Веки его дрогнули, по лицу разлилась бледность, на лбу выступили капельки пота.

— Bloede arse, — прошептал он. — Вот срань, лучше бы сдохнуть там, чем это.

Он неловко потянулся левой рукой к повязке на груди.

— Очень больно? — тихо спросила я.

Он не ответил. Закусив губу, тихо задышал. Боль отступила, тело его расслабилось. Иорвет приоткрыл глаз, требовательно и с каким-то отчаянием впился взглядом мне в лицо.

— Скажи, зачем ты спасла меня?

Мне очень хотелось взять его за руку, и я сцепила пальцы рук на коленях.

— Потому что ты мой друг.

Иорвет глубоко вздохнул, глаз опять закрылся, дыхание выровнялось. Он спал. Я сидела рядом, пока моя голова не начала падать на грудь, потом встала и аккуратно прикрыла за собой дверь. На улице начал сереть рассвет.

Пламя факелов и подвесных жаровен, заправленных свежим маслом, ярко освещало шахту. Тяжёлый смрад разложения, доносившийся из взорванных пещер, смешивался с затхлым стоячим воздухом древних подземелий. Краснолюды, сопровождавшие меня, были в приподнятом настроении.

— Мечей у нас теперь — на три армии, и каких! Чёрные на стали не экономят.

— Лучше бы уж с топорами пришли, — пробурчал Ярпен Зигрин.

— Переплавим, — Дагг Борос махнул рукой, — и доспехи туда же. Я давеча в один влез да застрял.

— Жопу, никак, отрастил? Или сиськи?

— От сисек я б не отказался, так бы и мял себя весь день. Да отрастишь тут, — Дагг вздохнул и любовно погладил широкую грудь. — А кольчужки у них хорошие, подкоротить бы только.

Я улыбнулась, глядя, как важно краснолюд ступает в кольчуге, которая, словно платье, доходила ему до щиколоток.

Прошла неделя со дня битвы. Нильфгаардцев схоронили в кургане далеко за городом, а павших защитников с почестями в старых краснолюдских катакомбах под Вергеном. Почти треть ополчения полегла в бою.

О том, что делать с пленными, у Саскии с Ярпеном Зигрином разгорелся жаркий спор, в котором Аэдирнская Дева под молчаливое одобрение остальных взяла верх.

— Мы не убиваем пленных, — рубанула она. — Они искупят долг работами в разорённых деревнях, и потом мы доведём их до границы. Выкуп за них всё равно не дадут. А за попытку побега — смерть.

Волю Саскии донесли до оставшихся в живых нильфгаарцев, и те безропотно приняли её. Пленных погнали на юг от Вергена той же дорогой, которой они наступали, чтобы довести до берегов Дыфни.

Только на четвёртый день дошли руки до разбора взорванных шахт в Тоннеле Основателей. Ярпен предлагал так их и бросить, но Сесиль Бурдон недовольно качал головой.

— Нечего нам под собою могильник держать, нечисть приманивать. Надо вернуть всё, как было. Да и пользу с них поимеем.

Последний аргумент стал для Ярпена решающим. Богатые доспехи и превосходное оружие нильфгаардцев истощённому подготовкой к войне Вергену были весьма кстати, как и отыскавшиеся во взорванном на берегу Понтара лагере сундуки с армейской кассой и коллекция драгоценностей и орденов, которые, по всей видимости, предназначались для награждения особо отличившихся при взятии Вергена.

С трупов снимали всё, что представляло ценность. Краснолюды удивлялись, срезая по-мародёрски пухлые кошельки с аэдирнскими дукатами и кидая их в мешки для городской казны.

— Как будто в бордель собирались, а не на войну.

Глядя на это, я поражалась своему равнодушию. Отвратительная оборотная сторона войны не трогала меня, слишком свежи ещё были воспоминания битвы, льющейся крови, баков с ампутированными конечностями в госпитале и вергенцев, умирающих на руках близких.

За два дня в шахтах разобрали завалы от взрывов, вытащили трупы и немногочисленных раненых, вызволив их из-под обломков породы. Из госпиталя, в котором теперь было достаточно помощников, меня отрядили на помощь краснолюдам. Тошнотворный запах разлагающихся тел привлекал трупоедов из старых тоннелей.

— Маловато убитых и раненых, куда остальные-то делись? — озадаченно ворчал Ярпен.

