— А, шеф! — закричал он и остановился, увидев кровь на моей одежде, — я всё сделал! Только подсохнуть успело. Хорошо в заначке краситель для растворимого в керосине лака нашёлся. Оно почти полностью просохло.

— В чьей заначке? — уточнил я, отлично помня, что подобная краска давно закончилась.

— У меня, — осторожно разглядывая мою рваную и испачканную сорочку, ответил парень. На его лице читалось, что он гадал о том, сколько человек я принёс в жертву древним богам, и каким образом это сделал. Не иначе ещё живым бедолагам зубами сердца вырывал и горло перегрызал.

— И ты успел покрасить все механические кирасы? Нас всего чуть больше двух часов не было.

— Шеф. Ну так Ваха в реале. Я, это, ваще, устоять не мог. Я её ещё позавчера грунтовать начал. А сегодня по готовым трафаретам успел нанести чуток краски на наплечники. Осталось сургучом ленточки прикрепить, и считай, дедлайн вовремя пройден.

Я закрыл глаза, помассировал кончиками пальцев виски, а потом процедил сквозь зубы:

— Если бы это сейчас не было на руку, прибил бы.

— Ну так, пригодилось же, шеф, — тут же парировал наш неисправимый балагур и оптимист.

— Веди, показывай, — буркнул я, а потом добавил: — Что с Ольгой?

— Нормалёк с ней. Ваще нормалёк. Живее всех живых, — отмахнулся Никитин, словно не хотел продолжать тему, а я переборол в себе желание подняться в нашу комнату, дабы самому убедиться в сказанном. Но появляться в непотребном виде перед ней не стоило. Разволнуется, чего доброго, и хуже станет. Сперва принять работу, потом переодеться, и лишь затем посетить опочивальню.

— Пойдёмте, шеф, — радостно спустился с лестницы Никитин, поняв, что взбучки не будет, а из бунтаря и подпольного художника он превратился в добросовестного исполнителя. Казалось, парень, скатится по полированным перилам, насвистывая незатейливую мелодию, как непутёвый гимназист. Я накинул на себя сюртук поверх окровавленной сорочки, пряча её от испуганных взглядов горничных, вынырнувших со второго этажа и замерших на верхних ступенях. Потом Сашка повёл меня в оружейную комнату, а когда открыл дверь, то в нос ударило резким запахом керосина. То, что в прихожую не натянуло, можно объяснить разве только направлением сквозняка да чудом.

При нашем появлении врассыпную бросились духи сырости. Уподобившись полупрозрачным тараканам, проглотившим яркую изумрудную искорку, они пробегали некоторое расстояние по стене, а потом впитывались в цельный кирпич. Можно было даже заметить, как эфирные создания вспыхивали напоследок зелёным огоньком.

Поморщившись от резкой химической вони, я стал разглядывать четыре механические кирасы, стоящие вдоль стенок, и готовые к тому, чтоб люди решили залезть в них, как рак-отшельник в панцирь морской улитки. И если ламповый доспех Никитина я уже видел, то остальные вызывали неподдельное любопытство.

— Вот это Ольги Ивановны, — произнёс он, показывая на первый образец своего творчества. Кираса была выкрашена в белое, её грани и крепёжные винты подведены голубым, а наплечники красовались завитками салатовых цветов и стилизованными бутонами роз кораллового оттенка, словно те росли на зелёной клумбе. Рисунок создавал ощущение лёгкости и праздности, подобно натюрморту. Впрочем, для приветливой барышни стиль подходил как нельзя кстати.

— А вот это Насти, — дождавшись, когда я перестану придирчиво разглядывать первый образец, продолжил Александр. — Подумал, что тут нужна строгость и в то же время открытость. К тому же все попаданцы так или иначе знакомы с общими принципами скорой помощи. Поэтому у белой брони подвёл тонкими чёрными линиями грани, на левый наплечник нанёс позолотой древнегреческий посох асклепия, а на правый — жирный красный крест.

Я окинул взором раскрытую, словно устрицу, кирасу и перевёл взгляд на крайнюю. Она тоже была белой, а вот наплечники походили на расписанный гжелью сервиз, разве что посередине голубых узоров темнели синие двуглавые орлы. По одному на каждое плечо.

— Это для Аннушки? — тихо спросил я.

Никитин кивнул, прикусив губу.

