1961 Монолог битника Лежу, бухой и эпохальный. Постигаю Мичиган. Как в губке, время набухает в моих веснушчатых щеках. В лице, лохматом, как берлога, лежат озябшие зрачки. Перебираю, как брелоки, прохожих огоньки. Ракетодромами гремя, дождями атомными рея, плевало время на меня, плюю на время! Политика? К чему валандаться? Цивилизация душна. Вхожу, как в воду с аквалангом, в тебя, зеленая душа… Мы – битники. Среди хулы мы – как звереныши, волчата. Скандалы точно кандалы за нами с лязгом волочатся. Когда магнитофоны ржут, с опухшим носом скомороха, вы думали – я шут? Я – суд! Я – Страшный суд. Молись, эпоха! 1961 «Бегите – в себя, на Гаити, в костелы…» Бегите – в себя, на Гаити, в костелы, в клозеты, в Египты — бегите! Нас темные, как батыи, машины поработили. В судах их клевреты наглые, из рюмок дуя бензин, вычисляют: кто это в Англии вел бунт против машин? Бежим!.. А в ночь, поборовши робость, создателю своему кибернетический робот: «Отдай, – говорит, – жену! Имею слабость к брюнеткам, – говорит. – Люблю на тридцати оборотах. Лучше по-хорошему уступите!..» О хищные вещи века! На душу наложено вето. Мы в горы уходим и в бороды, ныряем голыми в воду, но реки мелеют, либо В морях умирают рыбы… …Душа моя, мой звереныш, меж городских кулис щенком с обрывком веревки ты носишься и скулишь! А время свистит красиво над огненным Теннесси, загадочное, как сирин с дюралевыми шасси. 1961 «Я – семья…» Я – семья во мне как в спектре живут семь «я», невыносимых, как семь зверей, а самый синий свистит в свирель! А весной мне снится что я – восьмой! 1962
Противостояние очей Третий месяц ее хохот нарочит, третий месяц по ночам она кричит. А над нею, как сиянье, голося, вечерами разражаются глаза! Пол-лица ошеломленное стекло вертикальными озерами зажгло. …Ты худеешь. Ты не ходишь на завод, ты их слушаешь, как лунный садовод, жизнь и боль твоя, как влага к облакам, поднимается к наполненным зрачкам. Говоришь: «Невыносима синева! И разламывает голова! Кто-то хищный и торжественно-чужой свет зажег и поселился на постой…» Ты грустишь – хохочут очи, как маньяк. Говоришь – они к аварии манят. Вместо слез — иллюминированный взгляд. «Симулирует», – соседи говорят. Ходят люди, как глухие этажи. Над одной горят глаза, как витражи. Сотни женщин их носили до тебя, сколько муки накопили для тебя! Раз в столетие касается людей это Противостояние Очей!.. …Возле моря отрешенно и отчаянно бродит женщина, беременна очами. Я под ними не бродил, за них жизнью заплатил. 1961 Рублевское шоссе Мимо санатория реют мотороллеры. За рулем влюбленные — как ангелы рублевские. Фреской Благовещенья, резкой белизной за ними блещут женщины, как крылья за спиной! Их одежда плещет, рвется от руля, вонзайтесь в мои плечи, белые крыла. Улечу ли? Кану ль? Соколом ли? Камнем? Осень. Небеса. Красные леса. 1961 Пожар в Архитектурном институте Пожар в Архитектурном! По залам, чертежам, амнистией по тюрьмам — пожар! пожар! По сонному фасаду бесстыже, озорно, гориллой краснозадой взвивается окно! А мы уже дипломники, нам защищать пора. Трещат в шкафу под пломбами мои выговора! Ватман – как подраненный, красный листопад. Горят мои подрамники, города горят. Бутылью керосиновой взвилось пять лет и зим… Кариночка Красильникова, ой! Горим! Прощай, архитектура! Пылайте широко, коровники в амурах, райкомы в рококо! О юность, феникс, дурочка, весь в пламени диплом! Ты машешь красной юбочкой и дразнишь язычком. Прощай, пора окраин! Жизнь – смена пепелищ. Мы все перегораем. Живешь – горишь. А завтра, в палец чиркнувши, вонзится злей пчелы иголочка от циркуля из горсточки золы… …Всё выгорело начисто. Милиции полно. Всё – кончено! Всё – начато! Айда в кино! |
