Сэт вдруг понял, что беспокоится. С отвращением отогнав щемящее чувство, Холейгула принялся просматривать список посетителей. Их было немного. Настольный телефон, разумеется, был заблаговременно отключен, чтобы не мешать великому сумусу отсыпаться, так что новых заявок поступить не могло.

Вздохнув, палочник воткнул головку кабеля в гнездо и вздрогнул. Аппарат мгновенно завибрировал, гремя тяжелой трубкой.

— Общество Должников…

— Господин Холейгула! — голос в трубке был настолько энергичным, что неприятно резал ленивое ухо Сэта. Ощущение было такое словно кто-то быстро водил ложкой в киселе. — Это снова я, Пулли! Как хорошо, что я вас застала. В последнее время вас не было на месте, мне отвечала эта замечательная девушка. Хо ее зовут!

Некоторое время Сэт боролся с собой. Ему дьявольски хотелось положить трубку, но…

— Я тебя слушаю.

— Вы так и не зашли за вознаграждением! Уже почти два месяца прошло!

Сэт чуть отстранил трубку, что б не повредить слух.

— Два!

Вот именно. А ты все не угомонишься.

— Мы обсуждали это, Пу. Я же сказал, мне не нужно вознаграждение.

— А я так и не поняла, почему. Вы же выполнили работу. Меня могли убить, а типографию— разрушить!

— Я знаю, что вы и так еле сводите концы с концами…

— Можно подумать, что вы — нет.

Помимо неиссякаемого аккумулятора в Пу была встроена еще честность и опасное бесстрашие. Сэт помнил, как она всерьез орала на коллекторов, дескать фугов обижать нельзя. Особенно незаконных эмигрантов. Они же совершенно бессловесные твари, навроде аквариумных рыбок. Животное может хотя бы закричать от боли, и тем самым развлечь живодера, но пробовал ли кто-нибудь ударить рыбу ради садистского удовольствия?

Смердящие трюмы теневых танкеров — не самый лучший выбор для круиза, так что Фуги, сходившие на земли Немоса, были абсолютно сломленными существами. Они готовы были безропотно умереть от побоев, лишь бы не возвращаться назад тем же путем. Да и на какие шиши?

Да. К чести рыб, будет сказано, что в отличие от несчастных коротышек, они хотя бы лупят хвостом по разделочным доскам.

Пулли Хагарт была помесью фуга и оливы, или же редчайшим случаем выигрыша в «сто к одному». Репродуктивная система олив во многом перестроилась под гормональное зачатие, так что зеленые почти не пропускали в корзину от прочих рас. Однако, единицам все еще везло: подобные случаи успели приобрести статус дурацких анекдотов. Мать Пулли, например, до последнего думала, что ей пора слезать с пива и хлебных шариков.

Быть отпрыском двух самых незащищенных народов Немоса — само по себе испытание. Но Пулли, это сизое глазастое существо, смогла выжить, обзавестись связями и деньгами. Начиная с шести лет она выносила горшки сразу за сотней несамостоятельных бабушек своего тысячника, зарабатывая харчи, и мелкие монетки. Затем работала на четырех работах, успевая спать пока моргала. От плохого питания Пулли была худенькой и напоминала остроухую ласочку, которая носилась туда-сюда задевая чужие колени.

В четырнадцать ее заметила пара ядоварок и девчонка стала одним из лучших курьеров Немоса. Пулли была в этом настолько хороша, что ее работодатели ни разу не пытались слить ее ГО, дабы улучшить отношения с местным комиссаром.

Вместе с тем она стала лучше питаться и довольно быстро набирать вес. В конце концов природа взяла свое, и девушка превратилась в крохотную секс-бомбу, от которой даже палочники приходили в некоторое смятение. Когда она проходила рядом, играя бедрами, всем здоровым мужчинам приходилось слегка оттягивать вперед брюки, или пониже опускать куртку. К двадцати пяти Пулли пришлось окончательно распрощаться со карьерой почтальона. Для такого сладкого пирожка это было просто несолидно.

Она успела скопить некоторое количество денег и даже удачно вложила их по совету одного из любовников. И жить бы ей поживать, поедая сердца мужчин, но… Мисс Хагарт смогла удивить всех. Разорвав связи с наркобизнесом, она организовала подпольную типографию и несколько хостелов-передержек для нелегалов с фугии. А немногим позже открыла небольшой центр реабилитации для опустившихся олив, слишком сильно прикипевших к алкоголю.

