Оставшись без привычных инстументов, он был вынужден изобретать их заново. В мире, где не было Кэлленара, магия все же существовала, но это была даже не сама магия… нечто иное. Глубинное понимание языка творения приходило к нему в простейших действиях, он словно бы снова открывал его для себя, шаг за шагом, постепенно осознавая его необычайную простоту и пугаясь этой удивительной легкости, от которой, как ему казалось, один лишь шаг до всемогущества. Он создавал из ничего предметы быта, ожеду, строительный материал, еду — и уничтожал: ему самому требовалось очень мало, а все остальное — для кого оно? Уж точно не для себя. Впервые мастер почувствовал бессмысленность бытия, которое не с кем разделить. Ему остро нужен был тот, ради кого стоило бы творить…
Он продолжал исследовать новый мир и даже создал карту, выровняв для нее скалу и выгравировав на ней исследованный кусок территории. От нечего делать он выстроил дом-дворец, вырезая каменные блоки силой слова и перемещая их взглядом, но пусто было в его роскошных хоромах, ветер гулял в них, и мастера охватывала тоска.
Желание быть нужным постепенно превращалось в навязчивую идею. Кому нужны все его волшебные умения, если их, кроме него, никто не увидит? Решение вернуться зрело постепенно, но в один прекрасный момент он понял, что сыт одиночеством по горло.
Дверь на Теллар открылась не сразу. Странно, что у него не получалось подобрать слова, те самые, что сложились когда-то, казалось бы — вечность назад. Он перебирал символы и знаки, а потом задавался вопросом, что с ним не так… Может быть, дело в том, что он боится возвращаться? Да, он боялся. Боялся увидеть, что очередной катаклизм выбросил его родные острова жизни из мировых Потоков, но еще сильнее его страшило, что они изменились до неузнаваемости, и эти изменения ему не понравятся.
Но нет — Теллар жил, жил и Небесный Остров Агваллар, и мастер, проведя там еще одну жизнь, задумался: если он способен создать целый мир, возможно, это умение доступно и другим… таким как он. Где-то должны существовать другие острова жизни. Мысль эта постепенно захватывала его все больше и больше, вопрос, как отыскать их, как открыть туда дорогу, давно уже не давал ему покоя, и вот однажды… Однажды перед ним возникло видение. Шумный и странный город, состоящий из множества стеклянных башен, между которыми летали драконы со всадниками, распахнулся в небесах прямо перед ним. Дорога — узкая лента, так похожая на обычный тракт, начиналась прямо у его ног и заканчивалась там, на небе, плавно перетекая в улочку между башнями. Видение подержалось и исчезло, и мастер решил, что это или сон, или бред, но через несколько дней оно возникло снова. И снова… Сомнения все еще мучали его, он сопротивлялся искушению, но в какой-то момент искушение неизвестностью стало настолько невыносимым, что он не выдержал и шагнул вперед.
Сезон Ветров, Эргалон. 78 дней спустя
Тэйн спешился у постоялого двора на въезде в Эргалон, все еще удивляясь равнодушию караула Северных ворот: стражи покосились на него с подозрением, но пропустили, не задав ни одного вопроса. Видимо заморенный аррит и его собственный потрепанный вид не произвели сколь-нибудь тревожного впечатления. На что, впрочем, он и рассчитывал. Меч он предусмотрительно убрал во вьюк, притороченный к седлу, из которого торчало старое одеяло да свисал мятый рукав потертой и пропыленной куртки.
Постоялый двор, расположенный неподалеку, был переполнен, но Ройг не собирался задерживаться здесь надолго — только оставить аррита, накормить его, перекусить да задать местным пару вопросов; по нынешним временам соваться в храм Ильфейна, не разузнав обстановки, становилось опасно.
Аррит чудом довез его до столицы — Ройг не на шутку опасался, что бедное животное издохнет в дороге, однако другого он выпросить не смог, даже за большие деньги — пять агвалларских ларов и раньше были почти состоянием, а уж теперь… Теперь в первую очередь требовалось позаботиться именно о нем, поскольку Тэйн не представлял, как долго он тут пробудет; возможно, уносить ноги придется очень быстро.
