты всегда был безумцем!

— Я лишь подумал… кха… что тебя вздёрнут на нок-рее… за предательство… Бари Голодное Ухо.

— Идиот! Полоумный дебил! Сдохни уже быстрее! Сдохни с осознанием того, что никто ничего не узнает. А если кто и узнает, то не посмеет и вякнуть! Лудестия будет моей!

— Ха-ха-ха… — продолжил я заливаться сиплым вороном . — Представь, что… байки… алти… о перерождении… правда. Я приду… за тобой!

— Довольно бредить! Будь это так, это было б доказано!

— Ну а… вдруг? Думай об этом… бойся… меня…

Несколько стуков, лёгкий грохот и еле слышный шёпот:

— Стоп…

Когда запись завершилась, я произнёс:

— Примерно что-то такое я и предполагал. Вы всё слышали, — я обвёл взглядом присутствующих и громко выговорил: — Многие из вас, уверен, узнали голоса! Узнали капитана Джонсона и предателя Барбароссу! Всё, что вы услышали — правда! Как и то, что, убив своего друга и капитана, захватив обманом Лудестию и сменив на ней команду, Барбаросса уничтожил целое поселение алти на острове Мун. Алти, которые были друзьями капитана Джонсона и его верных товарищей. Но даже из этого дела Барбаросса вышел сухим из воды, обвинив других.

Я поймал взгляд дель Ромберг-старшей. Она сдержанно кивнула, благодаря меня за это.

— Джекман Барбаросса предатель! — собравшись с силами, выкрикнула она.

— Предатель! — поддержали её некоторые гвардейцы.

— Лжец, обманщик и убийца! — вскинул я кулак. — Его место на рее! Но он уже там! Оставим его кормить чаек. Горожане Торвиля, я капитан Лаграндж вместе со своей командой вернулся домой с дарами городу! После недавнего нападения морских охотников ещё не все дома восстановили, так что мы с радостью поучаствую в этом благом деле. Госпожа губернатор, предлагаю позже обсудить, какие объекты нуждаются в срочном ремонте.

Народ одобрительно загудел, предчувствуя, что вскоре стройка последних месяцев наконец-то завершится. Сколько урона городу нанесло то вероломное нападение… даже поддержки всех меценатов и самой дель Ромберг не хватило, чтобы всё отстроить заново.

Но они многое сделали, это видно.

Сейчас же дель Ромберг благодарно кивала.

А вот моя мама так и стоит, сжимая в руках компас и не поднимая глаз.

— Госпожа Джонсон, — под гул толпы, я коснулся её плеча.

— Я, пожалуй, пойду… — устало проговорила она.

— Я провожу вас.

— Не стоит.

— Провожу, — с нажимом повторил я.

Из «оцепления» на пристани нам помогли выбраться стражники и гвардейцы, выполнявшие приказ губернатора. Александр Лаграндж любезно предложил воспользоваться его самоходной каретой. Он знал, что у меня (его приёмного сына Теодора) сложились тёплые отношения с Терезой Джонсон и напрашиваться с нами не стал, уехал с дель Ромбергами. Правда, предварительно мы договорились пообедать вчетвером.

Урсула и её алти пока носу не казали с Лудестии.

И вот мы с матушкой едем в самоходной карете. Вся эта ситуация выбила её из колеи настолько, что она даже не стала отказываться от предложенных удобств, как она обычно делает.

Ехали молча, пока не добрались до небольшого домика на отшибе с крохотной лужайкой, огороженной покосившимся забором.

В этом доме мы жили, когда я был маленьким. На этой лужайке отец обучал меня рукопашному бою и фехтованию в стиле «Рвущий кроншнеп». Несмотря на то, что в богатые времена я приобрёл в Торвиле особняк, в котором и жила матушка, отчий дом мы сохранили.

А теперь у матушки, кроме него, ничего и не осталось.

И когда я переродился и впервые побывал здесь, ужаснулся от того, как тут всё… грустно. Начал помогать по мелочи — что-то убрал, что-то починил, что-то подарил. Благо от меня матушка, хоть и с боем, но принимала подарки.

Например, кресла в гостиной, на которых мы расположились, когда мама подала чай и печенье, я подарил ей уже будучи Теодором Лагранджем.

— Вкусно, — сказал я, откусив любимое печенье с корицей. — Свежее…

— Захотелось испечь сегодня утром, — проговорила она со странной интонацией, вглядываясь мне в лицо. — Считай морские ветра и Дева под Килем нашептали, что это будет хорошим решением. Давно не пекла… а тут…

Она покачала головой.

Я же грустно улыбнулся. Раньше не раз бывало так, что в день, когда я возвращался из плавания, матушка с утра готовила какое-нибудь не повседневное блюдо. Мне нравилось это забавное совпадение…

— Как всё это возможно, скажи мне? — поставив полупустую чашку, спросила она. В её голосе звучала надежда.

Я сжал зубы, борясь самим с собой. Я не знал, как будет правильно поступить. Чёртов Бари! Ты уже умер, но твои действия до сих пор доставляют мне неудобства!

Я прикрыл глаза. Когда не знаешь, как будет правильно, когда мозг не может выбрать нужный вариант. Пошли его куда подальше и доверься сердцу.

— Мир велик, — произнёс я, тепло улыбаясь. — Ты никогда не знаешь заранее, что ждёт тебя на следующем острове. Какое новое растение ты найдёшь. Какое животное… С какой новой загадкой ты столкнёшься.

Из глаз матушки потекли крупные слёзы. Она прикрыла рот ладошкой и прошептала:

— Ты ведь всегда так говорил! Почему… почему ты не сказал мне раньше?

— Не хотел тебя пугать… Не хотел, чтобы, если бы со мной что-нибудь случилось, ты бы вновь… Хотел просто остаться для тебя мальчиком, напоминающим сына.

— Дурачок… — она вскочила с кресла, и я встал. Мама крепко обняла меня и разрыдалась. — Я думала, схожу с ума! Думала всё — сбрендила Тереза Джонсон, как все эти годы судачили разные клуши! Но… но… Леон, думаешь, мать не узнает своего сына⁈ Пусть ты стал выглядеть иначе… Внутри ты остался тем же!

Она заглянула мне в лицо.

— Да… иначе! Но также… Это сводит меня с ума!

— Мама… Если хочешь… Я покажу тебе. Себя прежнего.

— Что?

Моё тело начало уменьшаться, зрение и слух ухудшаться. Мама замерла, забыв, как дышать.

Я же уже не сомневался, что поступаю так, как нужно. Если ей станет плохо… Я помогу ей — артефактов у меня много. Она справится. Она сильная. И то, что она увидит, даст ей сил жить дальше ещё много лет.

— Леон… — тихо прошептала она, коснувшись моей небритой щеки.

— Да, мама, это я.

Пожалуй, я рад тому, что не рассказал матушке о себе раньше. Ведь тогда я не умел превращаться в Леона Джона. Сейчас же, учитывая все предыдущие события, эффект от моего признания был настолько мощным, как одновременный водяной удар десятков морских драконов.