Друзей Пулли сложно было уличить в альтруизме, поэтому они задали ей множество неудобных вопросов. Им было невдомек, что девушка не тронулась, и не пробила последнюю вену. Все это было давней, упорно хранимой мечтой. Едва осознав, какую жизнь вели ее родители, погибшее от алкоголизма и беспросветности, Хагарт дала себе и миру торжественную клятву.

Подкармливая осиротевших детей фугов выброшенных на улицу, она повторяла ее. Отнимая бутылку у добрейшей, но умирающей от дешевого пойла тети Фи Чи, она повторяла.

«Я буду той, кто сделает немного, но — все».

У Хагарт почти сразу начались проблемы. Никакого дохода, такая деятельность, очевидно, не приносила, а бывшие ухажеры стали принципиальными недругами. В самом деле, когда ты продаешь фугам рабочие визы и паспорта, а кто-то, напротив, снабжает их этим бесплатно — становится не по себе. Сразу возникает желание что-нибудь сжечь.

Хостелы были уничтожены через полгода, как только у Пулли начались серьезные проблемы с деньгами и ей нечем стало платить охранникам. Затем та же участь постигла реабилитационный центр и первую типографию. Пулли организовала вторую. Затем третью… Пока жестокая реальность окончательно не схватила ее за круглую задницу. Теперь она могла помочь едва ли двадцати фугам за месяц. Но, как и прежде, им совершенно бесплатно готовили качественные документы, и даже шили одежду. Над последним работали два десятка олив: бывших алкоголичек, допившихся до того, что деторождение перестало быть для них проблемой.

И даже для этого молодой женщине приходилось жертвовать всем, что могло бы помочь лично ей. Она держалась на плаву только за счет прибыли от акций постепенно гибнущего концерна «Сталь Хареброди» и пожертвований неравнодушных анонимов. Все остальные формы заработка для Хагарт были под замком. Любой стартап тут же пускали на дно происки лучших врагов.

Кроме того, она заняла деньги в полукриминальном банке «Стичигерн Ра», что было серьезной ошибкой. Исправлять эту ошибку помогал некий Сэт Холейгула, основатель Общества Должников и просто рубаха-парень.

Разумеется, если вы можете представить самую колючую рубаху в мире.

— Пу-у-у, — раздраженно тянул Сэт. — Просто купи там на всех средство от глистов, или что-то такое. Давай, пока.

Он положил трубку — телефон мгновенно зазвонил. Ну и клещ. Сэт знал сотни людей, которые точно так же настойчиво уходили от погашения задолженностей, но что бы совать деньги в руки, когда от тебя этого не требуют…

— Общество Должников.

— Господин Холейгула!

Щелк. Затем:

Дзынь-дзынь-дзынь!

И Хо справлялась с этим на протяжении шестидесяти дней? Нужно будет купить ей коробку конфет с ликером.

— Общество Долж…

— Не бросайте трубку! Я требую, чтобы вы получили свою плату! Господин Холейгула, мои доходы крайне нестабильны. Я не всегда располагаю нужной суммой, так что действую пока могу. Пожалуйста, не ставьте меня в неприятное положение. Меня и так… Достало быть в минусе. До чертиков достало. Облегчите мою ношу хоть немного.

— Ну хорошо. А почему ты сама не зайдешь в офис? Моя касса — здесь.

Девушка помолчала.

— Я не могу. Чертов Койни охотиться за мной и моими посыльными. Буквально проходу не дает. Если я пойду к вам с деньгами, меня сразу же законно ограбят его Кровавые воротнички.

Безмятежное лицо Сэта неуловимо изменилась. В его ангельской красоте появилось нечто зловещее, словно у проклятой куклы, которая убивает хозяев во сне.

— Какого хрена? — спросил он. — Я же выбил вам отсрочку на год. Документы в порядке, основания — железные. У вашей типографии почти муниципальный статус. Вы что, вскрывали грузы, которые оставляет сумус Толигазми?

— Ну разумеется нет, — с жаром возразила Пулли. — Я прекрасно понимаю, почему нам дали отсрочку. Мне это не нравиться, но я знаю, как работает закон: не смажешь, не покатишься. Господин Толигазми ни разу не получал ящики с поврежденными пломбами. Дело в другом. Койни дали отмашку из банка, а мне пришло официальное уведомление, прибитое обувными гвоздиками к спине моего сотрудника.