Когда Волков разбил ему нос, Роман даже обрадовался, ведь теперь вопрос со съемкой отпадал сам собой. Юла, конечно, огорчилась, но в понедельник при нем позвонила по громкой связи фотографу, чтобы отказаться от фотосессии. Однако тот оказался на редкость упертым и заявил, что будет снимать Романа со спины или вполоборота, потому что главная звезда там — все равно Юлия, а Роман, мол, — обрамление этого алмаза. Юла радовалась откровенному подхалимажу как ребенок, а Роман удивлялся, что она верит словам этого «друга» всерьез. Видимо, Юле нужны были постоянные подтверждения ее сногсшибательной красоты, о чем Роман даже не догадывался. Он-то думал, что Юла и сама понимает, насколько она эффектна. Даже не дав «другу» договорить, Роман сбросил звонок. Юла пробовала взбрыкнуть, но он поймал ее в объятия и долго шептал на ухо, что она самая красивая и, чтобы убедиться в этом, не нужно раздеваться неизвестно перед кем. Кажется, ей была приятна его ревность, хотя, если честно, его рассуждения были продиктованы в большей мере здравым смыслом и только потом ревностью. Как показалось Роману, они договорились не сниматься.

А вчера среди ночи Юла ему написала. Роман уже успел уснуть, вымотанный невозможностью нормально дышать из-за отека, нервотрепкой с мамой и разговорами сначала с Машей, а потом, перед сном, со Стивом. Проснувшись от сигнала, он прищурил один глаз и поднес телефон к лицу.

«Как прошел ужин с Марьей?»

«Какой?» — отбил он и потер лицо руками в ожидании ответа.

«Я про этот. А их было несколько?» — сначала прислала Юла, и не успел Роман зависнуть, как загрузились фото. Он смотрел на Машу, похожую на героинь Остин, и не знал, что сказать Юле. У него не было оправданий. Ни одного.

«Откуда это?» — задал он банальный вопрос.

«Охранник сделал».

«Который?»

Юла позвонила:

— Это все, что тебя интересует. Который охранник?

— Нет. — Роман прокашлялся и осторожно потер глаз кулаком. Под глазами болело.

— Что это значит, Рома?

— Я же говорил уже… — начал Роман.

— Ты говорил, что помогал ей искать Волкова. Волков прятался под вашим столиком?

— Мы сначала искали, а потом…

— Так устали, что проголодались? Все калории сожгли в нижних каютах?

Голос Юлы звучал едко. Роман сел на кровати.

— Слушай, ты на что-то намекаешь сейчас? Я не…

— Я не намекаю! — заорала Юла. — Я говорю прямо. То есть со мной можно только за ручку, весь такой джентльмен, а с ней…

— Юля, ты что? — опешил Роман.

— Она тебе нравится?

— Так. Давай мы завтра поговорим при встрече. Сейчас час ночи. Ничего у нас не было…

— У нас с тобой? Это точно! Ничего не было.

— Да, блин! — повысил голос Роман. — Ловить меня на формулировках — по меньшей мере некрасиво. Между мной и Машей ничего не было.

— Почему ты сидишь перед ней на корточках?

Роман не знал, как объяснить Юле, что он не мог не подойти к Маше, потому что рассказанное ею отозвалось глубоко внутри. Он просто хотел ее успокоить, утешить.

— Так вышло, — сказал он. — Но ничего не было.

— То есть дальше поцелуев не зашло?

— Поцелуев не было тоже, — твердо сказал Роман. — Юля, я тебе клянусь.

Он вдруг подумал, что Юла может быть в курсе истории с Эммой и тогда точно не поверит.

— Ты хотел насолить Волкову?

Роман понимал, что, скажи он сейчас «да», Юла успокоится. Кажется, подобное вполне укладывалось в ее картину мира. Но он просто не мог соврать, поэтому произнес:

— Нет.

Юла бросила трубку, и Роман какое-то время обдумывал, что должен перезвонить ей и успокоить, потому что именно так отец всегда поступал в ссорах с мамой. Ответственность лежит на мужчине. Но затем в голову пришло, что брак родителей это в итоге не спасло, и Роман перезванивать не стал.

То, что Юла показала фото Волкову, стало понятно следующим утром. Семинар Роман пропустил, потому что просто не смог встать вовремя. Придя же на вторую лекцию, он сразу почувствовал: что-то случилось. Между Машей и Волковым висело напряжение, которое, казалось, можно было пощупать. Впрочем, о фото он сначала не подумал, посчитав это продолжением вчерашней ссоры.

