Я внимательно посмотрела на Эскеля. Заметила, что сегодня он был гладко выбрит. А ещё то, что вживую он был гораздо симпатичнее игровой версии, хотя, как и в игре, лицо с правильными чертами уродовали старые шрамы, рассекавшие бровь и тянувшиеся по правой щеке до губ. Один такой рубец он задумчиво поглаживал кончиками пальцев, застыв над мойкой. Как и положено ведьмаку, Эскель был высок, строен, широкоплеч. На вид ему можно было дать от тридцати пяти до сорока пяти лет, хотя двигался он пластично и ловко, как юноша. Рукой ведьмак откинул упавшие на лоб тёмные, без единого седого волоска, стриженные волосы, и я в первый раз обратила внимание на глубоко посаженные золотисто-карие глаза с чуть опущенными уголками и вертикальным зрачком. Эскель улыбнулся мне.

— Пойдём за водой.

На улице стояла тёплая ласковая погода. Шелестел свежий ветерок, и со стройного дуба, росшего недалеко от входа в замок, отрывались и кружились редкие жёлтые листья. Даже не верилось в ворчание Весемира, что зима близко.

Мы свернули направо на двор с каменным колодцем по центру. В замковой стене за колодцем зияла гигантская дыра, рядом валялись камни и инструменты у приготовленных бочек со строительным раствором. Около колодца пощипывала траву белая коза.

— Колокольчик, кто опять удрал из загона? — воскликнул Эскель.

Я погладила козу по жёсткой шерсти между ушей, и она посмотрела на меня пустыми жёлтыми глазами, мемекнула и отбежала в сторону. Судя по полному вымени, Колокольчик хотел, чтобы его подоили.

Эскель набрал воды и налил доверху два из четырёх принесённых вёдер, а ещё два до половины. Мои полуналитые вёдра всё равно были тяжеленными, и чтобы их взять, я вспомнила все инструкции фитнес-тренера по становой тяге. Не хватало ещё сорвать спину в первый же день. Чтобы наполнить деревянную бочку на кухне, мы сделали ещё пару ходок.

Потом последовала экскурсия по запасам еды. В кухне хранились мешки с крупами, мукой, на деревянных лесах висели колбасы, над камином сушились пучки трав. В углу под лесами был проход, и мы спустились по узкой лестнице. Тут было значительно холоднее, чем наверху. По дороге ведьмак щелчками пальцев зажигал свечи на стенах. Открыл ещё одну дверь, за ней оказалась небольшая каменная комната, в центре которой на возвышении стоял ящик в рост высотой с зазорами между досок. Внутри виднелось с полметра слежавшегося льда, присыпанного опилками.

— А куда уходит талая вода? — спросила я. Пол был сухим.

— Там под ящиком дырка, вода стекает по жёлобу и дальше через трубу в стене наружу.

— Настоящий холодильник!

Вдоль стен по кругу холодильной комнаты тянулись полки, на которых громоздились сырные головы, шматы сала, стояло бесчисленное множество банок, кувшинов и бидонов. Внизу в ящиках хранились лук, капуста и пересыпанная песком морковь.

— Надо масла захватить, — Эскель взял кусок, завёрнутый в бумагу, на которой угадывался текст.

— Неинтересная была книга?

— А, бесполезная, трактат пророка Лебеды, — Эскель подкинул масло в руке. — Но уже опять полезная!

Я адски замёрзла, и мы вернулись в тёплую кухню.

— Теперь скотина!

Тщательно вымыв руки с мылом, мы вышли из замка и прошли за ворота в следующий двор пониже, заросший травой и молодыми ёлками. Ветер гнал по земле клубы пыли и раскачивал ветви раскидистого старого дуба.

— Какой балкон! — я побежала к величественной арке в стене.

Арка оказалась выходом со двора на внешний периметр стен. Горы слева и справа спускались в долину, где извивалась и сияла на солнце река. Эскель посмеивался от моего обалдевшего вида.

На скале справа возвышалась полуразрушенная башня.

— Что это? — спросила я, хотя знала ответ.

— Раньше там тренировали ведьмаков. Но я этого уже не застал.

Внизу у внешних ворот я заметила под навесом трёх лошадей. Но сейчас мы вернулись обратно в нижний двор. В глубине на пустыре, обрамлённом высоченными замковыми стенами и башней, от которой остался лишь остов, возился Весемир, мастеривший навес над развалинами бывшей пристройки. В хозяйстве у ведьмаков числились знакомая мне коза Колокольчик и куры.

