Вечерами я провожал Асю с работы, и шёл грузить мебель. Копил на хорошего частного сыщика. Хотел взять говнюка за шкирку и уже по факту решить, куда его упечь, чтобы наверняка с концами. За ужином собирался рассказать ей, что собрал денег, нашёл подходящего человека, который возьмётся за поиски даже при таком мизере данных… Не успел.

На лавочке у подъезда клуб болтливых и любознательных в полном составе. Поздновато для посиделок. Неужели меня ждали?

— Вечер добрый, — здороваюсь со всеми, а взглядом обращаюсь к Софье Вагановне, которая не одно десятилетие руководит распространением и сбором последних новостей.

С пылу с жару, только успевай отмахиваться.

— Да где ж он добрый, Стасик? На тебе лица нет, — сочувствующе закидывает она удочку и замолкает.

— Вам Ася не говорила, куда ушла? — бесцеремонно отметаю попытку поживиться подробностями.

— Так с парнем и ушла. В обнимку. Улыбки у обоих до ушей.

Остолбенело чешу затылок. Если честно, не знаю, с чего начать. Последние два уточнения шлют логику к чертям.

— Что за парень? — уточняю, с трудом расцепив зубы.

— В кепке. Лица не видела, только волосы. Волнистые.

— Блондин? — едва не выпускаю душу вместе с выдохом. Есть только один парень, с которым Ася так приветлива. И он сейчас во Франции. Но других вариантов я просто не вижу. По крайней мере, с Жаном ей ничего не грозит. Остальное мелочи. С остальным разберёмся.

— Да нет же, — качает головой Вагановна. — Тёмненький, как и ты.

— Дальше, — хрипну я, теряя голос. — Во сколько вышли, в какую сторону пошли?

Мне что, каждое слово клещами тянуть?!

— Как темнеть начало, так и вышли. Он ещё галантный такой — дверцу машины перед ней открыл. За руль посадить хотел, она заупрямилась, рядом пересела.

— Скажешь тоже, галантный, — встревает обычно молчаливая Никитишна. — Рюкзак-то она сама тащила. Лицом бледная вся, тяжеленный небось.

Дело дрянь, если на машине, поэтому перехожу сразу к сути:

— Марка машины?

— Дорогущая, — выдают они в один голос после непродолжительной паузы.

Исчерпывающе, бля…

Буркнув что-то отдалённо похожее на «спасибо», отхожу на пару шагов. А в какую сторону идти, где искать — без понятия. Внимательно смотрю в сторону выезда со двора. Зачем смотрю? Чего жду?..

Тянусь за пачкой сигарет.

— А номер машины тебе не дать? — спохватывается вдруг Вагановна. — Я записала. Как чувствовала, разбираться пойдёшь.

Клянусь, ещё ни разу в жизни я так отчаянно не хотел расцеловать женщину! Хватаю бумажку с цифрами, будто билет во вторую жизнь. Кровь шумит в висках. Перед глазами двоится. В полной прострации пытаюсь нащупать по карманам телефон… Нахожу его во второй руке…

— Кир, привет. Нужно пробить машину. Срочно. Твой батя знает кого-то, кто мог бы помочь?

Лис схватывает моё настроение с ходу.

— Найдёт. Номер скинь сообщением.

Снова жду. Измеряю секунды шагами. Четыре слова, выжженные на листке, опасно тлеют в черепной коробке.

Телефон наконец-то оживает.

— Стас, меня тут спрашивают, где ты её видел?

И что-то неуловимое в тоне Лиса прошивает меня ознобом…

Едва надежда найти Асю мелькнула на горизонте, как её тут же размозжило словами Лиса, что машина числится в угоне.

В сотый раз складываю разрозненные обрывки информации, пытаясь впихнуть невпихуемое в логические рамки.

Утром не пошла на работу. Радостная…

То, что радостная — хорошо. Что со мной не поделилась — спорно. Допустим, у Аси были на то основания. Справедливые. Проехали.

Чем занималась весь день неизвестно. Помимо того, что собирала вещички. Там дел минут на десять с её-то гардеробом.

Шарпея оставила, хотя игрушка — память. Та ночь вообще выдалась особенной. Мне приходилось видеть раньше, как люди плачут от счастья, но тогда в железной кабинке на высоте птичьего полёта я и сам едва не пустил скупую слезу. Сердце она мне там выпотрошила, каждый закуток собой заполнила.

