Ярослав жёстко сорвал капюшон с преступника, силой повернул его голову к себе. Перед капитаном МВД лежал рыжий мужчина среднего возраста с неопрятной шевелюрой, достаточно давно не бритыми усами и бородой, некогда сломанным горбатым носом и вымученным безумным взглядом. Он то дрожал, то дёргался, будто всё ещё рассчитывая вырваться.
— Он? Он?! — с возбуждённой радостью кричал Боров издалека.
— Серьёзно? Что-то как-то относительно легко вышло, — по рации засомневался Перов, пока находящийся у входа в холл издательства.
— За что убил Крылову? — Ярослав дёрнул преступника, уткнув его лицом в бетон крыши. — Что тебе сделала эта женщина??
Неожиданно убийца расплакался, прекратив ныть и бормотать себе под носом что-то невнятное.
— Я гений… Я гений! Я писал, писал всю жизнь… Прозу, стихи. Участвовал в этих мерзких подставных конкурсах, в которых голос толпы выбирал не лучших, а просто самых громких, умеющих тупо много и постоянно спамить! Отправлял рукописи, которые соответствовали ими же установленным правилам, и каждый раз в ответ получал равнодушное молчание. Никто меня не понимает, утончённые интеллектуальные люди кончились в этом чёртовом мире! — Дыхание преступника участилось, он весь вспотел от злости. — Но эта мерзкая бездарная тётка-редактор… Редактор и критик — это всегда неудавшиеся писатели! Её морда из заскорузлого Литинститута или бабьего «Педа» слишком часто мелькала по ТВ или в Нете. Её чванливые суждения, её агрессивный, завистливый тон касаемо прекрасного, истинно талантливого — литературы — был просто физически нестерпим. И когда (первый раз в жизни!) она ответила развёрнуто, с типичной для неё желчью застарелой злобной кошатницы, что не станет издавать мою гениальную книгу, я не выдержал. Я, который со своим талантом должен всю свою жизнь копаться в этой долбаной вентиляции, вместо того чтобы зарабатывать на жизнь своим творчеством!
— Зачем ты притворился Красным тряпочником? — прищурился Ярослав, глядя горе-писателю прямо в глаза.
— Притворился? — начиная понимать, что происходит, к преступнику и Коломину подошёл Боров.
Убийца болезненно, но с ненавистью оскалился.
— Чтобы хорошенечко напугать вас всех, тёмных, ужасных, сплошных невежд… У которых единственная прочитанная книга — это «Колобок»! — прошипел он.
Ветер задул сильнее, и на крыше началось становиться несколько холодно.
— Товарищ полковник, здравия желаю. По нашей части — ложная тревога, — поприветствовал начальника Ярослав.
— Я бы сказал даже, ложная радость, — мигом посуровел Боров, поняв, что они схватили не того. — Что это за урод?
— Степанов Степан Степанович, детдомовец, шизофреник. Специалист по обслуживанию вентиляционных систем. Помните «висяки», связанные с «Вентиляционным террористом» и «Книжным маньяком»? Это он, два дела в одном флаконе, — объяснил Ярослав, который давным-давно всё узнал при помощи «Зевса». — К Тряпочнику он никакого отношения не имеет, за исключением того факта, что в некотором роде стал недавно вдохновляться его деятельностью.
— «Книжный маньяк»? Это тот гад, который три года назад затерроризировал своими сообщениями все крупные издательства страны? — рыкнул Боровиков, с пренебрежением поглядывая на обезвреженного Степанова. — Чёрт, да им вообще другой отдел занимается! Сделали за кого-то лишнюю работу, нагнали шума. Возможно, сам Тряпочник после такого представления ещё больше заляжет на дно. Дур-рацкие книголюбы, затеяли у нас тут под носом свои идиотские литературоведческие споры, чтоб вас!
— Пакуем его, товарищ полковник? — спросил один из спецназовцев.
— Пакуйте, а что делать?! — в эмоциях приказал Боровиков. — Столько времени, столько сил и ресурсов съела у нас эта переодетая чмоня. Цирк-шапито с конями на выезде, вашу мать… Ты сам в порядке, Ярослав? Не то летал над пропастью сегодня похлеще Человека-паука, снова чуть не грохнулся вниз.
Деморализованного Лжетряпочника силой повели в сторону вертолёта.
