Я приехал подготовленным к этой работе. Летом 1980 года я окончил Университет дружбы народов имени Патриса Лумумбы. На Западе принято считать, что этот университет является центром подготовки международных террористов. Однако на самом деле в мое время это было одно из самых либеральных учебных заведений Москвы и всего Советского Союза. Правда, будущий террорист Карлос, которого в шутку называли "Владимир Ильич Ленин", был выпускником Университета Лумумбы, но он большую часть времени проводил в секретных заграничных командировках и не был типичным студентом.

Наш студенческий коллектив состоял из юношей и девушек из девяноста стран мира. Общаясь с ними, я узнал о мире гораздо больше, чем можно было почерпнуть из советских учебников. Некоторые из наших преподавателей прошли частичную стажировку за рубежом, в том числе в США, и их опыт также накладывал отпечаток на атмосферу в университете. Идеи свободы и демократии незримо витали в аудиториях.

Я не был ни убежденным коммунистом, ни диссидентом. Я не преклонялся перед советской системой, а считал ее достаточно жизнеспособной, опираясь на вполне приличную экономическую статистику страны. Конечно, я и мои ближайшие школьные товарищи испытывали некоторые сомнения в правдивости официальной статистики, но наше недоверие было вызвано скорее врожденным скептицизмом, чем реальными знаниями. Факты, характеризующие истинное положение дел в советской экономике, хранились под замком и были доступны лишь немногим высшим должностным лицам. Я подозреваю, что даже Генеральный секретарь ЦК КПСС — лидер нашей страны — не догадывался о том, что Советский Союз смертельно болен.

Я с отличием окончил университет, став специалистом в области международного права. Жизнь казалась прекрасной и полной перспектив.

Я собирался поступать на службу в разведку КГБ, зная, что меня направят на решающий участок фронта — против могущественных и непостижимых Соединенных Штатов. Достойные противники — ФБР и ЦРУ — лежали в ожидании. Но я не боялся. Напротив, я жаждал скрестить шпаги с противниками, испытать свои силы и проникнуть в самые сокровенные тайны мировой политики.

К тому же я был глубоко убежден, что разведка нужна моей стране и что в советской разведке работают виртуозы шпионажа, движимые чувством гражданского долга. Это была едва ли не самая грубая ошибка в моей жизни, за которую мне в итоге пришлось дорого заплатить. Но тогда я еще не знал, что ждет меня в будущем, и поэтому уверенно смотрел в будущее.

После окончания Университета Лумумбы я, как и все шпионы, должен был поступить в Академию разведки. Следующие два года я провел в Юрлово, расположенном в чудесном лесу недалеко от Москвы. Секреты профессии мне преподавали тайные герои холодной войны, люди, похитившие атомные секреты США, работавшие с Розенбергами, Ким Филби, Гай Берджесс, Дональд Маклин. Для неопытных курсантов они казались величественными фигурами, недоступными простым смертным, их жизнь — возвышенная жертва во славу Родины. Мы мечтали стать их преемниками.

Учебный курс начался с двухмесячной стажировки в отряде спецназа, где развеялись все сомнения по поводу нашего будущего: нас готовили к боевым действиям в особых условиях. Мы прыгали с парашютом с самолетов, осваивали различные виды оружия, учились ставить мины, преодолевали залитую напалмом полосу препятствий, захватывали "пленных" для допроса, "взрывали" мосты, "уничтожали" линии снабжения противника.

Жилистый полковник-десантник учил нас: "Ваш долг — любой ценой выполнить любое задание Родины. У вас не должно быть никаких сомнений в моральной оправданности и политической целесообразности такого задания. Советский Союз — это оплот прогрессивного человечества. Все, что исходит от его руководства, служит делу мирового прогресса".

"А как же выжить в пути?" — спросил один из курсантов.

"Это ваша проблема", — ответил полковник, поправляя лямки своего парашюта. "Если у вас есть желание выжить, то вы выживете. Но для нашей Родины главное, чтобы вы выполнили поставленную задачу".

