Когда землю сотрясли первые толчки, они подумали, что Ривард ошибся со сроками Пришествия. По агавлларскому счету у них было в запасе еще три дня. Потом Данира, прислушавшись к неспокойной тишине гор, заявила, что слышит крики и звон оружия. Тэйн не слышал ничего: наоборот, ему казалось, что в воздухе разлита напряженная, удушающая, неестественная тишина…

Выйдя к распадку, где находились лагерь и Ворота на Алуре, он усомнился в реальности происходящего. Кйти тоненькими огненными ручейками заливала долину, на уцелевших островках суши без разбору убивали друг друга люди и лайды. Фигура Кельхандара была отчетливо видна издалека, движения его рук, тела, головы показались Ройгу настолько неестественными, что он заподозрил друга в безумии. Данира зацепила поводья аррита за камень и требовательно повернулась к Ройгу:

— Он же сошел с ума! Надо его как-то остановить!

Тэйн сунул ей поводья аррита и принялся карабкаться вверх по склону, туда, где находился Харриаберт. С ним явно творилось что-то неладное: взмахи рук сделались бессистемными и истеричными, он несколько раз падал на колени и с трудом поднимался на ноги. С каждой минутой кйти в долине становилось все больше, а островков суши — все меньше, она уже почти окружила Ворота. Тэйн очень хорошо понимал, чем это может грозить. В какой-то момент, бросив взгляд вниз, он на мгновение увидел Даллана, тоже карабкающегося вверх, и с тревогой подумал, что ему не одолеть этот рискованно опасный подъем. Ройгу оставалось совсем немного, когда, при очередном взгляде вниз, он увидел, как падает с уступа пронзенное стрелами тело наставника. Ему захотелось броситься вниз, перехватить, попытаться что-то сделать, но холодная частица разума подсказала, что его вмешательство уже ничего не изменит. А вот Кельх…

Он сбил Харриаберта с ног, когда вскарабкался на маленькое, удивительно ровное плато над долиной. Где-то рядом виднелась изящная каменная арка, украшенная хорошо знакомыми узорами — еще один неизвестный вход в Обитель Колодца. Кельхандар бросился на него с рычанием дикого зверя, и они покатились по плато в рукопашной драке без правил. Кельх явно был не в себе. Он остановился, когда Ройг прижал его к земле на самом краю плато и яростно встряхнул, всем телом ударив о камень:

— Посмотри, что ты наделал!

И в этот момент оба они увидели, как неожиданно исчезло голубое сияние, освещавшее распадок. Сдавленный вопль боли и ужаса прокатился по долине. Тэйн, осознав, что именно это означает, отпустил Кельхандара и тот, поднявшись, ошарашено уставился вниз.

В багрово-красном сумраке светилось теперь только озеро кйти, полностью залившее долину. Уцелевшие люди и лайды карабкались на склоны, переместив туда попытки уничтожить друг друга.

— Я хотел ее остановить, — пробормотал Кельхандар жалко. — Я собирался только припугнуть обе стороны… Расколоть долину с помощью всего одного ручейка, и спустить свои отряды, чтобы они вмешались и остановили бойню… Но все как с цепи сорвались… Я пытался остановить движение кйти, чтобы она больше не росла, но… она меня больше не слушается!!! — закричал он.

— Она питается тем же Огнем жизни, что и Кэлленар, — устало бросил Тэйн, поднимаясь на ноги и отряхиваясь. Данира стояла внизу, держа арритов, потрясенно глядя на светящееся озеро. — И плотью тех, кто в нее упал. Раненых, убитых. Конечно, она будет расти независимо от твоей воли.

— Ты… тогда, в Эргалоне, ты смог ее остановить, — выкрикнул Харриаберт, хватая Ройга за плечи и тряся. — Ты… и сейчас можешь?

— Наверно, — равнодушно сказал ТЭйн.

— Останови ее!

— Зачем? Она остановится сама, когда некого будет есть.

— Мы откроем новые Ворота на Алуре, — растерянно ответил Кельхандар, потрясенный равнодушным ответом друга. Отпустив его, он отступил назад и отвернулся.

— Для кого? — спросил Тэйн шепотом. — Там, внизу, мало кто выживет. Уцелевшие переждут Пришествие в Обители Колодца. А если не будет Ворот, не будет и повода напасть на нас снова. Может, нас хотя бы теперь оставят в покое…

И он стал спускаться вниз, к неподвижному, изломанному телу Даллана. Лайд, карабкавшийся снизу вверх, чуть не сбил его с ног, но Ройг удержался и удержал за полу плаща обезумевшее во всеобщей резне существо.

