— Мы сами до конца не знаем, что это. Известно лишь, что есть некая субстанция, несущая в себе теплоту. Она легко растворяется в металлах, но очень тяжело в иных материях. Известно, что корпускулы теплорода очень маленькие, и почти ничего не весят, при этом имеют постоянную теплоту. Они словно связаны между собой, равномерно распределяя термические колебания между всеми своими корпускулами. Разные профессора спорят о сути сего явления, но приходят к одному общему выводу, что основная масса теплорода сокрыта в ядре планеты, а поскольку оно раскалено, то и все остальные частицы теплорода горячие, словно только что из доменной печи.

— Шеф, а как же тогда находят эту замечательную прелесть?

— Как все природные ископаемые — из земли. Самые богатые месторождения теплорода у нас на Камчатке в вулканических породах. Повезло Норвегии, Италии, Японии. Там тоже богатые залежи, — пояснил я и поглядел вперёд, где уже приближалась кромка чужого леса.

— А если его извлечь не могут, то как хранят?

— В металле. Он лучше всего в серебре растворяется. Если взять расплавленную мешанину и кинуть туда немного серебра, то бо́льшая часть теплорода впитается именно в серебро. Так, собственно, его и обогащают. Потом серебро разбавляют обычной медью, доводя до нужных пропорций. Самый чистый идёт в паровые машины, победнее в кухонные печи и согревающие конструкции. Например, у меня есть жилетка на зиму, под сюртук, и в неё вшиты бляшки из теплородной меди.

— Крутяк. Шеф, а можно я тоже такую же куплю?

— Можно, но она дорого стоит. Примерно как три твоих оклада.

— А чё так дорого? Вон, у нас целый пароход на колёсах есть. Катаемся туда-сюда.

— Ты про трактор? Он тоже больших денег стоит. Обычный электрический дешевле.

— Хай энд технологии, — усмехнулся Никитин и замолчал. А тем временем показались разведчики, которых мы оставили.

Парни окружили старенькую телегу, пегую лошадь и нескольких человек, что-то отчаянно жестикулирующих. Когда приблизились, то стал понятен смысл перепалки, возникшей между бойцами и мужиками. Жители расположённой в лесу заимки хотели пройти привычной дорогой, а их не пускали. Я решил было объяснить им, что пути больше нет, а потом задумался. А есть ли теперь сама заимка?

— Чем обязан? — по возможности вежливо спросил я, когда подъехали вплотную, при этом спрыгнул с подножки трактора в траву. На штанах и обуви остались серые следы. Мелькнула в голове мысль, что длинные сухие листья и коленчатые стебли, слишком пыльные для дороги на отшибе города.

— Дык, ваш блародь, — начал мужик, опасливо поглядывая на упрятанных в броню людей. Но удивление, наверное, больше вызывало то, что три из четырёх были барышнями. — Нам ехать надобно, а эти не пущают. У нас там Тихон. Его же проведать надо. А то эта бесовая напасть сложилась. А он зело старый сам уйти.

— Поезжайте в город, — произнёс я, подбирая слова, — здесь небезопасно.

— Но ведь Тихон.

— Поезжайте. Если он там, то привезём его в больницу сами.

— Но как же, ваш блародь?

— Езжай! — повысил я голос, а потом махнул рукой, подзывая разведчика. — Никого больше не было?

— Были. Какая-то парочка верхом. Они нас увидели и сразу исчезли.

Я кивнул. Стена чужого леса начиналась в полусотне метров от нас.

— Ваш блародь, — не унимался мужик, поглядывая на своих сотоварищей, — может, проедем?

Он стоял и мял клетчатую кепку. А ведь мужики не из самых бедных, подумалось мне. Брюки из хорошей ткани заправлены в чуть стоптанные солдатские сапоги. На коричневом сюртуке красовалась новомодная застёжка-молния, которая попалась Московским охотникам около пяти лет назад и начала завоёвывать сердца не только элиты, но и простого люда. Телега снабжена фонарями и хорошим аккумулятором. Да и в самих путниках было нечто особенное. Говорил только один из них, а остальные молчали с отрешённым взглядом, словно под опиумом находились. Видел я в столице тех, кто курил эту гадость. В губерниях-то больше горькую любят.