Роман сел рядом с Юлой и, поздоровавшись, приготовился произнести проникновенную речь о том, что Юла раздула из мухи слона. С утра ночные фото не казались такими уж двусмысленными. Просто люди сидят за столом, свечи — потому, что электричество уже отключено. Однако Юла вдруг обхватила его предплечье обеими руками и, прижавшись щекой к его плечу, быстро проговорила:

— Я очень расстроилась вчера, но готова услышать извинения.

Роман, отклонившись, посмотрел на ее лицо и не увидел раскаяния. Ни капли. Но про то, что фото видел Волков, тогда еще по-прежнему не думал. Думал о том, что нужно как-то предупредить Машу. В голову не пришло ничего лучше, чем оставить на парте тетрадь и вернуться за ней, когда Волков уйдет. Тот наверняка убежит курить сразу после звонка.

Но Волков все не выходил, и вернувшийся за тетрадью Роман застал его ссору с Машей. Когда Волков сказал, чтобы Маша обращалась за объяснениями к Роману, и посмотрел при этом прямо ему в глаза, все встало на свои места. То, как Волков смотрел, не оставляло шансов списать все на продолжение старой истории. История была новой. И Роман успел испортить и ее. У него даже зашумело в голове, когда он представил, что подумал Волков, увидев фото. А тот факт, что он, уходя, всего лишь толкнул Романа плечом, а не сломал ему нос, говорил о том, что Волков не просто повзрослел — Волков стал каким-то совсем другим человеком. И его вчерашний звонок с извинениями по чьему-то принуждению, который, казалось, вновь поставил их плечом к плечу, был всего лишь еще одним доказательством взросления Волкова: ему было настолько плевать на Романа, что он легко мог извиниться.

Машу Роман попытался утешить автоматически. Просто потому, что сам хотел бы, чтобы кто-то его поддержал, окажись он в подобной ситуации. Однако Маша в ответ наговорила такого, что Роман в первый раз в жизни психанул настолько, что тупо ушел с занятий, даже не удосужившись никого об этом оповестить. Только отбил Юле, чтобы расставить все точки над «и»:

«Ты поделилась фото с Волковым?»

Она ответила тут же:

«Не могла наслаждаться такой красотой в одиночестве».

После Юла прислала:

«Он имеет право знать».

А потом еще:

«Ты поступил по-скотски».

И вдогонку:

«Я все еще готова тебя выслушать».

Роман выключил телефон и ушел гулять по городу, потому что он не был готов ни говорить, ни оправдываться.

Вечером он оформил себе больничный в клинике, контакты которой давала Юла, решив взять тайм-аут до пятницы. Следующие два дня он провалялся дома перед ноутбуком, думая о том, что, пожалуй, он на пути к тому, чтобы покатиться по наклонной, как здесь говорили. Он не смог завести друзей, не смог влиться в коллектив, не смог полюбить Москву, а вот теперь перестал ходить на учебу. Кажется, пора было признать, что идея переезда оказалась провальной. Роман понимал, что он в шаге от того, чтобы сообщить отцу о возвращении в Лондон. Вот только станет ли тот его слушать? Отец ведь хотел видеть Романа в Москве, он оплачивал его учебу здесь и мог отказать в оплате учебы там. Роман вдруг окончательно понял, что, несмотря на совершеннолетие, он во всем зависит от отца. В Лондоне это не воспринималось так остро. Может, в силу того, что Роман тогда был моложе, а может, потому что пребывание в школе-пансионе ограждало его от необходимости сталкиваться с финансовыми вопросами. В Москве все было иначе. Здесь Роман узнал стоимость продуктов в супермаркете, бензина, электричества, отопления, услуг парикмахера и еще кучи всего. Ему сложно было оценить, насколько дорого проживание в Москве по сравнению с Лондоном, но он понимал, что такая жизнь, как у него, по карману немногим. В том числе и ему самому, реши вдруг отец урезать его в деньгах.

В пятницу Роман поборол малодушное желание продлить больничный и все-таки пошел на учебу. Юла, к его удивлению, поздоровалась и говорила с ним как ни в чем не бывало. Это, пожалуй, было хорошо, потому что Роман не хотел выяснения отношений. Он вправду ужинал с Машей, тем самым обманув Юлу, он вправду пусть мысленно, но назвал Машу красивой, а это тоже было сродни измене. Наверное. К тому же Роман не мог врать себе. Он думал о Маше непростительно много. Вероятно, Юла это чувствовала и, пожалуй, имела право на месть. Это было некрасиво, но Роман ведь не мог всерьез ожидать красивых поступков от обиженной девушки?