Таков был ход моих мыслей спустя три дня, когда я шел к заместителю начальника Управления РТ, чтобы ответить на вызов, переданный его секретарем. Я собирался услышать свой приговор. Как ни странно, я все еще был уверен, что сообщение Папандреу было подлинным. Эта уверенность принесла мне теперь много пользы!

Я безнадежно вздохнул и открыл дверь. Полковник Бычков вел себя загадочно. Веселый и самодовольно самодовольный, он расхаживал по комнате, издеваясь над Бересневым, угрюмо сидевшим в углу.

После некоторых предварительных обсуждений Бычков сказал: "Теперь о хорошем. Мы действительно почистили их часы!"

"Чьи часы?" — подозрительно спросил я.

"У всех!" — отрезал Бычков. — Назовите их: аналитическая служба, европейский отдел, наша афинская резидентура, американский отдел, даже сам Шебаршин — мы им в задницу вручили, всем!

"Что-то произошло?" Я не верил в чудеса и подозревал, что Бычков играет со мной какую-то злую шутку.

«Папандреу лично подтвердил, что он уполномочил Сократа вести переговоры о визите Горбачева в Грецию». Бычков остановился посреди комнаты и театрально указал вверх указательным пальцем. «И он сказал это не кому иному, как советскому послу в Афинах!» мой босс закончил триумфально.

— А как насчет всего нашего дела Папандреу? — спросил я с оттенком сарказма.

"Куча вздора!" — презрительно сказал Бычков. «Когда дерьмо попало в вентилятор, мы были единственными, кто был вне амбара. Подготовьте запрос на перевод Сократа в категорию ценных агентов».

— По чьему распоряжению? — осторожно спросил я.

— Выбросьте идиотские вопросы, — возразил Бычков. "Что такое ценный агент?"

«Человек, добросовестно работающий на КГБ, занимающий важный пост в высших органах власти и власти США или стран НАТО и предоставляющий важную информацию по первоочередным вопросам».

— Верно, — сказал Бычков и снова поднял указательный палец. «Последний раз, когда я проверял, Греция была страной НАТО, а Сократ — личный советник ее премьер-министра. Мы не смогли провести его в Белый дом, но, к счастью, выяснилось, что он и так занимает важный пост. По его информации аналитическая служба пришла к выводу, что она действительно относится к категории особо важных. Аналитики прислали свои извинения за недавнюю ошибку. Мне приказано явиться завтра к генералу Леонову, заместителю Шебаршина. Он курирует все США- связанных с операциями, и согласился с тем, что Сократа следует переквалифицировать в ценного агента. Кирпиченко, первый заместитель начальника разведки, также говорит да. Вы можете себе представить, что они будут придерживаться мнения, отличного от их начальника?

Контраст — это настоящий ключ к опыту. Вверх и вниз, вверх и вниз все время; пешка прыгает вперед и, прежде чем вы это узнаете, становится ферзем. Всего несколько минут назад никто не поставил бы и красного цента на мое будущее, а теперь Госпожа Удача снова улыбнулась мне. Даже рядовые активы среди граждан США были немногочисленны и редки, но никто не мог вспомнить, когда в последний раз у нас был американец, заслуживающий звания ценного агента. О такой удаче я и мечтать не смел. И даже если бы мне когда-нибудь пришла в голову мечта об этом разнообразии, я бы держал ее при себе, опасаясь быть осмеянным как страдающий манией величия. А ведь еще пару лет назад я бы с ума сошел от радости.

Бычков был вызван на аудиенцию к заместителю начальника разведки генералу Леонову. Высокий, с высоко поднятой головой, он в это мгновение напоминал тевтонского рыцаря. Он принес не только отчет, но и заявление о проверке Сократа с помощью химических веществ, воздействующих на разум. Он собирался удивить Леонова рассказом о том, как тот обошелся с агентом. Леонову только недавно поручили наблюдать за всемирной вербовкой американцев, и он никогда не слышал ничего подобного, по крайней мере, так полагал Бычков.

