Он очень теплый, и я, вся мокрая от дождя, неосознанно прижимаюсь к нему ближе в отчаянных попытках согреться.

Этот поцелуй существенно отличается от того около фитнес-клуба, потому что… Потому что сегодня я Дамира не отталкиваю. Я не собираюсь кричать и плакать, не хочу обвинять его ни в чем и бросаться на него с кулаками. Я… я хочу целоваться.

Глупо, наверное, что так всё скоро, но мне так правильно. Мне хорошо именно здесь и сейчас, и я больше не хочу отказываться от этого и пытаться уговорить себя, что мои чувства к Дамиру только лишь дружеские.

Он целует меня очень страстно, меня окатывает волнами его эмоций сильно, от этого тяжело дышать. Поднимаюсь на носочки, чтобы обнять его за шею крепче, на секунду отстраняюсь, чтобы перевести дух, но Дамир не продолжает поцелуй. Что…

— Чёрт… — говорит он громко, и меня охватывает паникой. Только не говори, что ты передумал. Не разрушай всё, как сделала в прошлый раз я. Я же только поверила, я же… — Рано я, да? — вдруг он задает вопрос, от которого улыбка тянется по лицу.

Качаю головой, отвечая отрицательно. Он настолько по-настоящему обеспокоен, что мне летать хочется. Почему он каждый раз говорит, что плохой человек? Он один из лучших, кого я вообще встречала.

— И не будешь кричать и убегать сломя голову? — спрашивает еще раз, и я улыбаюсь еще шире. Он тянется снова, но в этот раз отстраняюсь я, хотя делать этого до ломоты в пальцах не хочется. Дамир смотрит на меня с долей испуга, и я спешу его успокоить, дрожащими губами произнося:

— Я действительно очень замерзла.

У меня стучат зубы, а вещи всё еще мокрые насквозь. С волос стекают ручейки прямо на пол прихожей, а в обуви целое озеро — хоть лягушек запускай.

— Чёрт, точно, — он так смешно реагирует на всё, что мне мигом становится плевать на весь холод. Мне, но не Дамиру. — Я принесу тебе что-то надеть, иди пока в душ.

Немного прихрамывая он идет в спальню и приносит мне свою толстовку и спортивные штаны. Наверняка я буду выглядеть в этом супер-смешно, потому что Дамир выше меня на голову и шире в плечах раза в три точно. Честности ради, мне хватило бы одной толстовки, но его забота о моем тепле кажется невероятно милой.

Я убегаю в душ под горячую воду и думаю обо всём, но для меня самой странно, что в мыслях нет места боли от расставания или грусти по Руслану. Скорее всего это эндорфины и эмоции от всего произошедшего, но честности ради, я совсем не хочу страдать. Я пережила уже очень много плохих эмоций. Во время болезненных наших моментов в отношениях, в наш перерыв, а потом когда застала его с другой. Мне хватило этого с головой и теперь я хочу наслаждаться настоящим.

Натягиваю на себя всё, что принес Дамир, а вещи развешиваю на сушилке для полотенец в ванной. Мокрые трусики прячу под низ вещей, чтобы не смущать никого из нас двоих, и в сотый раз хвалю себя за то, что всегда ношу запасные. Без белья было бы очень уж некомфортно…

Выхожу из ванной и ищу Дамира по квартире, а потом замираю, когда нахожу его на кухне. Потому что он стоит у коробки с лекарствами, опираясь рукой на столешницу и зажмурив глаза. Рядом открытая баночка обезбола, чёрт…

Ну почему он такой упрямый? Ну почему нельзя было остаться в больнице еще немного? Его раны и переломы — совершенно не шутка!

— Эй, ты как? — подхожу к нему и касаюсь рукой плеча, а он тут же “оживает” и делает вид, что в полном порядке. Ясно. Не слышал, как я вышла из душа и не успел войти в образ.

— Да порядок, мелкая, не парься. Зуб ноет.

— Совесть твоя ноет, что ты без разрешения из больницы ушел, — меня злит эта самодеятельность. Разве можно так относиться к своему здоровью?! Это не шутки! если врач еще говорил, что рано уходить, значит рано! Господи…

— Ань, не нагнетай, я в порядке.