Любовь, она же как невесомость — в себе не уместишь. Она рвётся наружу мимолётными касаниями и неровными выдохами, а когда связь со своей парой теряешь, тебя же начинает рвать изнутри.

За каких-то пару часов я в клочья.

Брожу заводной игрушкой по комнатам, пытаясь уловить хотя бы запах. Хочу поймать за хвост наше вчера, но оно как туман просачивается сквозь пальцы. Асин голос не слышу и внутри всё трауром молчит. Сердце требует действий. Мозг тормозит.

Память на повторе проигрывает короткий текст записки. Уходит. От меня.

Свидетели поддакивают. Да, ушла, в обнимку. С улыбкой на лице.

Логику заклинивает. Последние факты не получается проглотить. Я слишком много времени потратил на Мишу и слишком мало был с ней по-настоящему рядом. Не физически, не мыслями о том, как её обезопасить, а просто рядом. Сам виноват. Показал быт как есть — без прикрас, со всеми недостатками. Ну не видел я смысла превращать отношения в аттракцион, пока на другой чаше весов её жизнь. Хотя меньше всего я хотел разочаровывать Асю. Если уж дал слово, я его держу. Это правило нас погубило. Молчание — всё, что у нас было и всё с чем я остался.

Почему она так поступила?

Почему так спокойно уходила с другим?

Реален ли вообще этот Миша?

А если да, то был ли таким отмороженным, как она меня убеждала?

Что я вообще о тебе знаю, Ася?

Ни-че-го.

Так неужели ты побоялась посмотреть мне в глаза и сказать, сколько весит моя невесомость?

В чём ты её измерила, родная? В лошадиных силах под дорогим капотом? В количестве скандалов? В потерянном времени? В чём?!

Прижимаю ладони к глазам. Тру, пытаясь собрать мысли в кучу. Рассыпаются.

Тупо смотрю на шарпея и виновато поворачиваю его мордой к стене. Мне становится так стыдно за свои мысли, что выжег бы каждую, как выжег те буквы на смятой записке. Чужие слова, бездушные буквы — чушь это всё. Правда всегда на поверхности. В глазах и в поступках. Ася могла сколько угодно молчать, но если говорила, то всегда была со мной честной.

Раз в обнимку шла, значит, так надо было. И хорошо, что улыбалась, иначе сейчас на стены лез бы, ища кого порвать.

Валюсь поперёк кровати, накрывая лицо её подушкой.

Время будто вспять поворачивает. Ася снова стоит в дверях моей ванной, растерянная, со стаканом молока в продрогших пальцах. Вижу её ясно, как наяву. От невыносимой тоски сводит зубы.

Я отбрасываю подушку, встаю. Бездействие всё так же сводит с ума, но теперь с львиной примесью адреналина. Если отмести вероятность, что Ася с любовником, а это какой-то галимый абсурд, то остаётся хороший знакомый.

Хороший знакомый, который увёз её на угнанной машине. Охренеть, какой хороший, ага.

Всё время обсасываю внутри содержимое записки. Злость улеглась и теперь я уверен, что не её это мысли. Такие гадости пишут на эмоциях, а там буквы одна к одной, каждая дважды обведена. Будто время тянула. Заставил.

Из вариантов только бывший. Чего от шизика ждать без понятия, а в том, что Ася хорошо играет беззаботность не раз была возможность убедиться. Пазл, наконец, сошёлся, но картинка мне не нравится всё больше. Потому что если всё обстоит так, как мне рисуется, то получается она в большой опасности.

Подрываюсь в ванную. Высматриваю, сам не знаю что. Какой-то знак, зацепку, что угодно, что может указать, в каком направлении искать.

На стеклянной полке её расчёска и какой-то крем. Собрала только вещи.

Не так. Собрала только то, что было в спальне. Как под присмотром.

Другая бы, может, и махнула на мелочи, но Ася выросла в нужде. Она бережливая порой до нелепости. Не станет девушка, которая по второму разу заваривает чайный пакетик оставлять такие вещи, как фен и косметичка. Исключено.

Куда он тебя мог забрать?

Пытаюсь загнать назад панику. Голова мне сейчас нужна холодной. Хотел бы этот Миша просто разделаться, не стал бы светиться с ней вместе перед соседями. Квартира пустая — делай что хочешь. Главное — не наследить. Вопрос, что в голове у психа?