Синяк, оставленный Гвоздодером, снова не на шутку разболелся. Компанию ему решила составить и голова, на каждый резкий вираж отвечая острой пульсацией в висках.

Невероятно хотелось приложиться к фляжке, но я понимал, что делать это за рулем ржавого «Барру» будет не самой лучшей идеей. Особенно в одном салоне с синтосексуалом, об истинной природе которой я до сих пор ничего не узнал.

Дыхательная маска мешала и натирала нос, но снять ее не позволяла едкая вонь обшивки. Поэтому я терпел, бесшумно бормотал проклятия и рулил, стараясь излишне не ускоряться и не нарушать полетных правил.

Сидящая справа Симайна оставалась молчаливой и равнодушно смотрела вперед. Прокручивая на бортовой консоли карту города, молчал и я. Вопросы и обвинения так и рвались с языка, но благоразумие пока брало верх — допрашивать кукуга здесь и сейчас было бы неверным.

Одна за другой за кормой фаэтона с гудением оставались силовые вышки полетного коридора; там проплывал Юдайна-Сити, укутанный ледяной взвесью с сияющими в ней маяками рекламных транспарантов, во всем своем величии и культивируемой нищете, блеске и запустении, лицемерии и открытости.

Огромный перенаселенный город давил на каждого, и горе тому, кто не выдерживал этого пресса. Ощущение было похоже на тяжелую лапу знакомого бугая-вышибалы из ближайшего кабака, которую он приятельски забрасывал на плечо посетителя. Делал он это словно бы по-свойски, но с определенной угрозой в каждом грамме веса.

Юдайна-Сити был таким же. Даровал миллионы возможностей, оставлял на миллиардах перекрестков, но одновременно высушивал почву вокруг слабых до последней гидропонной травинки, оставлял в вакууме одиночества и безысходности. Его непрестанный шум на самом деле был самой звенящей, предельно гробовой и пульсирующей тишиной во всем Тиаме.

Покрутившись на нижних уровнях Тысячи Дорог, я направил «Барру» на северо-запад, стараясь держаться менее загруженных магистралей. Думал, взвешивал, выбирал место.

Как только определился, свернул на извилистую Парковую улицу, вдоль которой отродясь не разбивали ни единого парка, и мягко опустил транспорт на пластобетон. Полетные коридоры здесь не ремонтировали уже лет сорок, так что мне совсем не улыбалось быть найденным ушлыми прокламаторами в разбившемся фаэтоне в обнимку с беглой куклой.

Еще раз убедившись, что за нами не следят, задворками родного района я направился на окраину Колберга. Если ржавое корыто с агрессивной символикой «Хвостов» заметят уличные дозоры «Детей», вопросов будет куда больше, чем ответов. Впрочем, я не без оснований считал, что проблемы посыплются, даже если нас срисуют и бойцы других казоку…

Долгое время мы катили в потоке грузовых транспортов, расходившихся на загрузку по заводским трассам Колберга; над дорогой нависала тощая разлапистая развязка, с шипением и свистом проносились составы транзитов.

Забрав еще западнее, я оставил производственные территории за правым плечом и поднялся на холм Две Мельницы — когда-то процветавший, а теперь заброшенный район со старыми складами и почившими производствами. Вокруг раскинулись малоэтажные пустые коробки, бесконечные кирпичные заборы и пустыри. На юге, слева от фаэтона, призывно мерцал уличными огнями Бонжур. В небе, фонтанируя красками свето-струнной рекламы, колыхались туши ветростатов.

Сбросив скорость, я медленно объехал территорию покинутого химического завода. Настроив нужный режим «Сачирато», высматривал неприятности, в глубине души осознавая, что просто оттягиваю время неприятного разговора.

Начиная злиться на самого себя, свернул в ближайший цех — пятиэтажный с высоченным первым, где когда-то размещалось предприятие по утилизации мусора. Широченные окна скалились на закат последними пыльными осколками, ворота для транспорта перегораживали натуральные барханы слежавшегося песка.

Я с натужным гулом перевалил через насыпь (чудом не развалив старенький «Барру» на куски), загнал фаэтон внутрь и остановил двигатель. Фары оставил включенными, начинало темнеть.

Огромное пустое пространство было расчерчено рядами бетонных колонн, между которыми уже не первый год громоздились горы пыли и брошенный при переезде хлам.

