Кружу её, раскинувшую руки в стороны, запрокинувшую голову. Свет мерцает. Трещат мои предохранители. Локоны языками пламени то горят, то гаснут — бросают меня то в жар, то в холод.

— Если любить — значит стать невменяемым, то я тебя люблю, Хрусталёва! — ору хрипло.

И плевать на психологию. Плевать на Казанову с его мудростями.

Кровь бьёт мне в голову. Кружу её ещё быстрее и… задыхаюсь внезапной тишиной, чувствую, как она каменеет в моих руках.

— Нас ждут, — произносит Ася мягко.

Растерянность ощущается во всём — в шатком неуверенном шаге назад, в выдыхаемом короткими толчками воздухе. Во взгляде прямом, но напряжённом.

Покачнувшись, ловлю, наконец, равновесие.

— Я сделал что-то не так?

Пару раз закусываю губы, пытаясь зубами соскрести следы её помады. А вкус бесполезно — он уже в венах кипит.

— Королёв, завязывай.

— С чем?

— Игнорировать. Усложнять. Или так, или никак. Решать тебе.

Сделав шаг назад, склоняю голову набок. Ася сверлит меня немигающим взглядом. Свет продолжает моргать, а я уже, наверное, не удивлюсь если она в одну из тёмных фаз исчезнет, как призрак в страшном кино.

У меня ощущение теста. Один вопрос, всего два ответа. Последний шанс дать заднюю.

Я делаю шаг вперёд, и моё мироздание окончательно гаснет. Жаром до самого нутра пробирает, как с горок вниз рванул. На моём счету десятки соблазнённых девушек, но даже все победы разом не прошибли бы таким адреналином. У меня передоз.

Делаю глубокий вдох. Пытаюсь взять тело под контроль. Крыше осталось смело помахать рукой. Пока не остыну обратно можно не ждать.

— Я буду молчать.

Ася прячет взгляд за ресницами, что-то ищет на полке и протягивает мне графин.

Её близость так лихо вышибла из меня все мысли, что я в недоумении убираю графин на полку теперь уже за моей спиной.

— А когда можно будет говорить?

— Когда наступит время.

Понятно. В лучшем случае оставит свой адрес. Свидания раз в год длиною в жизнь.

— Ты согласна быть со мной оставшиеся месяцы?

Ловлю рукой её пальцы. Волнуюсь, как на бракосочетании. Да что там, примерно так происходящее и воспринимаю.

— Только на таких условиях, — кивает она.

Потом я попрошу остаться.

Не из вредности.

Просто Ася живёт этой целью, ей нечего и некого терять. Она давно проложила свой курс, срослась с ним, идёт к нему уверенным шагом. А я пока до крика беспомощен. Не могу даже обеспечить необходимый уровень безопасности. И отказаться от неё тоже не могу.

— Сегодняшняя ночь… Она только наша?

— Наша. И вечер тоже, — многообещающе вышёптывает она мне в губы, освобождая руку. Отходит на пару шагов, впуская между нами сквозняк.

Наверное, мне надо было сразу её из себя извлечь, как вражескую пулю, царапнувшую сердце. Но поздно — пошло заражение.

Наверное, мне надо услышать от неё категоричное «нет». Но Ася не отталкивает, и я уже этим безбожно счастлив.

Какова вероятность, удержать любовь, когда теряешь почву под собственными ногами? Пятьдесят на пятьдесят. Либо нам каким-то чудом повезёт. Либо оба разобьёмся.

Теперь уже я киваю. И вроде даже могу нормально дышать, но вхолостую. Вдох — выдох. А внутри ничего не прибывает и не убывает. Внутри пусто. Когда не чувствую её рядом, внутри всегда вакуум.

Возможно, странно звучит, но я счастлив. Пусть это смахивает на мазохизм.

Я принимаю тебя, моя боль… Хули, здравствуй!

— Я пойду.

Не комментирую. Просто опираюсь плечом о ребро деревянной полки, глядя на то, как Ася тщательно поправляет волосы и платье.

Внешне для меня ничего особо не изменилось — те же ключицы, шея, губы, глаза… Но где-то на уровне ощущений она будто стала немного выше ростом и значительно жёстче характером. Её французский друг всего за пару часов сумел вытащить наружу то, что даже мне показали не сразу. Не могу сказать, что меня это не напрягает.

Причёска, яркая одежда, макияж…

Мысль, что она так расстаралась ради другого, поднимается неконтролируемым протестом.

