— Какой ужас.
Я принялся поливаться из деревянной бадьи.
— Бытие — жесть.
После того как я смыл вино, пот и грязь, меня выпустили в основные банные помещения. Ох и роскошное же это было место. Прекрасная стоугольная плитка, изображения хорфинов и Штормовых столпов, мягкая расслабляющая иллюминация в бассейнах, куча желобов с журчащей водой. Шум был мягким и расслабляющим.
У всех людей в мире присутствует объяснимый страх перед водой, поэтому бассейны были небольшие, закругленные и прозрачные как стопка с неразбавленным спиртом. Они располагались в шахматном порядке и у каждого была особая тема, связанная с отделкой стенок. Я немедленно закайфовал от одной обстановки, но тут ко мне привязался еще один мужик: высокий дедуля с игривыми усиками. Он представился лекарем Бернаром де Шаль и приказал мне улечься на массажный стол.
— Ничего опасного, храбрый юноша, — сказал он мне, тщательно ощупав синяки и шишки. Я был настолько благодарен, что господин де Шаль пересчитал их все, что едва мог говорить. — Небольшая трещина в ребрах. Я пропишу вам мазь и медицинский корсет. Вы женаты?
— Леди упаси, — прокряхтел я.
— Леди, которую вы сейчас упомянули, является покровительницей браков, — сухо поправил меня лекарь. — Это так, к слову, что б не прибегали к молитвам не понимая их сути. Может быть, у вас есть подруга?
— Есть одна, — пристыженно сообщил я.
— Хорошо. С корсетом будет нужна помощь. Женщины знают, как его шнуровать.
Я промолчал. Хо знает, как зашнуровать ботинки или завязать в узел дурака, считающего олив низшим сортом человечества. Корсеты она в жизни не видела.
— Можете встать, — сказал доктор Бернар. — Корсет вам принесут. Сейчас вам нужно полежать в прохладной воде, чтобы мышцы расслабились, но не слишком.
— Четвертая купель как раз подойдет, — встрял ватермейстер. — Пойдемте, господин де Хин.
— Не так быстро, — притормозил нас дядя врач. Он достал из саквояжа белый конвертик. — Вот, проглотите этот порошок. Снимет боль.
Прохладный бассейн показался мне ледяным, но вскоре я притерпелся. Порошок и вода утихомирили боль, и я вновь почти закайфовал, но тут где-то рядом заверещала Хо. Через несколько секунд она ворвалась в мужской зал, совершенно голая и очень злая.
— Ну что такое? — устало крикнул я. — Эти злодеи пытались подмышки тебе обрить?
Шлепая пятками по кафелю, олива быстро сократила расстояние между моей мордой и ее кулаком, но в самом конце все-таки поскользнулась и въехала в мой целительной оазис зеленой задницей.
Полетели брызги.
— Они сказали, что женщинам нельзя на мужскую половину! — воскликнула она, еще не успев вынырнуть. — А женская половина — отвратительна. Там единственный чан, в котором тебя отмывают как картофелину, а потом брызгают в промежность благовониями. Я что, блять, картошка?
— Если и так, то успевшая позеленеть.
— А чего у тебя тут так холодно? Ты теплого пива нахлебался, а теперь пытаешься его остудить?
— Хо, еб твою мать! — не выдержал я. — Если тебе что-то не нравиться, можешь обмакнуть свою промежность в каждую лохань, которую здесь видишь, пока не найдешь подходящую.
— Нельзя! — ватермейстер снова стал цвета вареного теста. — Женщинам…
— Что «женщинам»? — страшным голосом спросила Хо. — Что это там женщинам нельзя? Ну-ка скажи мне, вареник с говном, что мне нельзя?
Она вылезла из бассейна номер четыре, похожая не на картошку, разумеется, а на свирепый недозрелый помидор с мускулатурой бойца подпольных игрищ. Последнюю деталь игнорировать было невозможно, так что ватермейстер заткнулся и умоляюще взглянул на меня.
— Хо, угомонись, — сказал я. — У них тут такие правила. Мы, лонгаты — застряли в прошлом, ты же помнишь. Я и сам у местных по статусу ниже собаки. Давай вместе найдем горячий бассейн и посидим там. Это ведь ничего страшного, да, ватермейстер?
Тот пережил момент ожесточенной внутренней борьбы, но потом вспомнил, как госпожа Аделина велела исполнять все мои желания, и угрюмо кивнул.