— Были ещё и свиньи, но их мы уже съели. И второго Колокольчика. Надо будет прикупить на зиму, — Эскель подтянул упирающуюся козу и привязал к столбику. — Теперь доить!

Ох, ну ладно. Я присела на камень рядом с козой, подставила кожаное ведро и начала доить — так, как это выглядело в моём представлении. На удивление дойка оказалась не таким уж сложным делом, и скоро на каждое сжатие ладони в ведро прыскала белая струя.

Весемир подошёл, хитро прищурился.

— Может нам и корову, раз такое дело, прикупить?

— Нет, только не корову! — воскликнула я, подумав, что даже второй Колокольчик это уже слишком.

Ведьмаки расхохотались. Мои кулаки уже просто не имели силы, чтобы сжиматься, а молоко и не думало заканчиваться. Эскель бесцеремонно подвинул меня и перехватил козьи соски. У меня глаза на лоб полезли — в ведро будто полным напором открыли кран с молоком. Вскоре вымя опустело и повисло тряпочкой. Мы собрали восемь яиц, спрятанные курами по разным углам загона, и вернулись с добычей на кухню.

Дверь распахнулась, и ввалился Ламберт. Снял переброшенную через плечо связку уток, бросил её на стол, расселся на скамье. Я украдкой рассматривала его. В жизни он выглядел моложе, худощавее и выше, чем в игре, но с такими же залысинами, чёрной щетиной бороды и саркастичной усмешкой. В ответ он оценивающе смерил меня взглядом с головы до ног.

— Единственный смысл от тебя, с которым я мог бы смириться, если бы ты надела одну из меригольдовых штучек, глаза чтоб подчеркивались, — Ламберт сделал выразительные движения обеими руками у груди. — А ты и это провалила.

Я распрямилась.

— Тебе никогда не говорили, что ты прекрасно умеешь располагать к себе людей?

— Нет, — удивился Ламберт.

— И правильно делали, что не говорили.

Эскель фыркнул и повесил над камином объёмный котелок с водой.

— Птицу потрошить, — пояснил мне.

Ламберт встал и протопал через кухню в дверь, которая вела в его комнату на вершине одной из башен.

Когда вода вскипела, Эскель опустил уток на пару минут в ведро. Повалил пар, душно запахло мокрыми перьями.

— Начинай с крыльев и хвоста и щипай подряд, без дырок.

За исключением перьев на хвосте, работа не была сложной. Пока я, обжигая пальцы, возилась с одной птицей, Эскель принялся за вторую, а вернувшийся Ламберт за третью. Через некоторое время они взялись за следующих птиц, я же всё продолжала борьбу с первой.

— Надеюсь, ешь ты во столько же раз меньше, во сколько медленнее работаешь.

— Надейся на лучшее, готовься к худшему, — меня понемногу начала забавлять перепалка с Ламбертом.

— Вообще, хорошо бы нам научиться есть впрок, — сказал Эскель, — льда в погребе почти не осталось, солёную птицу уже сил нет жевать, копчёной забиты все полки.

— Весемира на тебя нет, Эскель, кощунствуешь, — Ламберт понизил голос и прогудел: — а зима близко!

Ещё не наступил полдень, а я уже измоталась. Сегодня была очередь Эскеля готовить, и он прилаживал одну из потрошёных уток на вертел. Около камина закончились дрова, Весемир показал мне поленницу, и пока никто не видит, я решила попробовать поколоть колуном, воткнутым рядом в пень. Сначала я боролась с этим здоровенным топором, который не хотел выниматься из пня. Потом с поленом, в котором он застрял от удара. Потом плюнула, вбила топор обратно в пень, набрала дров и с ужасом увидела, что Ламберт, вернувшийся из конюшни, уже некоторое время наблюдает за мной.

— Смотри, ты топор так тюкнула, что его ветром сдует, — он легко вынул топор и загнал в дерево чуть ли не по обух так, что теперь я точно не смогла бы его оттуда вынуть.

— Да пошёл ты! — выдохнула я. — Руби себе на здоровье.

Меня распирала злость. Я никогда не стану такой, как они. Бессмысленный и бесполезный современный человек в мире, где всего надо было добиваться либо силой, либо магией, а я была лишена и того и другого.