— Нельзя, — со вздохом ответил я. Тем временем крайний слегка вздрогнул, несколько раз сонно моргнул, а потом неспешно развернулся к трактору и подошёл к прицепу. Моя интуиция зарычала диким зверем, заставив внутренне собраться.

Мужик слегка вытянул шею и пристально уставился на нашу новенькую добычу. Девушка всхлипнула и замерла. Она улыбнулась, словно узнала человека и даже подалась немного вперёд. Их взгляды встретились.

Простой человек не обратил бы внимания, а вот Марк Люций во мне, по-прежнему создавая насупленный вид и слушая вполуха говоруна, краем глаза наблюдал за этим событием.

Меж тем, белобрысая девушка и мужик молча застыли, глядя друг на друга. Зрачки потеряшки расширились до невозможного, но минуту спустя тот странный парень резко обернулся и сделал несколько быстрых шагов к говоруну.

А девушка замерла и побледнела, а потом затрясла головой и вытянула руку в сторону странного человека. Зрачки снова стали нормальными.

— Ня, — пролепетала она, — ня.

— Ваш блародь, — продолжал тем временем мой собеседник, — мы мухой, туды и обратно. Тихона заберём, и всё.

— Говорю же, нельзя, — ответил я, сам наблюдая за тем парнем, которого прозвал для себя опиумщик.

— Но ваш блародь.

— Если ты думаешь, что самое опасное там, то глубоко ошибаешься, — произнёс я и неспешно достал из потайной кобуры свой наган. Сзади к говоруну подошёл опиумщик. Было бы правильно, если бы тот начал отоваривать болтуна от затеи, но вместо этого он едва различимым шёпотом произнёс одно слово.

— Внесистемная.

Я услышал. А говорун тут же смолк. Будто у патефона кончилась пластинка.

— Ладны, — бросил он, непонятно кому отвечая, то ли мне в ответ на угрозу, то ли своему попутчику. Только они разом развернулись и направились по дороге в город. Один подцепил под узды лошадь, остальные почти в ногу пошли так, что между нами и ними была телега, груженная объёмными, но при этом лёгкими мешками. Сие было заметно по тому, как кобыла почти без натуги потянула гуж.

Я сделал вид, что остался доволен результатом, и отвернулся от ходоков, в то время как нутро выло от предвкушения нехорошего. Но постояв несколько секунд, бросился к трактору.

— К бою! Прикройте светлую!

Среди моей группы и среди разведчиков заминка была всего на секунду, сказались занятия. Быстрее всех сработала Ольга, подняв со дна телеги штурмовой кирасирский щит и прикрывшись им, как переносной стальной стеной. Эту дуру железа простому человеку поднять было не под силу.

Вторым среагировал конный разведдозор. Они выхватили свои карабины, коротко пискнувшие конденсаторами досыльных механизмов, и подстегнули коней, чтоб броситься врассыпную. Между деревьев сложнее попасть даже в такую мишень, как всадник со скакуном.

Тракторист выпрыгнул на дорогу и рухнул под свой аппарат. Молчавший и не вмешивающийся до этого штабс-капитан Баранов выхватил свой маузер и залёг за колесом рядом с трактористом.

Я едва успел добежать до укрытия, как мужики, начали в нас стрелять. Огонь они вели из того же странного оружия, что и охранник завода.

Аннушка едва успела укрыться, как раздались выстрелы и засвистели пули. Конь одного из солдат дико заржал, а потом встал на дыбы и рухнул, подмяв под себя седока. Разведчик закричал, словно попал в жернова.

— Помогите! Помогите! А-а-а! Больно!

Аннушка замерла в растерянности. Рядом с телегой матерились, как последнее отребье, господин Баранов на пару с господином Тернским.

Госпожа Ольга ничуть не отставала в этом деле от своего супруга и ругалась так, как совершено не подобало благовоспитанной даме. Она схватила Александра за плечо и с силой притянула к себе.

— Держи щит! — прокричала ему Ольга Ивановна, коротко глянув на саму Аннушку, Настю и светленькую немую девушку, которую так и тянуло назвать Белоснежкой.

— Окей! — выкрикнул парень, подхватывая со дна телеги ещё один большой железный квадрат, и продевая руку в специальные петли. — Танковать, так танковать!