— Люди имеют право время от времени видеть бога. Это честно.

— Но не те, кто не верит в твое существование, — заметила Р'шейл.

— Ну, вот теперь он меня увидел, значит, должен уверовать в меня, так?

— И не надейся, — произнес Брэк.

— Вечно ты все видишь в черном свете, Брэкандаран. Я собирался сообщить вам кой-какие новости, но теперь уже раздумал. Ты станешь относиться к миру еще хуже.

— Какие новости?

— Я не уверен, что должен…

— Дэйс, — перебила его Р'шейл, — не дразни нас. Если у тебя есть важное сообщение, выкладывай!

Бог надулся.

— Ты слишком много общаешься с Брэкандараном, Р'шейл. Ты даже говоришь уже как он.

— Поехали, Р'шейл, — сказал Брэк, берясь за поводья, и оглянулся. Повозка мало-помалу приближалась. — Скоро они нас догонят. Ему просто нечего сказать. Будь здоров, божественный.

— В Цитадели есть приверженцы Хафисты! — выпалил Дэйс. Р'шейл с тревогой посмотрела на него:

— Приверженцы? Кто они?

— Не знаю, — пожав плечами, ответил бог. — Знаю только, что Цитадель может чувствовать их присутствие и ей это не нравится.

Р'шейл недоуменно посмотрела на Брэка:

— О чем он говорит? Он только что сказал, что Цитадель живая.

— В некотором смысле да, — ответил Брэк и обратился к Дэйсу: — Что-то уже случилось?

— Нет. Ты же знаешь, как это бывает с Цитаделью. Ей требуется век, чтобы вспомнить собственное имя. Но она в состоянии почувствовать заразу Хафисты, и это ее огорчает.

Брэк задумчиво кивнул. Р'шейл совершенно не понимала, о чем они говорят.

— Брэк, это имеет какое-то отношение к силе в Цитадели, о которой говорил Дранимир?

Ответить он не успел — сзади подкатила повозка и остановилась. Гарет подъехал поближе и недовольно уставился на Дэйса.

— Вижу, ваш бог все еще с нами. И долго вы намерены сидеть посреди дороги? Может, разрешите нам проехать? К вашему сведению, собирается дождь. И мне бы хотелось добраться до Малаки до того, как он начнется.

— Интересно, эти безбожники все такие нахальные? — произнес Дэйсендаран и исчез прямо на глазах у изумленного Гарета.

Р'шейл посмотрела на остолбеневшего коменданта и усмехнулась про себя: «Он не понял, что произошло». Гарет еще немного постоял с разинутым ртом и, наконец опомнившись, махнул своим людям. Повозка двинулась дальше, будто ничего и не случилось.

Майкла поручили заботам главного конюха защитников — тщедушного темноволосого мужичка, который до потери сознания любил своих лошадок и не жаловал строптивых кариенских мальчишек. Звали его капитан Хедли.

Прочитав сопроводительную записку, впопыхах нацарапанную Тарджей, капитан Хедли с пренебрежительным видом глянул на Майкла:

— Капитан Тенраган написал, что ты поступаешь в мое распоряжение. Он пишет, что ежели ты попытаешься бежать или начнешь бузить, я должен немедленно сообщить ему об этом. А еще он велит напомнить тебе о каком-то брате. Ты понимаешь, что это означает?

Майкл угрюмо кивнул. А он-то думал, что Тарджа позабыл о Джеймсе.

— Это хорошо, потому что мне совершенно некогда нянчиться с тобой. У меня тут почти две тысячи лошадей, парень, а теперь надо возиться с фардоннскими. Поди, отыщи сержанта Монтея. Он найдет чем занять тебя до вечера.

Майклу ничего не оставалось как подчиниться.

Что стало с принцессой — этот вопрос тревожил Майкла постоянно, но не меньше его занимала и судьба Джеймса. Однако расспросить о маленьком пленнике было некого. Медалонцы о Джеймсе и слыхом не слыхивали, а хитрианцы держали своих лошадей в других загонах, куда ход Майклу был заказан.

Сержант Монтей поручил Майклу разгружать сено — кормежка такого огромного табуна была делом нелегким. Работа оказалась незамысловатой: Майкл сгружал с телеги, которой управлял Монтей, пару тюков, доволакивал их до загона, потом бежал вприпрыжку за телегой до следующего загона, и все повторялось снова. За день мальчишка выматывался так, что вечером едва мог добраться до своего тюфяка и, чуть коснувшись головой седла, служившего подушкой, засыпал как убитый.

