— Поздравляем тотального победителя! Прошу забрать выбранный приз плюс подарок от компании-партнёра как лучшему стрелку, побившему рекорд. Ура-ура-ура!

Некоторые гуляющие не без интереса глядели на пару у тира, проходя мимо.

— Прошу! — Ярослав достал призы из специального открывшегося резервуара, встроенного в аттракцион, и протянул Светлане. Девушка растроганно ахнула.

— Ярослав, это так мило, я даже не знаю, что сказать. Мне как-то совсем неловко… — Шереметьева приняла от друга плюшевого зайчика с сердечком в руках и кулёк с леденцами Бабаевской фабрики. — Сегодня самый настоящий праздник!

— Вернёмся на пруд? — предложил Ярослав.

В укрытии из пёстрых кустов они расстелили покрывало с подогревом, разложили на нём стаканчики, тарелки, напитки и еду, что успели захватить между «Шереметьево» и «Сокольниками». Ярослав открыл бутылку шампанского, в изумруде стекла которого просвечивало солнце, словно на морском дне. Пробка свистнула и упала неподалёку. Светлана разложила сырокопчёную колбасу, розовую тонкую ветчину, банку с красной икрой, извилистую виноградную лозу Каберне совиньон, пухлую клубнику, сыры дорблю и мааздам, пару жёлтых груш и багет, оставив сладости из «Всесоюзного путника» и тира на потом.

Многие посетители парка так же, как и они, расположились на обогреваемых электрических покрывалах вокруг Золотого пруда, благо, погода ещё достаточно позволяла. Время от времени проходили, пробегали или проезжали на аэровелосипедах спортсмены. Величественные аисты парами плавали по водоёму, утки продолжали нырять и резвиться своей компанией. Голуби и вороны держались близ пешеходных троп. Светило солнце, дул едва заметный тёплый ветер, и продолжала царить убаюкивающая меланхоличная осень.

Ярослав и Светлана чокнулись стаканами и отпили по глотку.

— А нас тут не повяжут за распитие в общественном месте? — с иронией прищурилась Шереметьева.

— Если что, сделаем вид, что мы на особом следственном эксперименте, — хитро улыбнувшись, Коломин показал девушку нераскрытую капитанскую «корочку».

— Как же всё-таки приятно однажды взять и отдохнуть просто, по-человечески… — Светлана продолжила любоваться красочным небом. Их уста соединились ещё раз, но на этот раз дольше.

Через пару часов, как вкусно поели, они собрали остатки пикника в переносной холодильник и по промежуточным тропкам вдоль Оленьего ручья неспешно выбрались к Шестому лучевому просеку. Проплыла мимо спортивная академия с хорошо обустроенным физкультурно-оздоровительным комплексом, и кончилась та часть парка, где запрещалось аэромобильное движение. Друзья перебрались на пешеходную дорожку, и под густыми кронами высоких вязов встретились им на западе центр озеленения, санаторий и конный музей. Там кто-то придумал, отдавая некую дань старине, катать людей на конной повозке, а зимой — на собачьих упряжках. Пылинки ушедшей эпохи, что сменилась электронно-цифровой эрой.

Градация урбанизации «Сокольников», как частично отмечалось выше, спадала зонально, по мере удаления на север и северо-восток. Первую зону, наиболее облагороженную, составлял участок от Сокольнического вала до Поперечного просека. Вторая — раскинулась от Поперечного просека до Ростокинского проезда. Третья — простиралась от Ростокинского проезда до кольцевой вакуумной (железной) дороги. Здесь в отдалении друг от друга стояли конный клуб, учебный центр Минздрава и ЦНИИ туберкулёза. Четвёртая зона начиналась от линии движения поездов до МКАДа. На свежем воздухе, в тени природы здесь выстроились две больницы. И, наконец, пятая территория расширялась от Московской кольцевой аэродороги вглубь до Королёва и Щёлково. Там река Яуза дисперсно и компактно разливалась ручьями и очень большими болотами.

Не без труда найдя место, где можно было пересечь сильно оживлённый Ростокинский проезд, Ярослав и Светлана перешли на противоположную сторону и ещё полчаса шли по единственной просеке вдоль древнего величественного леса. Коломин решил оставить «Метеор» либо для самовозвращения, либо для забора специальным сотрудником Экспериментального отдела.

