— Нет, спасибо. Ты и так со мной сегодня провозилась. Извини за эту сцену. Небольшие неприятности…

— По-моему, не небольшие.

— Как много ты слышала? — спросил он, переводя взгляд на потолок.

Смотреть на девушку Волкова так близко было неуютно.

— Ту часть, что была на английском, я почти не поняла. А твой разговор с отцом… У твоих родителей проблемы?

— А тебе-то что? — огрызнулся он ее же словами.

Правда, какое дело ей, благополучной девочке, до его проблем? Вон пусть с Волковым своим разбирается. Маша вздохнула и, отняв на миг полотенце от его переносицы, приложила его вновь другой, более прохладной, стороной.

— Ты прав, меня это в общем-то не касается, — негромко произнесла она. — Но я бы очень хотела тебе помочь, если бы могла.

— Зачем? — Он распахнул глаза и сел прямее.

— Потому что ребенок не должен выглядеть таким несчастным, разговаривая со своими родителями, — вдруг ответила Маша.

Роман медленно отвел ее руку со льдом и, потрогав под носом, понял, что кровь уже не течет.

— Маша, — произнес он, отодвигаясь от нее вдоль дивана, насколько позволял журнальный столик, — чего ты хочешь от меня на самом деле?

— Я? — Глаза Маши удивленно распахнулись.

Либо она была прекрасной актрисой, либо же отец ошибался.

— А ты как думаешь? — спросила она.

— Это какая-то игра, да? — уточнил он.

Маша, как ему показалось, растерянно помотала головой, Роман же вдруг вспомнил о том, что в каюте Маша сама села на кровать, а потом засуетилась, испугалась и выбежала прочь. А что, если слезливая история про бабушкиного соседа была придумана на ходу, чтобы выбить его из колеи? Что, если на самом деле Маше нужно было просто остаться с ним наедине?

Сам Роман не попадал в такие истории, но слышал от друзей, что в смешанных школах и колледжах это довольно частая практика. В случае обвинений в домогательствах есть только слово жертвы против слова насильника. И закон, как правило, не на стороне последнего. Перед переездом в Москву отец предупреждал его, что девушки из необеспеченных семей могут идти на различные уловки.

Роман еще раз посмотрел на Машу. Она сидела слишком близко для незаинтересованной персоны. Что, если это месть Волкова? В такой двусмысленной ситуации, после случившегося три года назад, никто не поверит Роману. От этих мыслей его даже затошнило. Он провел рукой по лицу, взъерошил волосы и, посмотрев Маше в глаза, твердо произнес:

— Тебе пора, Маша.

Маша отвернулась, заправила за ухо одну из выбившихся прядей, собрала с пола полотенца и отнесла их на кухню. Роман, нацепив очки, пошел следом.

Маша аккуратно сложила полотенца на столешницу у раковины, убрала пакет со льдом в холодильник и направилась к выходу.

Пока она обувалась, Роман, чтобы чем-то занять руки, решил поправить сложенный на верхней полке шарф. Шарф соскользнул и упал к Машиным ногам. Роман не успел даже глазом моргнуть, как Маша за ним наклонилась.

— Я сам, — смущенно пробормотал он, думая о том, что Юле бы даже в голову не пришло дергаться, если рядом мужчина.

— Тебе предписан покой, — сухо произнесла Маша и, встав на цыпочки, попыталась положить шарф на полку.

Ее рубашка задралась, и Роман невольно взглянул на полоску кожи. Над ремнем джинсов были красное пятно и, кажется, ссадина.

— У тебя спина, — не подумав, ляпнул он и, забрав у Маши шарф, положил его на полку.

— Круто. Представляешь, у тебя тоже. Я лично только что видела, — все так же сухо ответила Маша.

Роман не понял, о чем она, но на всякий случай пояснил свою мысль:

— У тебя ссадина, кажется. — И тут его осенило: — Это после того, как Волков тебя толкнул? Ты же вроде в подоконник врезалась?

Маша одернула рубашку и принялась рыться в сумочке, делая вид, что не слышала его вопроса.

Роман вздохнул, мысленно обозвал себя придурком и пошел на кухню за пластырем и мазью. Да, правильнее было бы выставить Машу за дверь и забыть о ее существовании, но он подумал о маме. Та всегда любила, чтобы за ней ухаживали, заботились о ней. И Роман просто не мог допустить, чтобы девушке рядом с ним было больно, и не попытаться как-то это исправить.

