Роман смотрел на отца и гадал, станет ли он когда-нибудь таким, ну, чтобы все беспрекословно слушались и побаивались.

— Я не услышал ответа. — Отец обернулся.

— Понятно.

— Ну и славно.

Отец встал и, хлопнув в ладоши, направился на кухню, сдернул куртку со стула, а потом повернулся к Роману:

— Поехали пообедаем, что ли?

Роману не хотелось, но он привычно это не озвучил, отлепился от кровати и пошел за отцом.

Они пообедали в ресторане, сходили в кино… Проводить время так, будто ничего не случилось, было странно. Сначала мысли Романа то и дело возвращались к Юле и его плану с Машей, но отцу, с его кипучей энергией, все время удавалось Романа из этих мыслей выдернуть. В итоге у них получился на удивление неплохой семейный выходной, что в очередной раз убедило Романа в том, что с отцом ему повезло гораздо больше, чем большинству его знакомых.

Перед тем как высадить Романа у дома, отец сжал его локоть и очень серьезно произнес:

— Рома, подумай насчет Лондона. По-моему, там тебе будет лучше.

Роману очень не хотелось портить идиллию, но удержаться он не смог:

— Мне будет лучше или тебе здесь спокойнее?

Отец усмехнулся и откинулся затылком на подголовник. По его лицу скользили блики от фар проезжавших мимо машин.

— Мне будет спокойнее однозначно.

Роман вздохнул и тоже откинулся на подголовник.

— Я не могу, — ответил он. — Я Юлю не могу бросить.

— Не можешь, потому что любовь или?..

— Или, — честно признался Роман.

— Приплыли, — вздохнул отец. — Что ж ты на мои грабли?

Он произнес это с таким разочарованием, что Роман встрепенулся, осознав, о чем отец подумал.

— Нет. Ты не о том. Она не беременна.

— Что ж ты так пугаешь-то? — Отец длинно выдохнул и неестественно рассмеялся. — Ну и денек, — пробормотал он, глядя в потолок.

— А если бы она была беременна, что ты сказал бы?

— Что ты придурок, который не знает дорогу в аптеку, — тут же откликнулся отец, и Роман нервно усмехнулся, вспомнив, что именно это же он подумал о Волкове, когда решил, что Маша беременна.

— А потом? — спросил он.

Отец тяжело вздохнул, некоторое время смотрел в боковое стекло, а потом повернулся к Роману и очень тихо ответил:

— Я не знаю, сынок. Постарайся сделать так, чтобы нам не пришлось это проверять.

Роман кивнул, почувствовав вновь навалившуюся усталость. Пока они были на людях, он еще как-то держался, сейчас же, разморенный поездкой, он бодрился с трудом.

— Я пойду? — спросил он, стараясь подавить зевок.

— Что случилось с Юлей, не расскажешь?

— Я потом, можно? Уже ничего не соображаю.

— Волноваться начинать?

— Нет. Я разберусь.

— Хорошо.

Роман открыл дверь и спустил ноги на асфальт, отец же вдруг произнес:

— Только ты ведь понимаешь, что на двух стульях не усидеть?

— Опять идиомы, — простонал Роман, бросая на отца взгляд через плечо.

— Не идиомы, а здравый смысл. Если у тебя проблемы с Юлей, то наличие Маши их только усугубит. Я уж не говорю про напряжение с Димкой.

— Я знаю, пап. Проблем не будет, — ответил Роман и выбрался из машины.

Отец мигнул фарами, и его машина скрылась за углом, а Роман поплелся домой.

Виктор Валерьевич, как всегда, смотрел так, будто Роман ему что-то должен, и Роману впервые захотелось показать неприличный жест человеку, который был вдвое старше него. Потому что не фиг шпионить. Это подло, как ни крути.

Войдя домой, Роман обнаружил, что его телефон благополучно лежит на барной стойке, и на экране куча системных сообщений. Разблокировав его, Роман увидел сообщение от Стива, один пропущенный звонок от Ляльки, один — от лондонского деда и три пропущенных — от Маши.

Усевшись за барную стойку, он написал деду, что был без связи и позвонит ему завтра, потому что сейчас очень хочет спать. Дед был человеком понимающим: в ответ прислал большой палец и пожелание спокойной ночи.

