И все-таки дядя для Залоглу — единственная опора, единственный предмет его безмерного тщеславия. Под хмельком, да еще в веселой компании Залоглу хвастал дядей и врал при этом без зазрения совести, особенно если присутствующие делали вид, что верят его россказням…
Веселье было в самом разгаре.
Джемшир и Мамо слушали Залоглу, лениво прикрыв веки. Хамза покатывался со смеху. А Решид… Решид снисходительно поглядывал на хвастуна.
Залоглу на мгновение умолк, но Хамза не дал ему перевести духа.
— Ну, а потом, — затормошил он Залоглу, — что было потом, братец?
Залоглу важно разгладил свои пышные усы.
— …А потом мой дядька разозлился и говорит: «Послушай, паша, встань-ка передо мной как положено!»
Паша, о котором рассказывал Залоглу, был, конечно, не каким-нибудь простым пашой, а пашой самого султана Хамида, и вся грудь у паши была в орденах.
— Разве паша такое потерпит? Туда, сюда… А мой дядька схватил скамейку и — бац его по голове! Паша с ног долой!
Залоглу схватил со стола бокал — пустой!.. Он схватил бутылку — тоже пустая. Налитыми кровью глазами обвел шашлычную: кроме них — никого. Час был поздний, все уже разошлись.
— Послушай, брат! — крикнул Залоглу хозяину, хотя знал, что питейные заведения в одиннадцать закрываются.
Толстяк Гиритли решил, что просят счет, и, сверкая в улыбке золотыми зубами, подбежал к их столику.
— К вашим услугам, Рамазан-бей!
Залоглу протянул пустую бутылку:
— А ну-ка, принеси полную.
Гиритли растерялся. Потирая руки и неловко переминаясь с ноги на ногу, он просил извинить его. Уже поздно… Ночной сторож приходил три раза. А что если он появится в четвертый? Разве ему, Гиритли, жалко? Он готов на все для таких уважаемых клиентов, он всегда рад видеть их у себя…
Залоглу повторил:
— А ну-ка, принеси полную!
— Рамазан-бей, клянусь, это вовсе не так просто, как вам кажется. Есть официальное распоряжение: питейные заведения, открытые после одиннадцати, закрывать и опечатывать.
— А я тебе говорю, тащи вина!
— Рамазан-бей, вы играете с моим куском хлеба.
— Тащи вина, и разговаривать больше не желаю!
Прошла долгая, томительная и страшная минута. Трактирщик растерянно оглядывался по сторонам, словно моля о помощи.
Джемшир дремал, как сытый буйвол, полузакрыв глаза, равнодушный ко всему на свете.
Залоглу рассвирепел. Он вскочил на ноги и хватил кулаком по столу.
На цементном полу заплясали осколки стаканов, тарелок, бутылок… Залоглу потянулся за наганом. В эту минуту в дверях шашлычной появилась огромная фигура ночного сторожа. Залоглу взглянул на него исподлобья, но наган не вытащил. Подражая своему дядьке, он чванливо приказал:
— Поди-ка сюда, страж!
Здоровяк сторож сначала опешил. Но чванство этого тщедушного человечка показалось ему забавным. Он улыбнулся.
— Поди сюда, тебе говорят! — взревел Залоглу, угадав эту улыбку.
— Вот он я, — спокойно сказал сторож.
— Тебе говорят! — не унимался Залоглу.
— Да кто ты такой, чтобы я шел к тебе?
Залоглу тотчас вспомнил деда, особняк, почтенных гостей, приезжавших в каретах, дядьку, ударившего стулом пашу… И тут это ничтожество, возражающее потомку такого знатного рода, какой-то несчастный ночной сторож!
Залоглу повернулся к Решиду:
— Ступай, расскажи этому типу, кто я такой!
Решид, опасаясь скандала и унизительной прогулки среди ночи в полицейский участок, бросился к сторожу.
— Прошу тебя, дорогой! — сказал он. — Не обращай внимания. Мы закончили и уже собирались уходить, как пожаловала ваша милость. Мы против вас ничего…
Сторожу польстило, что его назвали «ваша милость». Кивнув в сторону Залоглу, он спросил: «Кто это?»
Решид одним духом рассказал ему о знатном дяде — родственнике Залоглу. На сторожа это против ожидания не произвело никакого впечатления. Он недавно вернулся из Малатьи, где отбывал срок в ссылке, и был новым человеком в этих краях.