Мы с Бересневым сидели в кабинете Бычкова и ждали его возвращения. Мы были почти уверены, что он вернется победителем. Леонов был широко известен как ставленник Крючкова, мозг начальника разведки. Если сам председатель КГБ безоговорочно принял совет Леонова, вряд ли можно было ожидать, что новый начальник разведки проигнорирует его. Включение Сократа в списки ценных агентов казалось делом верным, и Береснев громко обсуждал, кто и как будет вознагражден. По мере того как его воображение все больше разгоралось, щедрость ожидаемых наград росла с каждой минутой. Я боролся с нарастающим раздражением, время от времени поглядывая в окно, чтобы держать себя в узде.

Через два часа Бычков триумфально вернулся во всей красе.

«Легко», — сказал он с видом человека, выполнившего свой долг. «Леонов отправился доложить начальнику разведки Шебаршину. Нам осталось еще немного подождать».

"Как прошло?" — спросил Береснев, сгорая от нетерпения.

— Отлично, — самодовольно ответил Бычков. «Особое впечатление на Леонова произвел рассказ о том, как мы тестировали Сократа психотропными препаратами. Он просто сидел, охая и ахая от недоверия. «Я никогда не слышал ничего подобного, — говорит он. — Вы, ребята, потрясающие». Он также был удивлен, что мы не сообщили об успешном проникновении в Белый дом».

— Но мы не проникли в него, — заметил я с удивлением.

Бычков посмотрел на меня снисходительно, как на безнадежного дебила.

— Вы должны запомнить раз и навсегда неписаные правила нашей службы, — сказал он назидательно. «Правило первое: начальник всегда прав. Правило второе: если начальник не прав, обратитесь к правилу номер один».

Он был уверен, что его слова представляют высшие, вечные истины. Береснев подобострастно хихикнул.

«Это правда, что нам не удалось внедрить Сократа в администрацию Буша», — продолжил свой вдохновенный монолог Бычков. "То есть, строго говоря, физически мы туда еще не попали. Но мы должны мыслить широкими категориями. Агент приносил нам разведданные из Белого дома? Да, приносил. Есть ли у него доступ к источникам, способным предоставить такие разведки в будущем? В основном да, имеет. Так что мы, по существу, проникли в управление. Леонов разделяет мою оценку. «Вы лучше помните разницу в широте наших взглядов. Мы знаем, что делать и как делать».

Зазвонил телефон, и Бычков жадно схватился за трубку.

— Да, товарищ генерал, это я. Это Леонов, — радостно прошептал он, указывая на телефон.

Затем происходит неожиданное. По мере того как Бычков слушал, лицо его становилось все длиннее и длиннее, глаза потеряли свой блеск, на лице его появилось выражение крайнего смятения. Наконец он положил трубку и застыл как вкопанный.

— Леонов сказал: «Неуклюже», — сказал он с трудом, побелев губами.

Я закусила губу, чтобы не ляпнуть что-нибудь нехорошее.

"Что он имел в виду под этим?" — спросил Береснев.

— Он пошел к начальнику разведки, — растерянно сказал Бычков. Шеф зачитал наше донесение о включении Сократа в список ценных агентов, затем вынул телеграмму о послании Папандреу и сказал: ценный агент повсюду. Это неуклюже. После такой ошибки я не могу подписать этот отчет.

Я отчаянно боролся, чтобы не расхохотаться, и боюсь, это отразилось на моем лице. Бычков вперил в меня злобный взгляд и ехидно прошипел: "Кто послал всем этим людям телеграмму о послании Папандреу?"

— У тебя есть, — сказал я почти кротко.

"Что!"

— Помнишь, я тебе звонил и спрашивал, кому отправить телеграмму? И ты мне продиктовал список имен.

Мой ответ вывел Бычкова из равновесия, но он быстро пришел в себя.

— Значит, я ошибся! — проревел он. "Но ты должен был остановить меня. Ты виноват в этом беспорядке!"

«Я просто следовал твоему указанию: босс всегда прав». На моих губах появилась насмешливая улыбка. Я больше не чувствовал необходимости сдерживать себя. Моя отставка была предрешена.

Горбачев не замедлил ответить на предложение Папандреу: визита в Грецию не предвиделось. Когда я рассказал Сократу, он постарел у меня на глазах.