Мы уже обследовали и зачистили от гнильцов и накеров тупиковые коридоры вокруг взорванной части подземелья, оставался только тоннель, ведущий далеко в глубь заброшенных махакамских шахт. В медитации я чувствовала оттуда лёгкие, как дуновение ветра, прикосновения импульса. Один из раненых, подбодрённый Аксием, подтвердил — все, кто мог ходить, ушли туда искать выход.

— Кто ж это выход на поверхность внизу ищет? — удивлялись мои спутники.

— Да небось хотели прямиком к батьке Эмгыру в Нильфгаарде вылезти.

Так мы с двадцатью бойцами отряда Ярпена оказались в старых тоннелях. Я постоянно концентрировалась — трупоедов здесь уже не было, однако импульс не исчезал. Чем дальше мы уходили, тем тяжелей и неподвижней становился воздух. Тут и там встречались то разъеденное ржавчиной кайло, то брошенный в полуразвалившейся тачке лом. Иногда шахта выводила в пещеры, и с потолка срывались и хаотически мелькали в отблесках факелов летучие мыши.

— Далече забрались, черти, — недовольно сплюнул Ярпен.

— А что мы будем делать, когда их найдём? — задала я мучающий меня вопрос. — Их могло уйти несколько сотен, а нас только два десятка.

— Они уже шесть дней без воды и еды, что они нам сделают? — ясными глазами посмотрел на меня Ярпен. — А потом, как найдём, так и решим. Может, и решать уже ничего и не придётся, — добавил он.

С сомнением я кивнула в ответ на его краснолюдскую мудрость. Тоннель опять расширился, проходя сквозь длинную изогнутую пещеру.

— Странно, тут совсем тихо, — пробормотала я.

Не было ни привычного уже шелеста крыльев летучих мышей, ни лёгкого шебуршания крыс в ветоши. Слышались только поступь и сопение краснолюдов, да потрескивание факелов.

Утилитарные, подпёртые иссохшими чёрными балками штольни сменились каменными галереями с высеченным геометрическим орнаментом и знакомыми по Вергену узорами из бородатых лиц.

— Уже до гномских подземелий дошли, а они тогда под землёй и жили, — пояснил Ярпен.

Вбок отходили узкие проходы и лестницы, на которых и вдвоём не разойдёшься. При взгляде на них меня опять начали скручивать приступы клаустрофобии, но, к счастью, зов вёл прямо по основному коридору. Тот окончился в подземном зале с колоннами, между которыми располагались низкие каменные столы и лавки. Краснолюды долили масла в подвесные светильники, и из темноты выхватило дальнюю часть зала, где кладка стены обвалилась, открыв взгляду чёрный, заложенный ранее проём. Из этого проёма торчала человеческая рука.

Краснолюды опасливо заглянули в дыру, вытянув вперёд факелы, и, кряхтя, затащили тело нильфгаардца в зал.

Я присела рядом на корточки. Иссушенная кожа плотно облегала лицо покойника, делая его похожим на мумию, пергаментные губы растянулись в оскале. Я удивлённо переглянулась с Ярпеном, сконцентрировалась, и неожиданно ранее успокаивающая темнота ударила плотной неизбывной волной ужаса. Она вся состояла из страха и ещё чего-то чужого, что я не могла осознать своими органами чувств. Пальцы потянулись к шее мёртвого нильфгаардца. Я открыла глаза — на сморщенной коже чётко выделялись два чёрных пятнышка.

— Вампир, — едва слышно прошептала я.

Краснолюды похватали топоры и факелы и дружно полезли в провал. Я вцепилась Ярпену в руку.

— Нужно уходить. Я чувствую, что нужно уходить.

— Брось, ведьмачка, нас вампиром не напугаешь! — и он, переступив через тело, скрылся за обрушенной стеной.

Полная худших ожиданий, я двинулась за ним. Краснолюды уже осветили и рассматривали потайной зал, куда нас вывела дыра в фальшивой стене. Три пары гигантских каменных голов бородатых гномов смотрели друг на друга с противоположных сторон зала, и в прыгающем огне факелов чудилось, что лица ожили. В отличие от обычных махакамских узоров со старцами, эти барельефы были выполнены с величайшим вниманием к деталям — лица гномов были разными и бороды по-разному уложены. Одинаковыми остались только длинные и широкие, как картофелины, носы.