Какой идиот сказал, что боль бывает приятной?! Она бывает необходимой. Она нужна, чтоб не потерять связь с физическим телом, не расщепиться на атомы, не раствориться с концами, как сахар в крутом кипятке. В этом диком, ураганном угаре только уколы щетины на груди и ключицах держат сознание на плаву… Только они и сладкая дрожь бёдер на каждый встречный рывок.

От разгона, взятого Стасом, сводит грудную клетку. Сам практически не дышит, и из меня последний кислород выколачивает. Мы молчим, исследуя друг друга распухшими губами. Вместо нас стонут мышцы, надрываются пружины под моей спиной, кровать врезается железной спинкой в стену. И если страсть — это громкость, то у нас — ультразвук.

Я захлёбываюсь исходящей от него несдержанностью, но с жадностью вбираю каждый толчок без остатка. Внизу живота всё дрожит, напрягается… И когда до точки срыва остаётся рывок, Стас вдруг вздрагивает, притормаживая и распахивая мутные глаза. Наши губы слишком близко. Мы слишком разогнались, чтобы начать тормозить. Не сейчас! Даже если стены вокруг горят — поздно. Для меня уже точно.

— Я люблю тебя… — выдыхаю ему в первый и, возможно, последний раз. Инстинктивно вышептываю то, что стирает остатки осознанности в одурманенном взгляде Стаса.

И слетаю почти сразу, подстёгнутая сумасшедшей волной. В нём словно открывается второе дыхание, ломаются последние оплоты разума. Остаётся только потребность. Его. Моя. А в самом конце на сходе блаженства, чувствую внутри себя пульсацию и семя горячее толчками.

Твою же маму…

Я провожаю глазами отлетающий самолёт и с дурной улыбкой прокручиваю воспоминания. Жан ещё тот весельчак! Забыла, когда в последний раз столько смеялась. Жалею лишь о том, что они со Стасом толком не пообщались. Один ярый трудоголик, второй заклятый тусовщик. Тут без вариантов. Не знаю, то ли Королёв заметил эту грусть на моём лице, то ли просто расчувствовался, но уже в здании аэропорта он пожал Жану руку и с теплом произнёс «Счастливого пути, mon ami*».

А ещё Стас просто обожает делать сюрпризы. Я каждый день обнаруживаю в самых неожиданных местах конфеты, билеты в кино, и кучу не менее приятных мелочей. Но по шкале моей признательности это рукопожатие остаётся вне конкуренции. Всем подаркам подарок.

В который раз я машинально забалтываю очередного клиента, удивляясь, почему он не завершит вызов. Откровенно халтурю. Нервничаю. Монотонно бормочу практически один на всех сценарий, мысленно приказывая себе расслабиться. Бесполезно. Невозможно раскрепоститься, зная, что в соседней комнате находится дорогой тебе человек.

Стас пытается абстрагироваться и в мои «рабочие» ночи, надев наушники, печатает статьи. Тонкая полоса голубоватого света, ползущая из-под двери, гаснет лишь с рассветом.

Когда я, отработав, прихожу к нему под бок, он притворяется, что уже спит. Но спустя какое-то время обязательно меня обнимает. Крепко-крепко — не продохнуть. Так каждый раз. Так получается не ссориться.

Молчание не выход, но для нас оно стало золотом. Мы не заглядываем в будущее, не клянёмся друг другу в любви. Мы просто живём мгновением. Готовим вместе завтрак, радуясь его успехам в редакции и обсуждая мои дела в салоне… В такие моменты я начинаю вспоминать, как это — быть семьёй.

Поздним вечером неделю спустя я отвечаю «конечно» на его спонтанное предложение за ужином. И пищу от счастья на весь парк аттракционов, крепко обнимая плюшевого шарпея, выигранного Стасом в тире. Для меня.

Но когда моё сердце замирает вместе с кабинкой на самом пике колеса обозрения, шмыгаю носом, не в силах сдержать восхищённые слёзы. Тогда Стас прижимает меня к груди тесно-тесно и признаётся, что чувствует то же самое при виде моей улыбки.

Теперь стараюсь улыбаться почаще. Удручает, что для этого всё же приходится стараться. Не так уж и просто жить одним днём, а что там будет завтра, даже не представляю. И говорить о планах всё ещё не готова.