Прошло четыре дня. Долгое ненастье сменилось ясной морозной погодой, задул студеный ветер. Зима была не за горами. Хедли, вдруг озаботившийся отсутствием у лошадей крыши над головой, нагнал из обоза людей и приказал им в спешном порядке сооружать брезентовые навесы над загонами.

Мотаясь от телеги до загона и обратно, Майкл замучился вконец. А Монтей знай себе подгонял — очень уж ему хотелось покончить с этим делом и поскорей забраться в теплую палатку. К полудню телега подъехала к загону, где работники натягивали брезент на сколоченный каркас. Возле изгороди горел костерок, у которого хлопотали стряпухи. В большом котле кипела похлебка — наступало обеденное время. Монтей велел Майклу продолжать работу, а сам направился к костру.

Мальчик стащил с телеги тюк с сеном и поволок его к загону, честя на все корки медалонцев вообще и Монтея в частности. «Всевышний, сделай так, чтоб его пронесло от этой похлебки!»

— Не сделает. Хафисте некогда, приятель.

Майкл поднял голову — на изгороди сидел белобрысый парень лет пятнадцати, облаченный в невероятно живописные лохмотья — Майкл и не заметил, что воззвал к Хафисте вслух.

— Не поминай имени Хафисты всуе. Ты безбожник!

— Ну и что! Я знаю о Хафисте. Я, конечно, не разговариваю с ним, как ты, но о его существовании знаю.

Майкл выпрямился и удивленно посмотрел на оборванца: вот уж не ожидал услышать такие слова от нечестивца. Наверное, этот парень один из рабочих, которые строят укрытия для лошадей.

— Чего тебе надо?

— Ничего.

— Тогда катись отсюда. — Майкл поудобнее подхватил тюк и, крякнув, потащил его к загону.

— Что ты делаешь?

— А ты как думаешь? Белобрысый засмеялся.

— Да этот тюк почти с тебя ростом.

— Тогда, может, поможешь мне?

— Э-э, нет. Это работа. А я не работаю. Майкл опустил тюк на землю.

— А чем же ты занимаешься?

— Я вор.

Майкл не удивился — парень выглядел ужасно нечестным.

— Воровство — это грех.

— Не говори ерунды! Кто тебе сказал такую глупость? А-а, наверное, Хафиста. Вот же старый педик!

— Ты богохульствуешь! Это тоже грех.

— Да не существует на свете никаких грехов! Тебя как зовут?

— Майкл.

— Давай-ка, Майкл, я поучу тебя уму-разуму. В общем, нет никаких грехов. Вор не делает ничего плохого. Своими делами он славит Дэйсендарана — бога воров.

— Есть только один настоящий бог! — возмутился Майкл. Парень нахмурился и спрыгнул с изгороди.

— Ты действительно так думаешь? И все кариенцы такие же?

— Да! А теперь катись отсюда.

Майкл наклонился было над тюком, но, раздумав, сел на него и уставился на собеседника.

— Майкл, Хафиста выдумал грех для того, чтобы верующие не смели почитать других богов.

— Других богов нет!

— Ах, вот как! Похоже, мне придется заняться твоим воспитанием, приятель. — Парень тяжело вздохнул и вдруг повеселел. — Ну ничего, мы поладим. Я наставлю тебя на путь истинный относительно первичных богов.

— Меня уже наставили. Хафиста — Всевышний.

— Хафиста — надутый старый болтун, и я с удовольствием украду тебя у него.

— Ну что ты копаешься, парень! Мы так до полуночи не управимся. Шевелись давай! — послышался крик Монтея.

Майкл испуганно вздрогнул и оглянулся, а когда вновь повернул голову, испугался еще больше — изгородь была пуста.

— Что ты стоишь и болтаешь сам с собой, как придурок? — проворчал Монтей, подходя. — Беги давай, похлебай горяченького. Но только быстро!

Майкл побежал к костру. Ой, как вкусно пахнет! Зря он все-таки попросил Всевышнего, чтоб Монтея пронесло. Ну ничего, авось Хафиста не услышал его неосторожных слов. Но куда все же подевался этот пацан?