Через час он уже был в терминале «Шереметьево» с составным букетом цветов, коробкой конфет ручной работы из «Всесоюзного путника» и бутылкой французского шампанского. Красивый букет был собран из роз ред наоми, роз оранжевых, роз кустовых, альстромерий, леонотисов, гиперикумов, папоротников и салалов. Ярослав поискал инфомат и быстро обнаружил необходимое устройство, благо их тут располагалось много практически на каждом шагу.

«Ну что ж, попробуем. — Коломин набрал данные Светланы на виртуальной клавиатуре. На экране загрузилась фотография милой улыбающейся девушки в официальной форме. — Шереметьева Светлана Олеговна, сектор 2В-бис, бортпроводница. Внутренний номер — три пятёрки, двести тридцать шесть. Ну давай посмотрим, Ярослав Леонидович, не полный ли ты профан».

Ярослав набрал внутренний номер непосредственно на инфомате: в аппарат встраивались как динамики, так и видеокамеры для голосовой и визуальной связи. Послышались гудки, как в настоящем телефоне; какое-то время на той стороне никто не брал трубку. Коломин уже начал сомневаться в душе, не поступил ли он опрометчиво и не выглядит ли глупо сейчас.

— Алло! — на другом конце раздался знакомый голос.

— Привет! Как «реабилитация» после нападения музыкантов? — решил пошутить Ярослав.

— Ой, привет… Ярослав. Я уж и не думала, что ты… — Светлана ненадолго запнулась. — Я выдам точный адрес на инфомате, заходи!

Девушка направила Коломина в огромную гостиницу «Интурист» при аэропорте, в одном из номеров которых она проживала. Даже бывалый оперативник и поисковик Ярослав несколько потерялся в его большущих холлах и коридорах. Слава богу, различные указатели и инфоматы располагались на каждом углу, поэтому заплутать окончательно вряд ли представлялось возможным.

— Рада тебя видеть! Прости, что в таком неряшливом виде: сама не успела принарядиться. — Светлана встретила Ярослава на пороге, руками спешно поправляя и без того изящную причёску, превратившуюся в роскошную гриву. Одета девушка была в мягкий розовый халат с овечками и сердечками. Радостно ахнула, увидев подарки: — Ой, Ярослав, ну что ты! Это ж всё слишком круто!

— Как себя чувствуешь? — по просьбе Шереметьевой Коломин поставил букет в японскую вазу с подсветкой узоров.

— Хорошо. Ты знаешь, в тот раз я не особо пострадала; ансамбль больше страха на всех нагнал. Единственное, что под дулом пистолета не очень находиться было приятно. — Светлана опёрлась ножкой на комод, глядя на зашторенное окно. Солнце проникало сквозь небольшую щель, и в номере царил приятный полумрак. — Извини за небольшой бардак: не думала, что будут гости.

— А незваный гость хуже татарина, — пошутил Ярослав.

— Если только он не Ярослав Коломин, спаситель пассажиров и членов экипажа, — хитро улыбнулась Шереметьева, сложив руки под мышками. Девушка подошла к окну и слегка отодвинула плотную штору. Кивнула на конфеты и шампанское: — Я немного заскучала в этом внеплановом отпуске. Быть может, проведём время где-нибудь в другом месте, а не в номере под гул самолётов?

— Поехали погуляем куда-нибудь в город? — предложил Ярослав. — Я знаю одно хорошее место.

— Поехали! — Светлана взяла в руки расчёску, намереваясь в ближайшее время скинуть халат. — Только позволь даме немного прихорошиться и приодеться…

По пути они заехали кое-куда ещё.

***

— Интересный у вас аэромобиль, товарищ капитан, — поправив солнцезащитные очки, Светлана провела рукой по деревянной обивке у бардачка «Метеора». Машина мчалась по оживлённому Ленинградскому шоссе по направлению к Москве. — Очень похож на сто двенадцать «Эс», но комплектация иная, полностью расширенная. И множество других изменений: плавнее ход, а двигатель тише, хоть и более мощный.

— Не знал, что девушка вроде тебя разбирается в спортивных ЗИЛах. — Коломин взглянул на Шереметьеву. Мужчина безмолвно полюбовался её тёмно-синим осенним платьем, что по низу и бокам украшалось узорами прекрасных, как будто живых цветов.