— В жизни чего не бывает! — пробасил он. — И мы тоже были когда-то беями, да еще какими! Беями из беев — бейлербеями…
Решид похлопал сторожа по спине.
— Бейлербей, Ченгелькёй, Ваникёй[22]… Разве я не знаю?
— Чего ты знаешь?
— Что ты — сын бея. По лицу человека сразу видно, если он бей. Вот, к примеру, ты — мы сразу догадались, что ты бей… Ну, ты на нас не обижайся, мы пойдем. Коли ты из господ, то понимаешь, когда с тобой говорят вежливо, по-господски!
Слова эти понравились сторожу, и от удовольствия у него задрожали кончики усов.
— Так и быть, из уважения к тебе… Не то я быстро отвел бы этого типа куда следует…
— Конечно, дорогой…
— И чтобы, когда я вернусь, шашлычная была закрыта!
— Уж я позабочусь об этом…
Решид проводил сторожа до дверей на улицу и вернулся в трактир.
— Ну что там у вас? — спросил его Залоглу. Он все еще стоял в угрожающей позе, заложив руки за спину.
— Да ничего, все обошлось.
— Сказал ему, кто я такой?
— А то как же, дорогой.
— Прояснилось в мозгах у этого дурака?
— Еще как…
Залоглу вздохнул:
— Жаль. Помешали вы мне. Я бы ему показал, как ночной сторож должен себя вести в присутствии благородных людей.
Ни Залоглу, ни Хамза, ни Джемшир не собирались уходить. Решид и хозяин заведения растерянно переглянулись. Особенно волновался Решид. Он ерзал на стуле, будто сидел на иголках, и ломал голову над тем, как их увести отсюда. Выручил Хамза.
— А что если взять с собой бутылку вина и пойти к нам? — неожиданно предложил он.
Решид посмотрел на Джемшира. Тот не двинулся и, казалось, вообще ничего не замечал вокруг.
Хамза повернулся к хозяину.
— Братец, а ну-ка приготовь нам литровую бутылку ракы, закусочки там какой, да заверни все как следует… — Хамза достал из внутреннего кармана пиджака три десятилировые бумажки и бросил их на стойку. — Посчитай заодно, сколько с нас. Не хватит — рассчитаемся завтра.
Хозяин, обрадовавшись неожиданному спасению, бросился выполнять заказ. Хамза подошел к Залоглу, взял его под руку.
— Однако… — сказал Залоглу.
Хамза спросил:
— Чего однако, братец?
— Это я так просто.
— Нет, правда, что случилось?
— Ничего, Хамза…
— Клянусь, ты что-то скрываешь от меня. Говори, что случилось? Ты что, считаешь своего брата ни на что не годным? Да я уничтожу до седьмого колена всякого, кто откажется умереть за тебя!
Залоглу печально кивнул на Решида:
— Видишь Решида. Помешал мне, не то я бы расправился с этим хамом!
Решид дал Залоглу договорить и тоже подхватил его под руку:
— Да я о тебе беспокоился, парень, а совсем не об этом стороже… Свяжешься с ним, с невежей, — беду на свою голову накличешь. Подумать только, кто ваша милость и кто он? Вы племянник самого Музафер-бея… Что люди скажут? «Племянник самого Музафер-бея связался с каким-то ночным сторожем». Разве это вам к лицу? Да если узнает ваш дядя…
— Правильно говорит, — поддержал Решида Хамза. — Я тоже считаю, что уж если связываться, так с человеком, достойным тебя.
— К тому же, дорогой, — продолжал Решид, — этот тип взмолился, слушать противно было. «Помилуйте, говорит, дурака свалял по глупости». Так уж вы сами-то этого не делайте.
Залоглу повеселел.
— Значит, когда он услышал имя моего дяди…
— Господи! Да просто весь наизнанку вывернулся!
— Сказал бы ему, что не всякий, мол, орех ему по зубам.
— Я так и сказал.
— Ну, а о том, как мой дядька огрел стулом пашу, рассказал?
— Все, все рассказал, не беспокойся.
Хозяин шашлычной принес сверток — бутылку ракы и закуску. Друзья поднялись и вышли.
На улице стояла светлая, тихая ночь. Небо очистилось от облаков. Яркая луна серебрила кровли домов.
Хамза, Залоглу и Решид шли впереди, за ними — Джемшир с Мамо.
Свернули на узенькую грязную улочку, ведущую к рабочему кварталу. По обеим сторонам неосвещенной улочки тянулись полуразвалившиеся лачуги, обнесенные ветхими заборчиками. Дома с темными окнами давно спали.