Харя пошла. Трухлявые останки деревьев рассыпались в охряную пыль. Парень подобрался, лихорадочно размышляя, что бы это такого предпринять в сложившейся ситуации. Как минимум он должен был встретить опасность на ногах, а не как дама в беде.

— Снур-снур? — удивленно хрюкнула двупасть.

Она явно не ожидала встретить мясо после многолетней диеты на целлюлозе.

— Подходи, — парень выставил кортик. — Я не боюсь тебя.

Для зверя эта ситуация, — когда мясо оказалось еще и настолько тупым, что не пыталось бежать, — была даром небес, не больше, не меньше.

— Ладно, боюсь, но я не могу отступить!

Шишка тяжело, но, в тоже время, поразительно быстро, покатилась к добыче. Это была прискорбно быстрая смена ролей. Парень попятился, затем попытался уйти влево. Корень услужливо отбросил его назад. Ударила широкая лапа, отбросила в центр древесных щупалец. Как и все живые существа разбуженные раньше будильника, зверь плоховато соображал, а потому сам же отодвинул от себя добычу, да еще уперся плечами в землистые узлы. Разделенная пасть щелкала и пускала жидкую смолу

— Жри корни! Не трогай меня!

Парнишка бросил кортик, целясь в… нечто не защищенное, должно быть. Двупасть сожрала оружие, шумно скрежеща зубами по металлу. Десны ее вытянулись и сцапали картонный нагрудник. Зверь жадно проглотил и его, страстно икая и хрюкая. За этим милым перекусом ее ждало основное блюдо.

— Снур! — взвизгнула она торжествующе.

И обмякла.

Парень смотрел на зверя выкаченными глазами. Шишка была мертва. Но… Почему? И тут перед мысленным взором его возник смазанный от переживаний образ: густая мокрота Ахрозена медленно летит и шлепается прямо в центр нагрудника. Проклятье. Сумасшедший штормоплет все-таки помог ему. Всемилостивая Леди, отцу лучше не знать такие подробности. Выведав, что парень мог взяться за картонку ДО того, как надел перчатки, герцог Франкский лично сожрет все, что не досталось двупасти.

Двупасть, тем временем, рыгнула кровью, заляпав ноги в футбольной защите. Нужно было срочно выбираться отсюда. Изможденный, грязный, побитый, парень вскарабкался на тушу зверя.

И чуть не свалился назад.

Тень сидела на земле перед призрачным костром, в который был воткнут старый зазубрившейся меч. Она казалась странно знакомой и в то же время безликой и безымянной насколько это возможно. И еще — подходила этой поляне, как будто была тут всегда и без нее представить это место было невозможно.

— Ты кто? — требовательно спросил парень. — Наваждение Шторма?

Призрак безмолвствовал. Тогда юный рыцарь спустился на землю и подошел к тихому золотому огню. Он не чувствовал опасности. Напротив его мягко усадило на землю чувство умиротворения и правильности. Парень протянул грязные перчатки к свету. Он боялся, что пальцы его будут дрожать, и огню это не понравится. Но свет лизнул уверенные пальцы, а потом пополз вверх по рукам. Люпан терпел. И только когда запылала голова он опустил руки и сказал:

— Я вижу тебя, мой дом.

— А он видит тебя. Ты прошел испытание, Люпан Лефран, рыцарь Империи.

— Правда? Но ведь мне просто повезло.

— Неверно. Ты позаботился о победе, и она пришла к тебе в руки. Однако впредь — никогда не теряй доспехи.

— Я… Да! Я обещаю!

— Обещания ничего не стоят. Лонге нужна клятва!

— Клянусь, если ты повторишь это еще раз, я скачу тебя с лестницы, — сказал Люпан, откладывая книгу. — Я никуда не пойду. Твои клубы — пустая трата времени. Лучше Ади туда запусти, она обрадуется.

Лев жалобно хихикнул и поднял щеки к потолку. Его царственное тело, бесконечно прекрасный пуфик качественного жира, странно содрогнулось. И еще раз. И разочек вдогонку. Складывалось впечатление, что у мозга возникла идея встать и оскорбленно удалиться, но все остальные органы, а главное — мышцы, — его не поддержали.

«Да, зря я упомянул эту похотливую змейку», — подумал Люпан. Вслух же он произнес:

— У меня по распорядку физо.

