Ещё выстрел.

Беглец дёрнулся и пошатнулся, но продолжил путь.

Я усмехнулся, а потом оттолкнулся локтем от забора и сделал ещё один рывок, сокращая дистанцию.

Неприятелю логичнее было бы двигаться в сторону людного места, где я не смог бы стрелять, но он вышел на дорогу, ведущую к речке. Либо он несусветный глупец, либо именно там было то, что даст преимущество, которое позволит оторваться от погони.

Встречный народ испуганно крестился и шарахался в сторону.

Дистанция в этой погоне полуживых быстро сокращалась, но и речка уже была совсем близко. До крайних домов осталось всего сотня метров, а там высокий обрыв, камыши и мутная вода.

Я снова остановился и, прицелившись на выдохе, выстрелил. Человек застыл, несколько секунд постоял, а потом, шатаясь, продолжил путь. Он влез в затрещавшие заросли осоки, репейника и огромных лопухов. А потом вдруг упал, словно в батарейке заряд кончился. Эти несколько десятков метров я преодолел на одном дыхании, не обращая внимания на то, что плохо видел из-за пелены перед глазами.

Беглец лежал на животе, свернувшись в позу младенца, сжимая пустую простыню, а когда я склонился над ним, несуразно для умирающего ухмыльнулся и прошептал.

— Шах и мат тебе, двуликий.

Он выдохнул и обмяк. Глаза остекленели, а ноги дёрнулись в предсмертной судороге.

— Сука, — выдавил я, и заставил себя подойти к оврагу. А там среди высокой травы ползло нечто, совершенно непохожее на человека. Скорее это была огромная полупрозрачная мокрица, имевшая размеры годовалого поросёнка. Тварь блестела стеклянистым панцирем и перебирала многочисленными суставчатыми ножками, упорно двигаясь к воде.

Так вот как выглядел кукловод на самом деле. Я усмехнулся. Это же тварь междумирья, она и должна был быть такой. А я-то искал человека.

Трясущиеся руки подняли револьвер, и я выстрелил оставшимися двумя патронами, но промахнулся. Чудовище уходило. Неужели действительно шах и мат?

Пальцы зло надавили на спусковой крючок, заставив провернуться опустевший барабан и вхолостую щёлкнуть курком по смятому капсюлю стреляной гильзы.

— Сука, — снова процедил я, готовый сам скатиться по глине обрыва вслед за тварью, а потом по пояс в грязной воде искать его на ощупь.

Внутри клокотала обида, и я не сразу услышал голос, зовущий меня.

— Шеф, вы в порядке⁈ Шеф, что это за хрень⁈

Я повернул голову и сперва увидел тяжёлый кирасирский ботинок, а посмотрев вверх — окровавленное лицо Никитина с повязкой, похожей на белый марлевый тюрбан. Мгновением позже взгляд упёрся в шесть стволов калибра три линии.

— Саша, давай, — со злорадной улыбкой прошептал я.

Никитин кивнул, и картечница заревела, выплёвывая жаркое оранжевое пламя и свинцовый рой, вспенивая воду, и разрывая грязный берег в клочья, поднимая в воздух брызги, перемешанные с травой и ошмётками прозрачной плоти и предсмертным визгом твари из междумирья.

— Шах и мат, — прошептал я, почувствовав, как меня подхватили механические руки. Перед глазами встало веснушчатое лицо Насти, её изумрудные глаза, озорная рыжая косичка с вплетённой туда алой лентой.

— Барин! — громко закричала она, отчего я даже сморщился. — Барин, Кирасиры осадили завод! Яво превосходство с полковником долго орали друг на друга и там щас вся кирасирская рота. В городе объявили это… как его… военное положение. Полковник весь в расстроенных чувствах, что его выставили дураком перед его светлостью. Мол, как дитя попался на поддельную грамоту. Лютует. Барин, мы их выльем, как барсука из норы.

— Надо быть там, — не узнав собственного голоса, произнёс я.

— Барин, вы же на ногах не стоите.

— Плевать. Ведите. Потому как барсук может и собак порвать. Это его нора, и никто не знает, что там.

Сашка и Настя, дали опереться на их руки.

Оказывается, они быстро экипировались и помчались на таратайке, в которою был запряжён гнедой конь. Меня усадили на лавочку. Рядом залезла Настя, а Сашка положил нам в ноги картечницу, взял жеребца под узы, и быстрым шагом направил его к месту событий.