— Отзови их, — крикнул он Харриаберту. — Пусть хоть они… спасутся.

(Сезон Холода. Риаллар, Джар Илломайн.)

Погребальный костер развели на узкой кромке плато перед входом в Обитель Колодца. В распадке, на месте лагеря, образовалось большое озеро кйти, которая, насытившись, остановила свой рост. Оставшиеся в живых — тринадцать риалларцев, шестеро хильдов, четверо людей Лахлайда — укрылись в Обители: им было уже все равно, на чьей стороне они были до бойни. Джерхейн, к счастью, уцелел, хотя и его зацепил хильдайрский меч. Ард-элларцев не обнаружили: то ли они успели прошмыгнуть в Ворота во время всеобщей паники, то ли все погибли. Лейт чудом уцелела: Тэйн нашел ее, едва очнувшуюся, неподалеку от тела Даллана, и сразу же вытащил наверх, в пещеры.

Лайдов выжило гораздо больше, благодаря вовремя отданному приказу отступить. Сейчас, когда связь с Алуре была прервана, опять встал вопрос о снабжении уцелевших продовольствием; воды в Обители Колодца, к счастью, пока хватало на всех. Кое-какие запасы провизии в подгорном лагере еще оставались. Они позволяли продержаться в режиме жесткой экономии дней десять, но не больше. Люди надеялись, что после Пришествия все вернется на круги своя, но Джерхейн и Ройг, прикинув реальное положение дел, сильно сомневались, что в разрушенной, иссушенной стране что-то быстро изменится к лучшему в короткие сроки. Тэйн был готов снова создать Ворота на Алуре, но только после того, как хаос Пришествия утихнет. Кельхандар, второй создатель Ворот, молчал, угрюмо кивая. К счастью, лайды слушались и почитали Кианейт не меньше, чем его самого. Именно благодаря ей лайды поделились с людьми накопленными ими самими запасами продовольствия, и показали людям несколько неизвестных ранее чертогов Тонхайра, удобных для жилья, и безопасных путей во внешний мир.

У Кианейт неплохо получалось находить общий язык и с лайдами, и с людьми. Джерхейн нехотя признал, что теперь, когда они не связаны ничем, кроме общей беды, они прекрасно ладят на деловой почве. Сын Кельхандара и Кианейт, названный Келлиахаром в честь какого-то героического предка хильдской княжеской династии, крепкий и здоровый малыш, засыпал на руках своей няньки-лайды гораздо быстрее, чем на руках родной матери.

Когда ритуал был окончен, Тэйн собрал пепел в урну, заявив, что собирается положить прах учителя в Усыпальницу, находящуюся в срединной части Джар Ил. Там частичка Даллана обретет бессмертие вместе с древними тумбами. Тонхайр переживет еще множество Пришествий, и Даллан — вместе с ним. Потомки будут гадать, глядя на светящиеся в темноте надписи, об их истинном назначении, и вряд ли кому придет в голову простая мысль, что это всего лишь кладбище… Просто кладбище тех, чьи родственники, друзья, последователи и ученики хотели сохранить частичку памяти о них в веках.

Урна с прахом уместилась на самом краю второго кольца тумб — там словно бы умышленно было оставлено место для еще одного камня-надгробия. Его сделал один из выживших ремесленников Эргалона — простой камень с отрогов Илломайна, аккуратно обточенный, с выбитым внизу именем и годами жизни, с узким стаканом для праха внутри. Ройг закрепил его в небольшом углублении, равноудаленном от остальных тумб, и камень словно врос в пол, идеально войдя в нишу, словно именно это место ждало его в течение многих веков. Завершив дело, Тэйн отошел назад, глядя на пылающие огнем объемные знаки внутри третьего кольца, издававшие тонкую и печальную мелодию. Если вслушиваться, если внимать этим едва слышимым переливам печальной и вместе с тем светлой темы, казалось, что они рассказывают ему какую-то сложную печальную историю — словно чью-то жизнь, длинную, полную перипетий, пришедшую к величественному и справедливому финалу, но в то же время незаконченную. Перед его внутренним взором появился человек или телл? Кто-то, похожий на телла, но с узнаваемыми человеческими чертами, брел по такому яркому, полному жизни, но в то же время безлюдному миру. Где-то там, позади, остались только что созданные Ворота, впереди лежал новый мир, невинный, неискушенный, такой чистый и прекрасный. Человек — или телл? — обернулся, улыбаясь, глядя на величественные горные вершины, на нетронутые, еще не обжитые долины, зеленые, цветущие, столь прекрасные в своей первозданной чистоте… Камень, плоский грубый камень, светлеющий от его слов, повиновался одному только его искреннему, неистовому желанию.