— Опять тебя будут бить по морде? — хихикнул Лев. — Я вам поражаюсь, сеньор! Он стоит, а его лупят палками. По сравнению с теми же, прости господи, гарзонцами у которых столько боевых искусств, где нужно бить в ответ, не кажется тебе это нелепым?

— Это наши корни.

— Корни — нужны для того, чтобы зеленела крона. Ты сам сидишь в вечной тьме, как корешок и все впитываешь, впитываешь, впитываешь! Но где же плоды?

Люпан внимательно посмотрел на старшего брата. Тот лежал прямо на камнях перед костром, будто сладкий сон каннибала.

— Я и сам не знаю, какими будут плоды, — признался он. — Мне сказали… — он запнулся. — Я сказал себе, что должен быть готов к испытаниям. К любым.

— Особенно к многократным ударам в морду.

— В том числе.

Лев вздохнул, и меланхолично осмотрел ногти.

— Ну хорошо. А испытание шотами двадцатилетнего гарзонского виски тебя не устроит?

— Лев…

— Люп! Я очень тебя прошу. Ради меня. Один раз, и только ради меня, выползи из своего каменного мешка и позволь себе расслабиться. Можешь не пить, просто составь мне компанию. Мне очень плохо. А тебе… А тебе скучно! Я же вижу! Ы-ы-ы, я стоик, я ничего не хочу, только становиться лучше и сильнее. У меня жопа сложена из кирпичей, а на лбу — мишень для испытаний… А еще пылающее сердце! Я вырву его и понесу над собой, чтобы Лев смог увидеть путь до сортира, когда решит поблевать. А вот еще! Леди Маша, могу ли я на пятнадцатом году нашего брака увидеть вашу щиколотку. У меня шишка рванет, если я тотчас не увижу вашу щиколот…

— Ладно, ладно, только замолчи! Клянусь Девятью! И не стыдно тебе? Маша прекрасная девушка!

— Просто ромашка белая, на вересковом поле! Несомненно!

Люпан не сдержал улыбку.

— Мне переодеться?

— Ну разумеется! Пойдем скорее, я сам подберу тебе гардероб. Скорее, пока меня мошки не заели! Господи, как ты тут сидишь целыми днями?

В прохладном салоне экипажа Лев погладил плечо брата.

— Спасибо тебе за это. Спасибо милый Люп.

Люпан молча кивнул.

Водитель хотел ехать вкруговую, чтобы не соваться в обширный промышленный район Победы, но Лев так на него гаркнул, что голова у парня так до конца и не вылезла из плеч. Он вел пригнувшись, размышляя, вероятно, что так ее сложнее будет отрубить. На самом деле ему ничего не угрожало: Лев все равно собирался нажраться до потери памяти.

Выехали ранним вечером, поэтому рабочка встретила их желтыми фонарями и ночной фауной. Хищники провожали великолепную тачку такими же желтыми глазами. Люпан смотрел на них без страха. Это были злые, но в то же время, очень уставшие люди. Драться с ними было просто неинтересно. Каждый из них мог рассчитывать всего на один внезапный удар, после чего не мог даже отступить. Дыхалка у местных бандитов была так себе.

Средний из Лефранов знал об этом, потому что раз в пару месяцев уходил из цитадели под предлогом визита к славам. У него был договор с сударыней Машей, которая прикрывала его полное отсутствие на Побережье. В то время, как Люпан должен был вести с ней матримониальные разговоры и, одновременно, жадно ловить взглядом белые щиколотки, он в действительности путешествовал по рабочке. Инкогнито и с компанией преданных сыновей черностоповцев, которых он лично отобрал и посвятил в оруженосцы.

Целью этих вылазок была отработка рыцарских добродетелей. Материальная помощь нищим лонгатам и стычки со всякой шпаной, которая пыталась крышевать людей, у которых кроме гнойных выделений и брать-то было нечего. Это закаляло характер и не позволяло перейти из человеческого состояния в состояние абсолютно дворянское, когда рассудок схлопывается в нечто напоминающее алмаз из чистого дерьма.

Впрочем, Люпан оставался дворянином. И как всякий лонгат с подобным префиксом, недолюбливал отступников. Кроме того, он был сдержан и тактичен. Там, где его защита слабых могла привести к опасным последствиям, он сворачивал благотворительные миссии.