Роман допил воду из оставленной отцом бутылки и долго смотрел на экран телефона, не в силах решить, кому звонить дальше и звонить ли вообще. В итоге «перезвонить» напротив номера Маши он нажал случайно. Просто дрогнул палец. Тут же испугался и сбросил звонок, надеясь, что вызов не успел пройти. Прямо сейчас он был не в состоянии претворять свой план в жизнь.

Набирая Ляльку, Роман думал о том же, о чем всегда: что где-то там, рядом с Лялькой, есть Волков, и, возможно, он слышит этот звонок.

Лялька ответила после второго гудка.

— Привет, ты был занят? — спросила она.

— Да. С отцом день проводил, а телефон дома забыл.

— С отцом. Круто.

Роман прикусил язык, понимая, что ляпнул, но Лялька продолжила как ни в чем не бывало:

— Как дядя Лёва?

— Нормально. Меня вот воспитывает.

— Тебя? Двухметрового тебя?

— Во мне метр и восемьдесят семь сантиметров, — поправил Роман, а потом до него дошло, что голос Ляльки звучит как-то необычно.

— Ляль, что случилось? — спросил он.

— Димка приперся домой насквозь мокрый. Заболеет, наверное, — грустно произнесла Лялька.

— Оу, — отозвался Роман. — Ну, он там пусть выпьет что-нибудь.

— Рома, мы говорим о моем брате. Он даже от мигрени ничего не пьет. Он предпочитает гордо блевать, вместо того чтобы лечиться.

— У него мигрени? — удивленно спросил Роман. — Раньше же не было.

— Раньше он и психом таким не был, — резонно заметила Лялька, и Роману нечем стало крыть.

— Ты просто поболтать хотела?

— Типа того, но ты говоришь будто пьяный.

— Правда? Не, я не пил.

— Да знаю, что не пил, — проворчала Лялька, и Роман понял, что с Волковым этот ребенок слишком хорошо знает, как может звучать голос того, кто напился.

Стало муторно от того, до чего они все докатились.

— Ляль, я в норме. Просто не выспался. Но слушать могу. Что случилось?

— Да ничего, — замялась Лялька, и Роман понял, что она врет.

— А поподробнее? — уточнил он.

— Рома, а что такое любовь?

— Прости? — спросил Роман, чтобы потянуть время.

Он и в нормальном своем состоянии на этот вопрос не смог бы ответить. Тем более Ляльке, вопрос которой, вполне возможно, имел прямое отношение к нему.

— Что такое любовь? — терпеливо повторила Лялька.

— Не знаю, — честно ответил Роман. — Я не думал никогда. Почитай в инете. Там же девочки на форумах пишут.

— Ты дурак? — прямо спросила Лялька.

— Не исключено, — не стал отпираться Роман. — А почему ты спрашиваешь?

— Потому что ты несешь бред.

— Про любовь почему спрашиваешь?

— Ну, потому что мне недавно сказали, что любовь — это путь двух одиноких людей навстречу вечности.

Роман завис, пытаясь перевести это с пафосного на человеческий, и понял, что терпит неудачу.

— Ляль, кто тебе это сказал? — спросил он, потому что, кажется, снова пришла пора наводить ревизию в Лялькиных контактах. Развелось идиотов вокруг, которые, увидев красивую девочку на фото, подкатывают со всякой ерундой.

— Неважно, — тут же отозвалась Лялька. — Ты согласен с этой фразой?

В другой раз Роман нашел бы в себе силы пошутить или же даже всерьез задуматься над этой формулировкой и объяснить Ляльке, что ей скормили чушь, но сегодня был явно не его день.

— Не, Ляль. Даже из любви к тебе я не смогу переварить эту мысль.

— Ну и дурак, — обиделась Лялька и бросила трубку.

Роман подумал, что девочки в пятнадцать обижаются всерьез и надолго, поэтому тут же перезвонил, чтобы извиниться. Лялька сбросила звонок и неприлично послала его в сообщении.

Тогда он написал, что готов обсудить это завтра, потому что сегодня его сердце и разум закрыты для прекрасного. Лялька прислала в ответ смайлик, и Роман вздохнул с облегчением. Жанна Эдуардовна сегодня говорила, что он пытается нести чужую ответственность. И это не только с Юлой. Выходит, с Лялькой — тоже. Вот только Роман понял, что о взваливании на себя чужой ответственности хорошо рассуждать в теории. А на деле же он не представлял, как можно бросить человека, которому нужна помощь. Да и не хотел представлять, если честно. И любовь была здесь совсем ни при чем, потому что лично Роман все равно в нее не верил.