Через какое-то время друзья вышли к станции Белокаменная. Пахло палой травой, сырой корой и свежей хвоей. Города вообще не было слышно, а вокруг раскинулся настоящий пасторальный пейзаж: желтеющее поле, пустая аэробусная остановка, ничейные зелёные гаражи, дореволюционные пристанционные постройки, включая историческое здание вокзала, вакуумнодорожная насыпь и, конечно, дремучий Лосиный остров, что бескрайним царством расширялся до горизонта. Там плыли удлинённые серые облака, подсвечиваемые время от времени возвращающимся солнцем.

Обнявшись, пара дождалась на старом, точно подмосковном, перроне электрички и отправилась на ней на запад, чтобы затем пересесть на поезд до «Шереметьево».

Когда в вечернем холле «Интуриста» Светлана недвусмысленным взглядом позвала его за свой порог, Ярослав понял, что снова способен любить.

***

Свои отпуска, внезапно пересекшиеся по необычной прихоти судьбы, Ярослав и Светлана провели счастливо и красиво. Шереметьева забыла о перепадах высот, давления и скученных пространствах самолётов. Коломин же радостно не вспоминал пока о тяжёлой службе, а его организм телесно и душевно долгожданно отдыхал от двойственных, амбивалентных влияний «Зевса».

Они гуляли по центру Москвы и её приличным окраинам, купались в отапливаемых источниках Серебряного бора, плавали на байдарке в Крылатском, вновь ездили на пикник за город. Посещали музеи, парки и усадьбы. Особенно друзьям понравилось в Кусково, Остафьево и Архангельском. Через Градова Ярослав умудрялся получить билеты на хорошие места в Большой театр, МХАТ и Московскую академическую филармонию. Профессор только и рад оказался помочь своему бывшему ученику. Утренние рассветы сменяли вечерние закаты, время пролетало вперёд, но для влюблённых оно шло незаметно.

В последний день отпуска, который Ярослав также собирался провести со Светланой, капитана разбудил сигнал тревоги, исходящий из наушника «Гекаты». «Зевс» включался сам по себе, и могло это произойти лишь в крайнем случае — при экстренном сигнале тревоги. Коломин надел аппарат на себя, вставил «Гекату» в ухо, а «Гермес» соединил проводом с включённым компьютером. Нужно было немедленно выяснить, что происходит, а до «Метеора» времени спускаться, возможно, уже и не было. Ярослав запустили специальную программу для интеграции между стационарной ЭВМ и «Зевсом».

«Срочная информация, не для обмена по нету. Без твоей помощи не обойтись. Это единственный шанс поймать его. Никому ни слова. Техническую информацию оставляю в приложении. В.Р.», — появилась надпись на экране.

Подпись «В.Р.» означала «Виолетта Роганова». Ярослав в тревожной задумчивости соединил руки за головой, поразмыслил, ознакомился с приложением. Вообразил Роганову, сосредоточился на ближайшем прошлом и будущем. Нет, «Зевс» не показал ничего плохого или подозрительного. Виолетта лазает по заброшкам, анализирует время, разговаривает с информаторами, работает за компьютером, следит за кем-то с заброшенного элеватора при помощи дальномера, посещает на такси разные места, так как свой «Метеор» оставила в Ленинграде. Всё вроде бы было в порядке.

Коллега зазывала его в Тимирязевский район на севере Москвы, в большую окраинную промзону на Ижорской улице. Есть места, куда никогда не заглядывает солнце, а «Дмитровка» представляла собой район, куда никогда не добиралось метро. Такое себе место, оторванный отшиб среди, казалось бы, хорошо связанной столицы. Но почему, несмотря на спокойный характер сообщения, прозвучал сигнал тревоги, а не информационного оповещения? Почему Виолетта не связалась лично, ведь линии Экспериментального отдела надёжно защищены?

Вездесущий неон стал мрачно давить сквозь окно, провоцируя нехорошие ассоциации в иррациональном лимбе. Город навис над Коломиным тяжёлым утром, и будто весь мир собрался идти на него войной. Быть может, всё-таки немедленно нужно доложить Боровикову? Ярослав нахмурился, наблюдая за вечно спешащим транспортным потоком. На мгновение капитан позавидовал будничной обыденности тех людей, которые сидели за рулями тех аэрокаров. Чувствовал он нутром, что отпуск кончится заранее. Прощай, спокойный и счастливый миг жизни.