— Всё хорошо, товарищ полковник. Я всё никак не могу заехать к нашему общему знакомому, нам наконец-то уже необходимо выяснить, кто же заказывал те аэромобили.
— Иди, — проворчал Боров. — И пропусти там стаканчик заочно за меня. Мне сегодня это, возможно, будет необходимо…
Ночь шагала по октябрьским улицам Москвы.
***
Посетители «Гаваны» ненапряженно веселились в красноватом полумраке ночного клуба. На сцене зажигала одна из знаменитых советских музыкальных групп с характерной приставкой «ВИА» перед основным названием коллектива. Лучи светоаппаратуры отражались в цветных и прозрачных стаканах, пустых и полных. Вентиляция тихо, но бурно гнала дым синтетических сигарет прочь из подвального помещения. Редко охрана выводила наружу совсем уже неадекватных посетителей, чтобы те не мешали отдыхать другим.
Горилла завидел Ярослава издалека и по стандартной процедуре позвал его к себе. Они снова встретились в кабинете дельца со старой мебелью и жуткой картиной с «Летучим голландцем». Непонятно, чем этот вызывающий холодок предмет интерьера так полюбился Гориллину.
— Ярослав Леонидыч, ты так и притягиваешь к себе приключения! — по-доброму рассмеялся Горилла. — Не успел вылезти из одного, как сразу угодил в другое.
— Спасибо, что вызвал подмогу, — искренне поблагодарил Коломин. — Инструмент глюкнул, и Яхьяев чуть не отправил меня кормить рыб на дно Москва-реки.
— А, ты уже всё узнал, — закивал делец. — Мой человек-таки ошивался по Швивой горке и заметил тебя. Потом он увидел, что тип со злобной бородатой рожей огрёб тебя электрошокером внутри «заброшки». Паря даже удивился, как легендарный Ярослав Леонидыч смог подпустить себе кого-то сзади. Так что после «инцидента» я сразу черканул Борову, что да как.
— Устал я от всего, Горилла. Налей мне, пожалуйста, свой фирменный. — Ярослав положил на стол перед хозяином заведения бордовый чемодан без ручки. — Твоя вещичка найдена.
— Хе-хе, то есть сейчас ты не при исполнении уже? О, что не новость, то песня. — Горилла отправился к мини-бару делать коктейль «Кошачий глаз». — Ярослав Леонидыч жив-здоров, беспредельщик Яхьев с дружками немножко лишились головы, вентиляционного долбодятла, который на уши однажды весь Газгольдер поднял своими задымлениями, отправили в казённый дом, и вещичка вернулась в родную… кхм, родные пенаты. Себе тоже, пожалуй, забабахаю, не глушить же тебе всё в одну физиономию.
Гориллин без промедлений умелыми движениями сделал два «Кошачьих глаза» и поставил их на стол, себе и своему собеседнику. Ярослав, недолго думая, взял бокал на изящной ножке и мигом осушил половину.
— Да куда ты ж ты залпом?! Его медленно потягивают, как бы наслаждаясь прекрасным видом туманности, бесконечностью Вселенной, величественностью космоса и т. д. Эх, ты, капитан… — Горилла с несколько неодобряющим видом пригубил из своего бокала. — Культура, Ярослав Леонидыч, существует не только еды, но и питья!
— Не будешь проверять содержимое чемодана? — спросил Коломин.
— Хм, но я-то знаю, что внутри. Но знаешь ли ты? — с хитрым прищуром Гориллин сделал ещё один глоток.
— Я узнаю некоторые вещи против своей воли. Почему ты не сказал, что внутри простые чертежи? — «Кошачий глаз» оказался вкусным, но забористым напитком: от половины бокала даже крепкий физиологически Ярослав несколько захмелел.
— Не простые чертежи, Ярослав, — серьёзно покачал головой Горилла. То ли из-за воздействия «Кошачьего глаза», то ли из-за томного октябрьского вечера, то из-а того и другого его разнесло на меланхолическую философию. — Если «инструмент» тебе показал всё полностью, то ты должен был увидеть марку и модель. Это последняя уцелевшая копия чертежей Ford`а Nucleon, единственного аэромобиля в истории с ядерным двигателем. Легенда среди легенд, последнее дерзновение человечества после изобретения космического корабля и полёта в космос. Ты только представь себе: вечная машина с почти вечным двигателем. Наноси новую краску, меняй обшивку кресел, обновляй сопла и трансмиссию — а сердцевина останется той же самой!