Мысль о маме напомнила Роману о том, что у него есть проблемы понасущнее пребывания Маши в его квартире. Он знал, что отец вполне способен претворить свои угрозы в жизнь, но даже примерно не представлял, насколько отец может урезать его расходы. Если бы он не купил ноут три дня назад, у него сейчас была бы свободная сумма. Хотя… ноут ведь можно просто сдать в магазин! Он же еще даже не распакован.

Щелкнув пальцами, Роман бросился к стеллажу у кровати и схватил с нижней полки коробку с ноутбуком. Положив коробку на кровать, он рванул в гардеробную за свитером и, когда там зажегся свет, увидел свое отражение в зеркальной дверце шкафа. Его футболка оказалась заляпана кровью. Взяв с полки чистую футболку, Роман сообразил, что Маша все еще здесь, и решил, что уместнее будет переодеться после ее ухода. Он попытался вспомнить, где переодевался в прошлый раз, и не смог. Хотелось бы думать, что в ванной.

Выйдя из гардеробной, Роман бросил чистую футболку на кровать рядом с ноутбуком и посмотрел на Машу. Та глядела в ответ с подозрением. Мазь и упаковка с пластырями лежали на барной стойке, и Роман не стал уточнять, обработала ли она ссадину. Это точно было бы неуместно.

— Маша, мне сейчас нужно уехать. Спасибо тебе, что проводила, за помощь… — Он решительно направился к двери, всем своим видом показывая, что готов проводить гостью.

Маша все так же молча пошла следом, и Роман осознал, что его бесит то, что он не понимает ее мотивов. Если его догадка верна, то… отец точно его убьет. И будет прав, потому что, если вляпаться в обвинение в домогательствах, то это будет такое пятно на репутации, от которого не отмоешься.

— Ты правда куда-то собрался или просто выпроваживаешь меня?

Роман удивленно оглянулся. Маша смотрела в упор, и ему вдруг стало неловко за свои мысли.

— Правда. Мне нужно по делам.

— Тебе нужен покой, — негромко напомнила Маша.

— Я в норме, — соврал Роман.

Какая разница, как он себя чувствует, если маме срочно нужна помощь?

Маша молча обулась, Роман взялся за дверную ручку, и в это время в дверь позвонили. Роман с Машей синхронно вздрогнули и переглянулись.

На пороге стоял отец. С одной стороны, это было хорошо, можно попробовать поговорить о маме не по телефону, с другой же…

— У тебя кровь! — в голосе отца послышалось волнение. — Мне позвонили, сказали, что ты обращался к врачу. Роман, ты…

— Я не один, — перебил Роман, выдавливая улыбку.

И тут отец заметил Машу. Наигранно изобразив радость, он воскликнул:

— А у нас в гостях Маша Рябинина. Девушка Димы!

Повернувшись к Роману, отец бросил на него такой убийственный взгляд, что тому с удвоенной силой захотелось в Энфилд, к деду.

— Доброе утро, — сказала Маша и натянуто улыбнулась. — Роману прописали покой и сказали наблюдать за состоянием на предмет сотрясения, — зачем-то добавила она, и Роман понял, что съездить вернуть ноут в ближайшее время не получится. Все-таки Маша ему явно мстила.

В дверь снова позвонили. Стоявший ближе всех к выходу отец распахнул ее и опять изобразил радость:

— Юленька! Заходи, солнце. У Романа сегодня нет отбоя от визитеров.

Юла впорхнула в квартиру в облаке духов, посмотрела на Романа и, бросив его рюкзак на пол, буднично сообщила:

— У меня гемофобия.

Пока Роман пытался сообразить, что такое «гемофобия», Юла побледнела и начала оседать на пол.

Роман дернулся было к ней, но отец успел раньше: подхватил на руки бледную Юлу и бросил через плечо:

— Футболку смени, боец.

Роман посмотрел на свою футболку, где кровавая струйка вытекала из левого уха Бэтмена.

Переодевшись в ванной, Роман закинул испачканные вещи в стиралку, от греха подальше. Вернувшись в комнату, он обнаружил, что Юла лежит на диване, под ее ноги подложено несколько диванных подушек, а вокруг порхает Маша с таким видом, будто все под контролем.