Массивные башни выстрелили мощными столпами света: видимо ночная гвардия проверял прожектора. Вслед за этим несколько раз ахнули зенитные орудия и в небе расплылись дымовые кляксы.
Потом где-то затрубил горн и в просветах бойниц показалась вереница неясных фигур. Через несколько минут в закатном сумраке послышалось пение. Оно медленно нарастало и крепло, словно кто-то не торопясь выкручивал колесо громкости у гигантской звуковой колонки.
…чистые очи Владыки не закроются…
…глядят теплом, радуйся, радуйся…
…все враги в крови умоются…
…дети их прорастут золотым колосом…
…белый хлеб будем есть на поле…
…бывшем поле брани, радуйся, радуйся…
Я машинально смял пончо на груди. Там ничего не было. Фамильный золотой круг давно был сдан в ломбард.
— Ты что? — негромко спросила Хо.
— Ничего, — я сам себе удивился. — Моя бабуля пела мне эту песню в детстве.
В этот момент включились проекторы, установленные на вышках в Предместье. На белой громаде Стены забрезжили расплывчатые изображения Круга. Он сменился огнем, в котором закалялся меч. Затем появился лик Императора. Я щепотью коснулся лба, губ и пупка.
— Все враги в крови умоются.
Хо во все глаза смотрела то на стену, то на меня. Лыба у нее была до ушей. Она была уверена, что я пытаюсь ее рассмешить, но мне было не до шуток. Я как будто отошел покурить за угол, пока моим телом управлял почти незнакомый человек в черной рубашке и шароварах. До этого я почти с ним не встречался, и в этом не было нужды. Однако теперь он вышел из своей альковы и мягко отстранил меня от руля.
— Не отводи взгляда от верного скота твоего.
Суровые глаза смотрели на меня осуждающе, но в то же время покровительственно. Как на сволочь, которую еще можно образумить.
Грузовик остановился у КПП. Несколько стражников уже вышли из сторожки, и теперь облепили кабину, взобравшись на подножки. Буквально через несколько секунд они оставили нас в покое и забегали как будто им кипятка за шиворот плеснули. Двое даже столкнулись в дверях, так они хотели сообщить о нас куда следует. Но этого не потребовалось. За сетчатой оградой предместья я заметил вереницу встречающих: несколько автомобилей и десятка два всадников. Машины сигналили, а всадники разгоняли плетьми зазевавшихся крепостных. Те нехотя выходили из религиозного транса и прыскали в стороны вместе с напуганными курами и одуревшими от шума котами.
Ворота армейского образца с грохотом отъехали в сторону.
— Выбира-а-айтесь!
Это была Полина. Голос ее был усталым до невозможности, но от своей дурацкой привычки растягивать гласные, она отказаться не могла.
Я кивнул Хо. Та раскопала спрятанную в хламе сумку и вопросительно взглянула на меня.
— Понятия не имею, — ответил я. — Отдадимся на волю судьбы. Нас так отмудохали, что я сейчас даже до туалета не добегу вовремя. Не то что сопротивление оказать.
— Ладно, придется мне драться за двоих в случае чего, — невозмутимо ответила олива. — Измельчал мужик.
— Это ирония такая? — я пробирался следом за ней, пытаясь отобрать сумку. — Потому что… Ваши мужики реально измельчали. Или ты про меня?
— Наши мужики нормального размера!
— Да?
— Они оливо-размерные, сколько раз тебе повторять? — сварливо поучала Хо, глядя куда-то вниз. — Я говорила про обычноразмерных. То есть про тебя. Ты измельчал.
— А-ха.
Несколько мужчин в черненых кольчугах и длинных расшитых юбках поставили нам лестницу.
— Вы можете передать груз нам, — сказал один из них.
— Жопу тебе не передать? — спросила Хо.
— Кхм, — неуверенно прозвучал мужчина.
— Разойдитесь! — приказала Хо. — Иначе мы никуда отсюда не выйдем.
— Да! — крикнул я из тылов. — Мы вооружены.
Лучше бы я помалкивал, клянусь Леди. Ребята в юбках как-то нехорошо зашевелились.
— О плети мои, святые плети! — запричитала Полина чуть шепелявя. — Родные мои, вон отсюда. Уйдите, уйдите. Мы немного перенервничали пока ехали, так что садитесь-ка обратно в авто. Я сама все устрою.
Спецслужбы повиновались беспрекословно. Тогда мы увидели Викторович-Ягузарову во всей красе. Схватка с агентом для нее тоже не прошла бесследно. Левый глаз заплыл до отказа, губы кровоточили, а в прекрасных волосах застыло что-то липкое и бурое.