— Поговорим снаружи, — за почти час молчания я первым нарушил его и первым же выбрался из провонявшего салона, — сил больше нет дышать этой помойкой…

— Как господин прикажет, — незамедлительно откликнулась Симайна, послушно выходя следом.

Обошла транспорт спереди, остановилась в свете фар и поклонилась.

— Я не приказываю, а прошу, ты помнишь? — осторожно напомнил я, расстегнул маску и стал мягкими движениями разминать синяк на бедре. Добавил, заметив, как синтет принялась неловко снимать пальто: — А вот это оставь, пожалуйста.

— Как господин попросит.

Сняв перчатки и заткнув за отворот жилета, я задумчиво разглядывал послушную кукуга и вертел на пальце кольцо Аммы. Симайна терпеливо ждала вопросов, и только невероятно реалистичное подрагивание усов выдавало в ней хоть какие-то признаки «жизни». Как ни крути, а в создании реалистичных секс-манекенов чу-ха добились настоящего триумфа…

— Выходит, ты меня знаешь? — спросил я, обеими руками опираясь на переднее крыло фаэтона и внимательно наблюдая за реакцией беглянки.

— Господин фер Скичира прав, — кивнула та, с кокетливой угнетенностью не поднимая глаз, — я видела вас гостящим в доме госпожи Лоло. Вероятно, у вас хорошие отношения.

Да уж… и лучше бы им такими оставаться…

— Ты права… — я прислушался к окружающей нас тревожной тишине, и решил, что дальше откладывать самый важный и гложущий вопрос нельзя: — Симайна, это ты убила Гладкого?

Синтетическая чу-ха медленно подняла голову и взглянула мне в глаза. Спокойно, молча, с заложенным манджафоко сдержанным высокомерием.

— Нет, господин, не я.

У меня дернулось веко.

— Мы были с господином Гладким трижды, — добавила синтет. — Он приходил в наш уютный дом нечасто. Но всякий раз требовал меня. И терпеливо ждал, если я имела неосторожность быть занятой другим.

Я покривился и внимательно изучил увеличенный оптикой «Сачирато» ярко-зеленый глаз Симайны. Покачал головой и во второй раз задумался, умеют ли кукуга врать изначально, или это стало результатом вмешательства глабера с Гариб-базара…

— Если ты не будешь говорить правду, я не смогу тебе помочь, — со вздохом предупредил я и задрал чудо-очки на лоб. — Ты ведь сейчас соврала мне, точно?

Симайна перевела остекленевший взгляд на разбитые окна цеха. Медленно кивнула и скрестила лапы на груди. Пальто на кукле собралось в складки, выглядя нелепо и неуместно.

— Прошу господина простить, — чудовищно безжизненным голосом сказала кукуга. — Но вред господину Гладкому невольно причинила именно я…

Я чуть не застонал. Стиснул кулаки, отвернулся и остервенело почесал подбородок. Передо мной стояла настоящий девиант, сказками о которых пугали друг друга глаберы всех времен.

Впрочем, чему удивляться? «Низкий писк» не обойти ни одному чу-ха, а значит, Заботливая Лоло сказала правду. Легче ли от этого «господину фер Скичира»? Вот уж хвост ему во всю харю…

— Куколка, — я снова подпер капот фаэтона, а кукла соизволила вернуть мне взгляд, — я попробую помочь, честно. Но только если узнаю больше.

— Благородство господина не знает границ, — чуть присев, грациозно поклонилась онсэн.

— Разрешаю говорить без протокола. Просто подбирай конструкты, наиболее подходящие для ситуации, и связывай их без оглядки на правила, хорошо?

Несколько секунд Симайна оставалась неподвижной, а затем снова изломилась в поклоне. Ветер на заброшенной улице усилился, и теперь начинал подвывать в разбитой вентиляционной системе старого цеха. Я поежился, но о возвращении в салон «Барру» не могло быть и речи.

— Почему господин Ланс помогает? — вдруг спросила кукуга, и теперь в ее голосе снова зазвучали эмоции, искусно применяемые из обширной базы данных.

Я не хотел отвечать. Но другой я решил, что так будет лучше, и открыл рот еще до того, как успел сформироваться наиболее обтекаемый ответ.