Я чуть было не поперхнулся. Мария же шутку оценила — её вообще невообразимым образом веселило всё, что связанно с Са… с Джуном.

— О нет, это маленькая овечка Долли в исполнении Сабуро! Мы хотели целую душу, а получили мальчика, так что кто-то превратился в отца-одиночку.

Я устало вздохнул.

— Эй, я даже с виду не похож на кого-то, у кого может быть сын этого возраста! И вообще, хватит уже надо мной издеваться, вы двое.

Коротко о главе: мы медленно вспоминаем, что Сабуро всё-таки из средневековья, и нынешние стандарты воспитания для него… не для него

— Ну я же знаю, что ты не немой, — уговаривал я. — Давай же, скажи что-нибудь.

Я сидел на корточках перед мягким креслом, в котором мини-Сабуро — с этого дня Джун, — чуть ли не тонул, хлопая своими большими круглыми глазами с совершенно непонимающим лицом. Он молчал. Конечно, это приятнее, чем когда мальчишка ноет, но это состояние идиота меня полностью не устраивает.

Надеюсь, это просто побочный эффект от того, что его недавно воскресили.

С подростками проще: с ними нянчиться не надо. Конечно, у них за спинами всегда были богатенькие родители, но и там рычаги давления есть — чёрта с два тебя будут игнорировать. А это что такое? Полчаса уже распинаюсь, а он всё смотрит и смотрит, как будто в театр пришёл.

— Ну же, малявка, хотя бы кивни, если понимаешь меня! — всплеснул руками я. — Сделай уже что-нибудь!

Вдруг дверь в номер распахнулась без стука. Мария, застывшая на пороге, фыркнула и спросила:

— Чем ты тут занимаешься?

Я встал, уперев руки в бока, и кивнул на Джуна.

— Пытался добиться от него хоть что-нибудь. Ты знаешь, что делают с малявками, которые не говорят и ни на что не реагируют? Я почти уверен, что ему нужен врач.

— Что, совсем плохо? — озабоченно поинтересовалась девушка.

— Да ты сама посмотри, — отозвался я.

В тот же момент, будто издеваясь надо мной, Джун покачал ногой и спросил.

— Дядь, ты всё? Я есть хочу.

…

Под громкий хохот чуть ли не задыхающейся Марии, я понял, что был клоуном всё это время. Он что, надо мной издевался?

Надо было всё-таки остановиться на варианте с удушением.

— Ты! Что ты делал всё это время? — не выдержал я.

Мальчишка пожал плечами без каких-либо признаков раскаяния.

— Он нравится мне всё больше и больше, — заявила Мария. Она хотела подойти к Джуну и подняла руку (вероятно, чтобы потрепать его по голове), но он резво соскочил с кресла и бросился ко мне.

Мальчишка вцепился в мою ногу и глянул на Марию, как испуганный зверёныш. Та оскорблённо надулась. Конечно, да чтоб княжна хоть раз почувствовала такое пренебрежение от какого-то ребёнка!

— Эй, малыш, почему я тебе не нравлюсь? — пропела она; она никогда не говорила ни с кем так нежно, и что-то мне подсказывает, что никто в мире, кроме Джуна, до сих пор не удостоился такой чести. — Знаешь, этот глупый братец хочет тебя придушить. А я нет. Разве я не хорошая?

— Не настраивай его против меня, — нахмурился я. — Что я буду делать, если он будет реагировать на меня, как на тебя?

Мария безразлично махнула рукой.

— Ну тебе это ведь и не нужно. Смотрите, какие мы злые, нам не нужны милые младшие братья. А у меня нет ни одного — по крайней мере, ни одного младше Антоши! Знаешь ли, счастьем надо делиться.

— Если он сам к тебе пойдёт — забирай, — весело ответил я.

Джун подёргал меня за штанину и поднял голову, чтобы взглянуть на меня с жалобностью брошенного щенка.

— Дядь, не отдавай меня страшной тёте…

— Я? Страшная? У тебя просто нет вкуса… — оскорбилась Мария. Затем глянула на большое зеркало на дверце шкафа: выглядела девушка как всегда безупречно.

— Может, он просто видит твою пугающую натуру, — пожал плечами я и обратился к Джуну: — Слушай, в каком месте я дядя? Пять раз сказал: зови меня старшим братом. Нам же не нужны проблемы, парень?