— Барыня, я настаиваю! — крикнул кто-то нам невидимый. — Вы ране…
— Молчш-а-ать! — грянула Полина и топнула ножкой.
Я хрюкнул.
— Четвертую, затравлю псами, отравлю яведой, яйца в кипятке сварю!
Я не хрюкнул.
— Сволочь, — поставила точку барыня. — Ну слезайте, слезайте, мои герои. Ах, как вас потрепало!
Когда мы оказались на земле, Полина бросилась на нас, каждого обняла и расцеловала. Было больно, но… Приятно. Мне, во всяком случае. Даже разбитые, ее губки были что надо.
— Пойдемте, пойдемте, теперь все будет хорошо.
Мы с Хо взяли каждый по лямке и последовали за ней. Встречающих было человек тридцать, и все смотрели так, словно дорогие гости непростительно далеко удалились от помоек. Городские варвары. Сущий сброд! С этими мыслями были согласны даже лошади. Чувствуя настроение своих легко бронированных всадников, кони подозрительно фыркали и принюхивались. Стоячие уши нервно трепетали.
Полина усадила нас в свободную тачку, украшенную золотом и серебром. Не знаю, что за модель это была изначально, но местные умельцы превратили ее в современную карету. С бархатом, багровым деревом, статуэтками животных и различными инкрустациями. Была бы у меня отвертка и немного времени наедине со всем этим богатством…
Водитель был ухоженным парнем лет тридцати, бритым, надушенным и опрятно одетым. Его двуцветная рубашка была расшита птицами и какими-то длинноухими животными, похожими на кошек.
— Добро пожаловать, барыня, — он говорил на славском.
— Здравствуй, Григорий, мой Заяц! Я вернулась!
— Слава Велесу. Я гляжу ССТ сделали все что могли. Новый макияж тебе совсем не идет, Полли.
Скулы Григория напряглись от злости, потом они с Ягузаровой легко расцеловались. Похоже это было традицией коренных славов. Городским не очень нравились чужие слюни. Полина что-то быстро и горячо рассказывала Григорию, поглядывая на меня с искорками в уцелевшем глазу. Парень в ответ поочередно приподнимал брови.
В окно я успел заметить водилу, которого мы успели затолкать в кабину, когда драпали. Он сидел рядом с воротами на раскладном стуле, и покорно подставлял голову людям в белых накидках. Вид у него был очумелый. Стало чуть получше, когда со стороны КПП к нему ровным шагом подошел стражник и сунул в мозолистые руки кувшин. Водила автоматически принял посуду и жадно присосался к ней. По широкой груди потекли красные ручейки. Слава Леди, теперь это была не кровь, а обычное винище.
— Гляжу с хозяином грузовика все в порядке, — заметил я.
— В порядке! — Полина расхохоталась. — Если бы он не оклемался и не вытащил монтировку из-под сиденья, мы бы доехали только до казематов тенебрийцев. Это был такой элемент неожиданности! Зелененькая очень удивилась, когда ей прилетело по хребту от этого «трупа». Он ведь был неподвижен! И весь в крови. Я дала ему денежку и приказала полечить.
— Да уж, — подтвердил я. — Он заслужил.
— Вы были правы, когда решили взять его с собой!
— А-ха. Хорошие дела вознаграждаются.
Тем временем наш Григорий плавно развернул машину. Всадники синхронно гарцевали, красуясь перед хозяйкой и друг другом. Колонна перестраивалась для обратного пути. Хо прилипла к окну.
— Не хотят ли гости выпить? — спросил Григорий ясным голосом. Низкая тенебра давалась ему без намека на акцент. В отличии от странного оканья Полины. — Табачку? Шоколад для барышни?
Барышня так прилипла к окну, что не услышала даже слово «выпить», какой уж там шоколад. Она зачарованно смотрела на молящихся черностоповцев, столпившихся возле бараков. Фермеры окоченели в коленопреклонных позах и смотрели на Стену. Каждый: старики, дети, даже, по-моему, собаки, держали перед собой Круг. На бечевке, на цепочке, куске рыболовной лески. Круг — символ неделимости, великое целое, ведь не может быть ничего надежнее и понятнее круга. Семейный круг. Круг друзей и знакомых Круг обязанностей. Солнце — окружность. Все самые важные отверстия в организме — тоже. Через темя, — круг, помните? — боги вдыхают жизнь в человека, через нее же высасывают обратно. А корона Императора? Круг. Круг. Круг. Туда же: лоб, рот, живот. Простая линия для самоблагословения.