Сунув на конюшне приличную мзду, он поднялся наверх, в душную и пыльную каморку, окна которой смотрели на соседние неказистые домишки. В нише с умывальником стояло ведро с водой, но, посмотрев в мутное грязное зеркало, он решил ничего не менять в своей внешности, несморя на сильнейшее желание отмыться от дорожной пыли — худо-бедно, а маскировка.
Спустившись в трайту, Тэйн заказал маленький кувшинчик арали, поразившись выросшим в несколько раз ценам, местную мясную похлебку и, внимательно осмотрев постояльцев, подсел к одному из них.
Худой, но крепкий мужик, по одежде — горожанин, неторопливо хлебал все то же мясное варево, заедая огромными ломтями черствого хлеба.
— Давненько я здесь не был, — Ройг плеснул ему полчашки арали из кувшина и сделал глоток сам. — Первый раз вижу, чтоб тут есть нечего было.
— Хильды забрали все, что могли, — ответил тот со злой усмешкой. — Земля не уродила из за жары, жрать и так нечего, а тут еще эти рейды…Гарнизону, да прихвостням илларским кормиться надо.
Ройг кивнул. Про неурожай он уже неоднократно слышал по дороге, да и вид разоренных городов и селений с оскудевшим населением говорил сам за себя.
— Как вышло, что хильды Риан Ал Джар взяли? — спросил он, когда трактирщик поставил перед ним миску с похлебкой. Он не был особо голоден, припасы с Алуре выручали его всю дорогу с Илломайна до столицы, но, увидев, во что превратился Риаллар за время его отсутствия — всего лишь за сезон, решил приберечь их на будущее. Пришествие неуклонно приближалось, и раз урожай, считай, погиб, голод в ближайшее время неминуем.
— Пришли неожиданно, — буркнул горожанин, залпом опустошив чашку. — И скрытно. Взяли город, обложили замок. Риан наш оборонялся, сколько мог, почти сорок дней держался, да гниды эти островные его предали…
— Иллары? — удивился Ройг. Его собеседник утвердительно кивнул.
— Ворота в Эргалон открыли именно они. Хильдов с распростертыми объятиями в храмах встертили.
— Погоди, Холгойн всегда на Ильфейна опирался, там тех, кто Агваллар поддерживал, не было никогда.
— Может и не было, — проворчал горожанин. — Да вырезали их хильды в первую очередь, когда город заняли. Может и уцелел кто, я не знаю. Даллана уже позже взяли, он тут долго по верным риану домам прятался, да выследили его. Казнить хотят, народу показать, да все никак не соберутся. Риан-то наш жив, в Джар Ил ушел и дружину увел, спать он им спокойно все равно не даст. Боятся они его.
— Непохоже, что боятся, — бросил Тэйн, вспомнив, как легко его пропустили в город.
— А его люди днем не ходят. — пояснил собеседник, покосившись на кувшин, и Ройг плеснул ему еще. — Ночью все ворота запрут да патруль по улицам пустят. Да без толку — все равно по утрам трупы находят. Даже илларов ихних белоглазых. Никак им заступничество колдунов не помогло, хоть тыщу раз Острову поклонись…
— Так Холгойн, получается, из замка сам ушел?
— Ушел, и всех, кто там был, с собой увел. Хильды замок заняли, штаб там свой посадили да илларов своих, что с ними пришли. А на пятый день дружина вернулась не пойми откуда, и штаб тот перерезала почти весь. И снова исчезла. Хильды теперь в храме Хэллиха обосновались, а в замке только привидения гуляют. Нечисти подземные, говорят, подкоп из под горы вырыли…
— Даллана давно схватили?
— Да пожалуй давно уж. В конце Света Фиал, — задумался тот. — Не помню точно. — Говорят, ранили его, ну да он по слухам без боя не сдался, — в голосе горожанина прозвучала неожиданная гордость. — Никогда у нас тут никого на потеху публике не казнили. Мерзость это, да кто ж пришлым колдунам это объяснит.
— В городе есть жрецы с Агваллара? — удивился Ройг.
— Не знаю, не слышал. Я про хильдских колдунов говорю. Хэльдов не осталось, Круги все сгорели, а им все нипочем, знай себе колдуют.