— А где тогда мой?

— Шеф, тут такое дело, — протянул он, словно извинялся за какую-то оказию.

— Недоделал? — снова спросил я, посмотрев на зашедшего в оружейную комнату штабс-капитана Баранова. А тот с любопытством начал разглядывать творения нашего домашнего художника.

— Доделал, — уклончиво протянул Сашка, — но это. Его взяли.

— Кто? — нахмурившись, переспросил я, а следом услышал выстрелы, словно из револьвера. Штабс-капитан тоже насторожился.

Выстрелы стихли, а несколькими секундами спустя сменились коротким, но яростным рёвом картечницы, выставленной на максимальную скорострельность.

Безо всяких раздумий я выскочил из оружейной комнаты в гостевой зал, оставив в ней для охраны Никитина. Когда рёв повторился, стало понятно, что он доносился из-за двери, ведущей на задний двор.

Я метнулся туда и вылетел на открытое пространство, увидев фигуру, закованную в воронёную механическую броню. Человек держал в руках картечницу, направив быстро замедляющий своё вращение блок стволов в сторону холодной каптёрки, пристроенной к гаражу. Побеленная стенка сейчас была покрыта оранжевыми язвами обнажившейся кирпичной кладки, охристая крошка устилала бетонный отмосток сплошным слоем, а в воздухе держалась медленно оседающая пыль.

Я замер, напряжённо разглядывая стрелка, и тот вскоре повернулся, сверкнув золотыми орлами на наплечниках, и геральдические птицы казались фениксами, восстающими из пепла.

Перекошенное от ярости бледное лицо Ольги, казалось неестественным на фоне зловещей черноты кирасы. Словно прожектор во мраке.

— Пристрелю эту тварь, — сдавленно прорычала супруга, часто и отрывисто дыша. Она шмыгнула носом и снова повернулась к пристройке, игравшей роль тренировочной мишени.

— Какую? — тихо спросил я, сделав осторожный шаг вперёд.

— Этого ублю…

Слова́ потонули в грохоте шести трёхлинейных стволов, изрыгающих пламя. Да и сама Ольга превратилась в клок яростной тьмы, вырвавшейся из заточения.

— Какую тварь? — повторил я вопрос, когда рёв прекратился, оставив металлический звон в ушах.

— Он до сих пор тянет ко мне свои нити, словно думает, что марионетка опять начнёт прыгать по его указке! — прокричала супруга, резко обернувшись ко мне, а я уставился на тонкие струйки сизого дыма, истекающие от замерших стволов. — Только он не угадал! Он, как зараза, которой стоит переболеть и приобретается иммунитет! Я больше не в его власти!

— Хорошо, — неспешно отозвался я, не рискуя перебивать вооружённую фурию. На роль благообразной дамы она сейчас совершенно не могла претендовать. Только валькирия, и никак иначе. — А как мы его найдём?

— Я его чую, — зловеще прошептала Ольга в вернувшейся на задний двор тишине. — Я ухватилась за ниточку и могу по ней выйти на этого урода.

— Хорошо, но сейчас нам надо решить вопрос с замком и его обитателями. Пусть месть немного подождёт. Договорились?

— Да, — хмуро ответила супруга, опустив глаза на оружие. Она явно не хотела откладывать сие дело в долгий ящик, но в то же время голос разума не покинул её. И это было просто великолепно.

— Мы тогда отправимся за город улаживать проблему. Ты с нами?

— Да, — шмыгнув носом, ответила Ольга, — не оставляй меня больше одну. Знаешь, как страшно держать пистолет у виска, понимая, что чуть ослабишь сопротивление, пальцы станут чужими и нажмут на этот чёртов спусковой крючок. Это как балансировать над бездной.

— Не брошу и не оставлю, — тихо ответил я, а Ольга положила на землю картечницу и сделала несколько неровных шагов ко мне. Она обняла меня, и казалось, кости треснут под её руками, усиленными на сей момент электрическими катушками, и благо, что она старалась прижать меня не в полную силу.

— Что случилось? — обеспокоенно спросила Оля, только сейчас заметив мою красную от крови рубашку, выпустив меня из объятий, и сделав шаг назад.

— Ничего, — криво улыбнувшись, ответил я, а потом тихо выругался, так как услышал рядом осторожный голос оператора Ивана.