— Не хочу проблемы, — протянул Джун. — Хочу есть, дядя.

Я вздохнул. Ладно, я готов смириться с тем, что человек, который только что воскрес, самую малость раздражает.

— Брат.

— Дядя, — упорствовал малец.

— Старший брат.

— Ты дядя.

— Я тебе никакой не дядя. Старший брат, можешь повторить? — скрипнул зубами я.

— Может, ты просто слишком старый? — фыркнула Мария.

— Я молод и свеж, — отозвался я. — Страшная тётя.

Джун снова начал трясти штанину. Я уже начал подумывать, что стоит начать затягивать пояс немного сильнее — с такими вредными привычками может случиться… конфуз.

— Мне не нравится слово брат, — заявил он. — Оно страшное.

Страшное? Должно быть, тут замешана его память — как я уже выяснил, Джун — чистый лист. Он ничего не помнит и не знает, но наверняка чувствует, что с его старшими братьями не связано ничего хорошего. Он боялся их — значит, будет бояться и человека, которого так называет.

Удивительно, что я вообще умудрился ему понравиться — я же выгляжу, как младшая копия Таро. Или это доверие к собственному телу?

Кто этого Джуна разберёт. Живой, и ладно, там уж разберёмся.

— Ладно, — вздохнул я. — Да ради бога, называй меня, как хочешь.

— Дядя! — радостно отозвался Джун и ткнул моё колено. — Есть хочу-у…

— Да помню я, помню. Не помрёшь ты от голода в мою смену, не бойся.

— Тогда мы можем пойти в ресторан. Антоша уже сказал, что на первом этаже замечательно готовят, — предложила Мария. — И мы как раз сможем кое-что обсудить, Сабуро.

Джун был нытиком и в целом не самым умным ребёнком, но, услышав, что может наесться чего угодно, он стал шёлковым. Я вспомнил первый день в его тебе: комната грязная, сам я тощий, весь в крови, валялся на полу неизвестно сколько… Сразу понятно, откуда такое отношение к еде — кто-нибудь вообще заботился о том, чтобы хорошенько его накормить?

Конечно, кроме его няни; да вот только я о ней ничего не слышал — так и не узнал бы, что она когда-то вообще была, если бы не то всплывшее воспоминание.

Конечно же, дать в руки мальчонки меню могло бы быть ошибкой, но я знал, как это работает: или тебя один раз вырвет, и желание наедаться как рукой снимет, или эффекта не будет, и это не пройдет никогда.

Стоило официанту принести наш заказ, я пододвинул все тарелки с едой, выпрошенной мальцом, поближе к нему, Мария глянула на меня с неодобрением и спросила:

— Ты что, над ним издеваешься?

— Ни в коем случае, — отозвался я, придвигаясь по ближе.

Комплект детской одежды, принесённый Прохором, который аж весь вспотел, бегая по магазинам с рекордной скоростью, всё же был очень… белым. Не знаю я что ли, что бывает с белыми вещами после еды? Таким и студенты магической школы грешили — некоторые бессовестно ходили с пятнышками на рукавах или груди; таких нужно было отлавливать в коридорах и отправлять переодеваться, чтобы никто вдруг не подумал, что у нас за внешним видом не следят.

А тут четырёхлетка — что-то я сомневаюсь, что он выйдет отсюда в том же приличном виде, что и перед едой.

Помнится, когда у меня появились первые деньги — точнее первые деньги золотом, а не тоненькими бронзовыми монетками, — и возможность есть мясо каждый день, а не только по праздникам, я начал частенько брать больше, чем мне нужно. Сказалось то, что года у нас на родине через раз были неурожайными, скотина странным образом дохла, а зверья в лесах было мало — весь городок время от времени голодал, а мы с матерью ещё и были совсем одни. Мальчишкой не замечаешь, что всегда немного голоден, а вот когда тебя начинают хорошо кормить…

В общем, пока меня от усердия не вырвало — не прошло. Этот пунктик я взял на заметку. Особенно когда заметил, как у пары магов помоложе случилось почти то же самое.

Почему затрагивало это в основном магов? Да потому что с тех пор, как среди простолюдинов начали искать людей с магическими резервами, им стало проще всех разбогатеть. Среди них вообще куда ни глянь — одни бывшие люди низкого да среднего достатка. Особенно среди готовых к истощению резерва и тяжёлому труду.