— Да, конечно. Придется потом спускать воду и драить стены, но…
— Пошел нахер, — сказала Хо. — Куда?
— Купель номер семь. Вот эта, с воздушным массажем и прекрасными изображениями гарзонских львов.
Морды у львов были такие, словно художник рисовал их, ориентируясь по рассказам шизофреника. Я соскользнул в изумительное бурление и расслабился с первой же секунды. И Хо притихла.
— Привет.
— Хоть пять минут… — прохрипел я. — Пять гребанных минут.
— Я от Белого Зайца, — негромко произнес парень в халате. — Он просит передать, что навестит вас так скоро, как только может. И рекомендует сохранять готовность.
— Готовность к чему?
Но мой почтовый голубок уже вовсю болтал с ватермейстером, который рад был переключиться с двух грязных псов, на чистого лонгата. Я посмотрел на Хо. Та выжимала огненные пряди, с неудовольствием разглядывая выпавших бойцов.
— Слышал, да?
— Да что там слышать… Опять шифры для детей-шпионов. Жаль Аделина к нам здесь не присоединилась. Она, по крайней мере, начала говорить что-то осмысленное.
— Да ладно. Итак ведь все ясно. Я готова поспорить, что эти доспехи собирались подарить кому-то из Компании, но Люпан устроил так, что они потерялись. Теперь остальное Побережье собирается провести люстрацию.
— Именно так, мадемуазель Хо. Именно так.
К Папочке подскочил было ватермейстер с дежурным взводом голозадых слуг, но тот махнул рукой и пространство очистилось. Мне нравилась его способность обогащать воздух кислородом.
— Вы не будете против?
Олива пожала плечами. Вид старческой висюльки ее не пугал. Людвиг погрузился в воду, и закрепился у борта, раскинув длинные жилистые руки. Вот это я понимаю — установление полезных связей. Скажи потом кому, что откисал в одном джакузи с владыкой цитадели, посоветуют разве что проверится на чесотку.
— Не поймите меня неправильно, сир, — сказал я, но вы разве не должны быть на «совете»?
— Вина! — крикнул Людвиг вместо честного ответа. — Алага! Три девятки! Много!
Я подумал, что сейчас ему притараканят целую бочку, но слуга, двигаясь как человек с полной тарелкой супа, принес серебряный футляр с двумя бутылками по ноль-семь.
— Я сам, — Люпан взялся за штопор и с характерным звуком высвободил винный дух. — Одна такая бутылка стоит как восход. Если бы восход был последним!
— Хрена, — поразился я. — Таким вином только мертвых оживлять.
— Именно! — рассмеялся Людвиг. — И оно способно на это! Вывести всех посторонних, немедленно!
Это Папаша заметил в конце концов, нашего связного. Того чуть ли не за локотки вынули из чаши, после чего бедняга проскользил до выхода и исчез.
Нам с Хо досталась одна бутылка на двоих, второй Людвиг занимался сам, механически отхлебывая прямо из горлышка. Красные дорожки бежали по сухощавому телу легкоатлета на пенсии и растворялись в воде. Я понял, что сегодня не смогу почерпнуть важных знаний о культурном распитии вин, а поэтому просто дождался очереди и выпил без тоста.
— Действительно вкусно, — сказала Хо, облизываясь. — Никогда не нравилась виноградная брага, но это — вкусное. Благодарим, сеньор Людвиг.
Папаша не ответил. Вид у него был отрешенный, скорее даже отсутствующий. Лицо, все еще мужественное и способное на боевой оскал, обескровило и как будто заблестело. Можно подумать Людвиг пил не вино, а формалин. Я уж забеспокоился, не хватил ли старика инсульт, но тут он сказал:
— Наслаждайтесь, милая Хо. По крайней мере запасами вина в собственной цитадели я еще могу распоряжаться.
— Неужели есть что-то неподвластное вам под крышей Лефранов? — обольстительно проворковала Хо.
О, Леди. Ну до чего скользкая оливка. Удивительный пример того, как жен-активистка может сохранять острый рассудок и пользоваться нежным мурлыканьем для того, чтоб жирные котяры теряли голову. Как она сказала однажды: «кулак — это хорошо, но зачастую мужика можно одолеть просто сказав, что никогда не видела таких офигенных мускулов». Что есть, то есть. Думаю, на это покупаются все парни без исключения, даже если видят в зеркале ожившую лапшу.