Такое шокирующее определение своего долга я услышал впервые, но оно не произвело на меня впечатления излишне циничного. Идея самопожертвования во имя высоких идеалов была популярна в нашей среде.

Вскоре многие мои одноклассники оказались в частях спецназа в Афганистане. Некоторые из них погибли, например, Володя Фомин. Он был буквально обезглавлен пулеметной очередью на глазах у шестилетнего сына прямо в центре Кабула.

Когда цинковый гроб с телом Володи привезли в Москву, я еще только осваивал секреты шпионского ремесла. Многое из того, чему нас учили, было взято прямо из арсенала времен "холодной войны". В самом деле, кому сегодня придет в голову использовать радиостанцию дальнего действия для поддержания связи с нашими агентами в США или микроточку — фотографию документа диаметром менее одного миллиметра? Генералы КГБ, как и их армейские коллеги, очевидно, были заняты подготовкой к прошлым войнам.

Время многое стерло из моей памяти, но некоторые эпизоды я, конечно, буду помнить до самой смерти.

На стене одной из аудиторий рядом с многочисленными диаграммами, отражающими американский военный потенциал, висит огромная карта Советского Союза, окольцованная военными базами, принадлежащими США или их союзникам. Цифры очень впечатляют. Преподаватель комментирует их, а затем говорит: "Надеюсь, теперь никто не сомневается, что США способны стереть нашу страну с лица земли".

"Но есть ли у них желание и воля сделать это?" — спрашиваю я. спрашиваю я.

"Именно это вам и предстоит выяснить, когда вас туда пошлют", — отвечает инструктор. "Американский народ не начнет войну, но нет никаких гарантий, что этого не сделает его правительство".

Идеологическая индоктринация в Разведывательной академии была направлена на то, чтобы привить нам одну основную идею: вместо того чтобы контролировать свое правительство, американским народом манипулируют его правители, поэтому поведение США так непредсказуемо.

Чтобы убедиться в правильности этой идеи, нужно было поехать в США и изучить жизнь этой страны. А пока приходилось принимать подобные заявления на веру.

Примерно в это же время пришло известие о переходе на сторону американцев оперативника из нашей токийской резидентуры по фамилии Левченко. Как-то в кругу друзей мы затронули эту тему, и, естественно, все осудили перебежчика. Предательство у нас считалось хуже смерти. Вдруг один из инструкторов, брюзгливый полковник, сказал: "Левченко не виноват. Виновата система".

Мы были потрясены. Что он сказал?

"Левченко был толковым оперативником, но таких людей система отбраковывает". Полковник грустно улыбнулся. "А раз он оказался неугоден собственному государству, то какие у него оставались варианты?"

"Что будет с государством, если оно будет отвергать умных людей?" растерянно пробормотал я.

"Государство — это как корабль, который набирает баранки и рано или поздно тонет", — сказал полковник. В его глазах мы были кучкой невинных котят.

Впоследствии мне не раз приходилось вспоминать мудрость этого старожила.

Однажды группу курсантов, предназначенных для службы в странах НАТО, вызвал к себе начальник академии полковник Малахов и задал один-единственный вопрос: "Допустим, у вас есть возможность получить чрезвычайно важную информацию о главном противнике, но для этого нужно убить ребенка. Как вы поступите?"

Некоторые из нас после некоторого колебания выразили готовность сделать все необходимое. Другие бессвязно бормотали, боясь сказать либо "да", либо "нет". Другие, в том числе и я, пытались обратить все в шутку. Малахов внимательно выслушал все ответы и отпустил нас, не сказав ни слова.

До сих пор я не знаю смысла этого упражнения. Садизм? Сентиментальность? Понятия не имею. Какую черту характера они надеялись развить, играя с нами таким образом? Интересно, что все люди в нашей группе, независимо от их ответов на вопрос начальника, получили именно те задания, для которых они были предназначены все это время.