Ася ему неинтересна как женщина. Убедился, когда сжал её руку, а Жан не выдал никаких собственнических эмоций. Я б точно отреагировал. Доходчиво так, чтоб неповадно было. Вопрос, он для неё — просто друг ли?

И прямо не спросить. Всё-таки слово дал.

Меня начинает клинить на этой мысли. Трещит уже не пойму где — под потолком или в черепной коробке.

Я нагоняю Асю на нижней ступеньке. Перехватываю за локоть и резко разворачиваю лицом к себе.

— Вы с Жаном эффектно смотритесь вместе, — шепчу, сжимая ладонями вздрогнувшие плечи. Тусклая вспышка и свет окончательно гаснет. Сука! Не успеваю считать её реакцию.

Повисшая тишина кислотой растекается по нервам.

— Королёв, ты совсем?.. — она даже зависает на пару секунд, от неожиданности забывая дышать. — Нашёл к кому ревновать.

С удовлетворением отмечаю, что голос хоть и звенит, но звучит твёрдо. Вроде бы.

— Пока не разобрался, — отзываюсь с досадой, отпуская её. — Мы личное не обсуждаем, помнишь?

— Да… Да уж. Ладно, догонишь.

Хочется проявить настойчивость и никуда её не отпускать. Свои поймут, если мы вообще не вернёмся. Но ладонями чувствую, как она начинает напрягаться, и уже от этого хмурюсь. А обещал быть паинькой.

Я провожаю взглядом её прямую спину и изящные ноги. Стук стальных шпилек о камень высекает во мне искры.

Хочу её окликнуть, чтобы сказать напоследок что-то особенное, тёплое… и да, наверное, всё-таки непозволительно личное. Но только крепче сжимаю челюсть. Молча смотрю как солнечный свет с каждой ступенькой обрисовывает всё чётче её силуэт.

С уходом Аси в голове немного проясняется. Парадокс. Это в кромешной-то темноте.

Нащупываю в кармане зажигалку и, отщёлкнув крышку, подсвечиваю себе путь к бочке. Попутно соображаю, на черта нужен был графин.

Ах да, наш гость из Франции изволит отведать местного гостеприимства. Ну это мы ещё посмотрим, решим.

К моменту, когда я возвращаюсь в зал, бабушка разрезает мясной пирог. Ася сидит рядом с Жаном, но её к нему отношение от меня опять ускользает. Она слишком увлечённо обсуждает с моей сестрой «тот самый» вальс.

— Не наговаривай. Всё ты умеешь. Это был так красиво! — блестит Анька глазами, довольными, как у сытой кошки. — Ты удивительно танцуешь.

— Это потому, что она удивительно чувствует меня, — привлекаю к себе всеобщее внимание, намёком обозначая для семьи свой выбор.

Отец смотрит на Асю словно видит впервые. Мать, вопросительно вскинув брови, косится на бабушку. Бабуля, в свою очередь, прикидывается шлангом, будто это не ей я на рассвете вынес весь мозг, и припечатывает меня укоризненным взглядом.

— По крайней мере от скромности тебе, Станислав, умереть не грозит. Все лавры себе присвоил.

Усмехнувшись, ставлю на стол графин, но тут же с досадой скриплю зубами. Видно, что гостей рассаживал не я. Вместо того, чтобы занять место рядом с Асей, мне предстоит сомнительное общество Жана. Что характерно, прыткий француз уже успел очаровать всех присутствующих здесь дам, чем до оскомины выбешивает меня.

Будто в издёвку желанию гостя познакомиться со мной поближе не помеха даже языковой барьер. С тоской смотрю на кончик его языка, то и дело проскальзывающий по пухлым губам, потом — демонстративно — кошусь на саблю, висящую на стене. Как до лампочки. Ага, той, что всё-таки перегорела.

Не хочет гад понимать по-хорошему.

— А propos… — частит он, восторженно разглядываю мою татуировку. Что там после «Кстати» я уже не улавливаю, задумавшись, сильно ли огорчится бабушка, если я чуток собью его пыл. Аккуратно, с локтя. Ася ничего и не заметит.

Даже извечный покерфейс, сидящего напротив, Севера грозит рассыпаться гомерическим хохотом. А мне бы всего лишь поймать в фокусе Асю. Пшеничные кудри Жана весь обзор закрывают! Надо как можно скорее уточнить, когда там у лягушатника обратный рейс. Долго я вести себя хорошо не смогу.