Стоит ли жизнь того, чтобы прожить её без Стаса? Я окончательно запуталась. Уверена, он это видит. И на его лице улыбка играет всё реже…

Стас коротко целует меня в губы, затем, бросив скупое «до завтра», захлопывает за собой входную дверь. Он сказал, что переночует у матери. Уже не в первый раз. Я рассеянно топчусь в прихожей, то разглаживая, то комкая листок из отрывного календаря, и пытаюсь не расплакаться. Уже начало августа, а наши отношения будто застыли в мёртвой точке. Два дня жарко — два прохладно. И так по кругу.

Подташнивает…

Наверное, от неопределённости, потому что месячные пришли по расписанию.

На следующие выходные в сердцах хлопаю дверью спальни с такой силой, что звук ещё долго отдаётся эхом по квартире. Я отвечаю на звонок клиента достаточно громко, чтобы показать своё возмущение очередной задержкой Стаса на работе. Я вообще стала какая-то неуравновешенная. Сама себя не узнаю.

Теперь мы засыпаем в одной кровати, как я и предлагала, кажется, вечность назад — всего три дня в неделю. Завтрак впервые готовим молча. Не потому, что нечего обсудить. Просто не хочется ссориться. А ещё очень-очень страшно, что ему молчать осточертело.

Я слишком втянулась. По самую макушку. И теперь боюсь услышать, что он устал так жить. Хочется успеть урвать побольше счастья.

Календарь показывает середину августа. Стас привычно возвращается ближе к полуночи, когда на небе сияют далёкие звёзды. Он уже знает, где меня искать. Приносит на крышу две кружки чая и мы долго-долго стоим обнявшись. Ловим глазами хвосты падающих комет в надежде успеть загадать желание.

Когда нам всё же улыбается удача, я прошу у Вселенной, чтобы все наши конфликты прекратились. И почти сразу вспоминаю присказку: «бойтесь своих желаний».

А утром Стас порывается отвести меня к врачу. Мне удаётся убедить нас, что причина моей слабости в переутомлении, но сразу же прикусываю язык, ловя его хмурый взгляд на своём телефоне. О том, что меня продолжает мутить даже не заикаюсь. Денег в заначке всё же набралось прилично. Правда, этот факт давно не вызывает прежней радости.

Календарь показывает последний день лета. Стас, придя с работы, застаёт меня над мусорным ведром, оплакивающей обугленный пирог, как самую великую потерю в своей жизни. А ведь прикрыла глаза всего-то на минуту! В последнее время я много плачу без повода и постоянно, просто зверски, хочу спать.

Не говоря ни слова, он обнимает меня со спины и, руководствуясь рецептом из интернета, на скорую руку сооружает «ленивый» торт из купленного печенья.

В эту ночь Стас впервые заговаривает о будущем.

Разумеется, для меня, сидящей на чемоданах, это удар ниже пояса. Понимаю, что до самой весны молчать всё равно не получится, но ворошить старый конфликт сейчас так не хочется.

Впрочем, он не говорит ничего конкретного. Разрозненные детали, как, например, расспросы о моём отношении к домашним питомцам. В итоге мы сообща отдаём предпочтение черепахе, как требующей минимальных сил и затрат. Но не уточняем общей ли.

Оказывается, с Королёвым так хорошо мечтать! Так приятен его энтузиазм, что я, застряв где-то между выбором формы аквариума и порывом засадить все подоконники фиалками, пропускаю момент, когда он вырубается. Прямо за столом.

Поцеловав колючую щёку, достаю из его рабочей сумки мятый комбинезон. Прежде чем отправить вещь стираться, нашиваю заплатку на порванном кармане — неприметный смайлик. Я скучаю по его улыбке.

Усталые круги под глазами делают Стаса старше своих лет. Раньше их не было. Пытаюсь подсчитать, сколько часов в сутках он спит. Не получается. И представить без него свою жизнь уже тоже…

Сентябрь завершается грандиозным скандалом. Королёв постоянно пропадает где-то в своих мыслях, хватаясь за любую возможность заработать с таким рвением, что я начинаю высматривать чужие волосы на его вещах. И уже откровенно тоскую по тем временам, когда он ревновал меня к клиентам.