— Ага, если ты в порядке, то я не утонула в твоих штанах, — привожу самое странное в мире сравнение, но я правда утонула! Могла бы спокойно влезть в одну штанину. Пришлось шнурки затянуть так, что штаны в поясе сложились почти пополам. — Пошли, — беру его за руку и осторожно веду в спальню. Ему нужно больше отдыхать, лежать, не напрягаться и не нервничать.

— Аня, я в норме.

— Слушай, — поворачиваюсь к нему лицом, когда останавливаемся в коридоре, — я тебе кровь свою отдавала, чтобы ты поправился, а не чтобы угробил себя, ясно? Ляжешь и будешь лежать.

— Ты командуешь? — спрашивает, удивляясь, сбивая меня с толк. Я командую?..

— Да, я командую! Раз ты сам позаботиться о себе не можешь, отныне этим буду заниматься я.

Оу, фак, она не шутила, когда абсолютно командирским тоном говорила мне, что отныне будет заботиться обо мне. С одной стороны приятно до странного: обо мне вообще никто никогда не заботился. Буквально никто и никогда, за свои двадцать пять я ни разу не сталкивался с проявлением хоть каких-то нежных чувств в мою сторону. С другой стороны я свалил из больницы чтобы дышать свободнее, а активистка в моей квартире лазарет устроила, забыв спросить мое мнение по этому поводу.

Она то как ребенок маленький неуклюжий, то командирша, которой и слова поперек не скажешь. Уложила в кровать, лекцию прочитала. Я бы и рад сопротивляться, и потом обязательно так и сделаю, но сегодня мне чёт особенно хреново. В больничке-то каждый день обезбол и витаминчики, я и был огурцом. А тут все, ни одного, ни другого.

В очередной раз Аня заходит в команду с боевым настроем, это видно невооруженным взглядом, ей разве что ножа на бедре не хватает и двух полосок на щеке. В руках аптечка и ножницы, которые я даже понятия не имею где она достала, потому что в моей квартире я их последний раз видел около полугода назад.

— Что снова? — спрашиваю. На сегодня уже было измерение температуры, горсть витамин, бульон, чай, мокрая тряпка на лоб и массаж шеи, чтобы прошла головная боль. Последнее мне особенно в кайф было, ее пальцы точно волшебные, я чуть не кончил от прикосновений, с трудом сдержался чтобы не опозориться. У меня давно не было секса, и несмотря на то, что сейчас я не в лучшем состоянии и вряд ли осилю потрахаться, желание от этого никуда не девается. А тут еще и Аня. Ее нельзя не хотеть. Дохну ровно с того момента как запал на нее.

— Перевязки, тебе нужно обработать раны, забыл? Или зажило всё уже? — этот мнимый образ командирши меня до коликов радует, несмотря на то что немного всё-таки бесит. Я ей позволю поиграть в больничку, раз ей так хочется, чем бы дитя не тешилось. Не знаю, на сколько моего терпения хватит, но пока держусь.

Аня садится рядом со мной на кровати, показательно двигая меня чуть дальше к центру бедрами. Достает из коробки заживляющую подру, пластырь, что-то еще. Не смотрю толком, что она там колдует, залипаю на ней. Бля, какая она красивая…

— Ты чего? — ловит меня за разглядыванием и тут же краснеет… Порываюсь сказать ей, почему палился, но замолкаю сразу же. Блять. Надо поработать над выражением своих чувств, девчонка явно расстроилась из-за моего молчания, а расстраивать ее я не хочу. — Давай плечо.

Образ медсестры ей странно подходит, не хватает только халатика и будет копия. Жалею о спонтанной фантазии сразу же, потому что картинки в голове остановить уже невозможно. Бля-я-я-я… да я сдохну так! Раньше спортом отвлекался, убивался там и проще было, а сейчас мне что делать? Думать о дохлых крысах, чтобы отпустило?

Аня колдует над моими ранами со знанием дела, я даже спрашиваю, не в меде ли она учится, но оказывается, что учится активистка на сценариста. Талантливая инопланетянка, не удивлен даже.

С плечом разбирается быстро, с раной на боку тоже, только немного смущается, когда пальчиками касается мышц пресса, над которыми теперь надо пахать и пахать, чтобы вернуть нормальный рельеф.

— Так, закончили, — говорит, наклеивая пластырь на рану под ребрами, — теперь бе… бедро, — застывает и сразу краснеет. Бля, ну ангел, как такое в наше время вообще возможно? Она краснеет от слова член?