Путь был долгий, но, наконец, стали видны стены и сооружения завода, а также настоящая баррикада из телег и разного лома, а за всем этим прятались вооружённые винтовками и экипированные щитами кирасиры. Не вся рота, но полноценный взвод, человек на тридцать, тут был.

Когда я сполз с сидушка таратайки на землю, ко мне из строя подбежал полуротный подпоручик.

— Ваше высокоблагородие, готовим штурм. Барон требует переговоров, чтоб отпустили заложника.

Я кивнул. Информация короткая, но весьма полная.

— Кирасу мне. Сам буду с этими сектантами общаться.

— Вы сейчас не в том состоянии, чтоб идти туда, — попытался возразить подпоручик.

— Кирасу, — прорычал я, подавшись вперёд. А потом чуть не упал, так как помогавшая мне Настя выпустила мою руку, с визгом подпрыгнула на месте, и бросилась куда-то в сторону. Пробежав грациозно, как металлический слоник, она с воплем бросилась на шею какому-то молодому кирасиру.

— Братик!

Было даже забавно наблюдать, как обнимаются два человека, одетые в механические доспехи.

— Братик! — вопила и визжала Настенька. Все кирасиры повернулись к ней и вытянули шеи. Кто-то улыбался. Кто-то в недоумении раскрыл рот.

Я усмехнулся и снова обратился к подпоручику, бросив короткое и ёмкое слово.

— Кирасу!

Полуротный поджал губы, быстро окинул взглядом своих подчинённых, и поманил к себе какого-то бойца. Вскоре я уже облачился в новенькую броню. Солдат был моей комплекции и подгонять не было нужды.

Долгие и нудные переговоры? Как бы не так.

Я поднял с земли тяжёлый стальной щит, отобрал у полуротного обрез винтовки и пошёл к воротам завода.

Эти психи не в том положении, чтоб торговаться, и даже заложники не должны быть для них спасением. Слишком многие погибли, чтоб откладывать штурм или вести нудный диалог о цене спасения. И если не сделать это сейчас, то погибнут многие. И пусть барон будет лютовать или препятствовать моим делам, но цена одного отпрыска знатного человека уже стала ниже тех потерь, что были принесены на алтарь безмолвия. Если бы его превосходительство не решило молчать, а поделился хотя бы со мной, многое можно было бы предотвратить. Потому что терроризм — не та вещь, с которой нужно договариваться.

Тщательно выкрашенные в серую краску створки приближались под звук моего тяжёлого дыхания и скрипа гравия под толстой подошвой кирасирских ботинок. Завод хранил молчание, не было слышно ни человеческих голосов, ни звуков рабочих инструментов или станков. Он словно вымер.

Подойдя к воротинам, я с силой постучал в них кулаком. От каждого удара тонкий метал с лязгом начинал ходить волнами, а цепи и замок на запоре громыхать.

— Именем его Императорского Величества приказываю открыть!

В ответ была тишина.

— Ну, сучата, сами напросились.

Я развернулся и выцепил глазами членов моей команды. Сашка, сидя на корточках, быстро менял ленту в ранце от картечницы, а рядом с ним стояла раскрасневшаяся Настя, бросающая взгляды на такого же рыжего, как и она сама, паренька, стоящего в оцеплении улиц. Полуротный матом разогнал всех кирасир по своим позициям, еле оторвав целительницу от братишки. Рядом с Никитиным была и мертвенно-бледная Аннушка, тоже засунутая в свою бело-голубую механическую броню, и прижимающая что-то к груди ладонями, наверное, распятие. Провидице не след было сюда приходить, но раз пришла, то грех не воспользоваться её умениями. Она уже не раз доказала, что видениям можно доверять.

Я быстро подошёл к троице.

— Сашка, идёшь позади на три десятка шагов, а в случае непредвиденности создаёшь заградительный огонь, давая мне возможность сбежать или занять нужную позицию.

Парень бросил взгляд на вход в завод, коротко кивнул и лязгнул крышкой картечницы, а после выпрямился и закинул ранец с патронами на плечо.

— Настя, будь в готовности, если кого ранят. Анна, сейчас попробуйте поглядеть в будущее, что оно нам сулит.