1958 Тбилисские базары Носы на солнце лупятся, как живопись на фресках. Долой Рафаэля! Да здравствует Рубенс! Фонтаны форели, цветастая грубость! Здесь праздники в будни, арбы и арбузы. Торговки – как бубны, в браслетах и бусах. Индиго индеек. Вино и хурма. Ты нынче без денег? Пей задарма! Да здравствуют бабы, торговки салатом, под стать баобабам в четыре обхвата! Базары – пожары. Здесь огненно, молодо пылают загаром не руки, а золото. В них отблески масел и вин золотых. Да здравствует мастер, что выпишет их! 1958 Горный родничок Стучат каблучонки, как будто копытца, девчонка к колонке сбегает напиться, и талия блещет увертливей змейки, и юбочка плещет, как брызги из лейки. Хохочет девчонка и голову мочит. Журчащая челка с водою лопочет. Две чудных речонки, к кому кто приник? и кто тут девчонка? и кто тут родник? 1955 В горах Здесь пишется, как дышится, — Взволнованно, распахнуто, Как небосводам пышется И как звенится пахотам. Здесь кручи кружат головы, И жмурятся с обочины, Как боги полуголые, Дорожные рабочие! И девушки с черешнями И вишнями в охапке — Как греческие грешные Богини и вакханки. Носы на солнце лупятся, Как живопись на фресках. Здесь пишется – как любится, Взволнованно и дерзко! 1958 Туля Кругом тута и туя. А что такое – Туля? То ли турчанка — тонкая талия? То ли речонка — горная, талая? То ли свистулька? То ли козуля? Т у л я! Я ехал по Грузии, грушевой, вешней, среди водопадов и белых черешней. Чинары, чонгури, цветущие персики о маленькой Туле свистали мне песенки. Мы с ней не встречались. И всё, что успели, столкнулись – расстались на Руставели… Но свищут пичуги в московском июле: «Туит — ту-ту — туля! Туля! Туля!» 1958
Первый лед Мерзнет девочка в автомате, прячет в зябкое пальтецо всё в слезах и губной помаде перемазанное лицо. Дышит в худенькие ладошки. Пальцы – льдышки. В ушах – сережки. Ей обратно одной, одной вдоль по улочке ледяной. Первый лед. Это в первый раз. Первый лед телефонных фраз. Мерзлый след на щеках блестит — первый лед от людских обид. Поскользнешься, ведь в первый раз. Бьет по радио поздний час. Эх, раз, еще раз, еще много, много раз. 1956 «Лежат велосипеды…» Лежат велосипеды в лесу, в росе. В березовых просветах блестит шоссе. Попадали, припали крылом к крылу, педалями – в педали, рулем – к рулю. Да разве их разбудишь — ну хоть убей! — оцепенелых чудищ в витках цепей. Большие, изумленные, глядят с земли. Над ними – мгла зеленая, смола, шмели. В шумящем изобилии ромашек, мят лежат. О них забыли. И спят, и спят. 1957 Тайгой Твои зубы смелы в них усмешка ножа и гудят как шмели золотые глаза! Мы бредем от избушки, нам трава до ушей ты пророчишь мне взбучку от родных и друзей ты отнюдь не монахиня хоть в округе – скиты бродят пчелы мохнатые нагибая цветы на ромашках роса как в буддийских пиалах как она хороша в длинных мочках фиалок В каждой капельке-мочке отражаясь мигая ты дрожишь как Дюймовочка только кверху ногами ты – живая вода на губах на листке ты себя раздала всю до капли – тайге. |