— Да, наверное, не только в ЗИЛах. Я полжизни провела с отцом в гараже, куда он меня брал с собой, пока мама задерживалась в поликлинике. Поэтому бесконечно могу говорить о всех этих спортивных ГАЗах, ЗИСах, ЗИЛах, «Москвичах», «Соколах», ХАДИ и «Эстониях», — улыбнулась Светлана, подставляя лицо ветру, что залетал из-за опущенного стекла двери и открытого верха.

— Твой папа — аэромеханик? — поинтересовался Ярослав.

— Почти… — как-то уклончиво ответила Шереметьева, немного погрустнев.

— Погоди, твой отец случайно не Шереметьев Олег Олегович? — предположил Коломин, и мимо «Метеора» с жужжанием пронёсся аэроцикл CZ. — Чемпион РСФСР и вице-чемпион СССР по аэромобильному спорту?

— Да, папа был как будто рождён для этой стихии, — с ностальгией припоминала Светлана. — Когда у него не получилось со всесоюзным чемпионством, он навсегда ушёл из спорта и занялся аэроремонтом, открыв мастерскую у нас на Поклонке. Он, как никто иной, знал про спортивные аэромобили, а его знали гонщики, механики и распорядители по всей стране. Благодаря его золотым рукам отбоя от подобных клиентов не было. Так наша семья и жила.

— Я не «подсматривал». — Ярослав слегка постучал по едва заметной коробочке «Гермеса». — Но сам знаю, что победа должна была достаться твоему отцу. Крылатский победил только потому, что приходился кое-кому родственничком в ЦК.

— А ты осведомлён о событиях в мире аэрогонок. Просто жалко, что после предложения, от которого невозможно отказаться, папа был вынужден уйти. Не смог вернуться после сданной победы, смириться с произошедшим, заниматься дальше делом жизни, — грустно улыбнулась Светлана. — Ну, не будем об этом. Скоро, наверное, прилетим?

— Дороги сегодня лучше, чем обычно. Будем раньше запланированного! — Коломин с задором поддал газу. Шереметьева звонко рассмеялась, почувствовав скорость.

Они уже проехали мрачную Ховринскую больницу, сверху напоминающую знак радиационной опасности, усадьбу Грачёвка в эклектичном стиле, корпуса «Моссельмаша» и вечно пустую одноимённую платформу для электричек. Параллельно их пути практически постоянно в град Петра убегала Октябрьская железная дорога, по которой курсировали сине-белые высокоскоростные ЭР200-Э и Соколы-250-Э. Близ станции «Петровско-Разумовская» с высокого аэромобильного уровня по правую руку друзья могли видеть Тимирязевский парк с опытными полями Сельскохозяйственной академии, а по левую — громадный Главный ботанический сад Академии наук. Восточнее Ботанический сад резко переходил в полностью урбанизированный комплекс Выставки достижений народного хозяйства с её многочисленными павильонами.

Дмитровское шоссе закончилось, незаметно перейдя в Бутырскую улицу. «Метеор» промчался между девятым хлебозаводом и фабрикой «Свобода» и вдоль Савёловского вокзала въехал на Сущёвский вал. На северном участке ТТК ежечасно приходилось туговато, а поэтому путникам пришлось немного замедлиться. Время от времени на рекламных щитах красовались то «девяносто девятые “Лады”» разных цветов, то футуристические пейзажи Марса с предложением поучаствовать в колонизации, то путешествия по Москве-реке на скоростных аэротеплоходах. Москва осенняя жила своей привычной жизнью, и ритм её отражался в бесконечных стёклах витрин.

Оставив Станкостроительный институт дальше в тени парка и переулков, Ярослав направил машину в сторону Марьиной рощи. Через километр от неё встречался уже второй на пути пары вокзал — Рижский. А уже меньше, чем через полтора километра от него ТТК резко сворачивало на юго-восток, что позволяло наконец-то добраться до точки назначения.

— Сто лет не была в «Сокольниках», — радостно призналась Светлана, когда Ярослав поставил «Метеор» на стоянку и выключил двигатель.

Парк «Сокольники» на северо-востоке Москвы представлял собой более урбанизированную часть Лосиного острова — реликтового лесного массива, получившего в своё время статус национального парка. Сам Лосиный остров также уходил далеко на северо-восток Подмосковья к Королёву и Щёлково, пересекая МКАД и тем самым находясь в двух регионах одновременно. «Ухоженную» часть национального парка — «Сокольники» — от «дикой» географически отделял Ростокинский проезд на севере.