Получив работу Беньямина, философский факультет должным образом назначил комиссию для ее рассмотрения, и задача дать диссертации предварительную оценку была поручена Гансу Корнелиусу, возглавлявшему кафедру эстетики и теории искусства. Бегло ознакомившись с текстом Беньямина, Корнелиус пошел на крайне необычный шаг. Он написал Беньямину письмо с просьбой представить ему краткое резюме хабилитационной диссертации, и Беньямин оперативно удовлетворил эту просьбу. Но и это не помогло: Корнелиус вынес работе однозначно негативную оценку. Он объявил, что диссертация Беньямина «исключительно трудна для понимания», с чем, без сомнения, соглашались все дальнейшие ее читатели. Кроме того, Корнелиус утверждал: «Я был не в состоянии, несмотря на неоднократные и упорные попытки, извлечь внятный смысл из этих [художественно-исторических наблюдений]… В этих обстоятельствах я не имею возможности рекомендовать факультету принять работу д-ра Беньямина в качестве хабилитационной диссертации по истории искусств. Ибо я не могу… игнорировать предчувствие, что автор с его малопонятным способом самовыражения, который следует интерпретировать как признак отсутствия научной ясности, не способен стать для студентов проводником в этой области»[198]. Вынося такую оценку, Корнелиус ухитрился не предъявить Беньямину ни одной конкретной претензии и в то же время создать впечатление, что соискатель – невежда, представивший путаную и хаотичную работу, и что она представляет собой творение заблуждающегося и, может быть, неуравновешенного ума, в силу чего ее автора нельзя допускать к преподаванию[199]. Эта оценка сделала свое дело. Несмотря на то что отзыв Корнелиуса подчеркнуто назывался предварительным, больше диссертацию Беньямина никому на отзыв не давали, и 13 июля 1925 г., всего через неделю с небольшим после получения ответа от Корнелиуса, философский факультет проголосовал за то, чтобы отвергнуть заявку Беньямина. Точнее, он большинством голосов рекомендовал «д-ру Беньямину» отозвать свою заявку и тем самым избавить себя и факультет от неприятной необходимости формального отказа.

К концу июля Беньямин еще не получил никаких официальных извещений, но до него начали доходить сигналы о том, что его попытка провалилась. Друг родителей Доры, имевший связи во Франкфурте, донес до них весть о «полной безнадежности» заявки Беньямина. Шульц как декан не спешил уведомлять его о том, чем кончилось дело. Он написал Беньямину лишь в конце июня: «После получения первого отзыва на вашу хабилитационую диссертацию факультет поручил мне дать вам совет отозвать вашу заявку на соискание хабилитационной степени. Выполняя это поручение, беру на себя смелость уведомить вас, что остаюсь в вашем распоряжении до 6 августа, и на протяжении этого срока вы можете смело обращаться ко мне в любой момент»[200]. Как указывает Линднер, Шульц пытался укрыться за этими формальными выражениями, но не смог выдавить из себя даже слов «к сожалению». Беньямин первоначально не был склонен ни посещать Шульца, ни отзывать заявку, предпочитая взвалить «риск отрицательного решения исключительно на совет факультета» (C, 276). Однако в итоге он поступил иначе и отозвал заявку, после чего осенью исправно получил назад свои материалы. Свое возмущение он выразил в письме Саломону-Делатуру от 5 августа:

Беньямин до конца жизни раскаивался в своем решении последовать совету факультетского начальства и молча забрать свою заявку: чем дальше, тем сильнее ему казалось, что тем самым он лишился шанса выявить всю степень педантизма, мелочности и предубеждения, из-за которых он остался без степени. По этой причине он осенью начал сочинять «предисловие в десять строк к книге о барочной драме, которую я написал с тем, чтобы попытать счастья во Франкфуртском университете, и которую я считаю одной из моих наиболее удачных работ» (C, 293). Это язвительное «Предисловие к книге о барочной драме» было вложено в письмо Шолему от 29 мая 1926 г.:

При чтении этой современной сказки нельзя не услышать звонкой пощечины, которой она стала для немецкой высшей школы и ее профессоров. Отвергнув заявку Беньямина, философский факультет Франкфуртского университета покрыл себя скандальной славой, от которой не до конца отчистился и по сей день. Да, «Происхождение немецкой барочной драмы» и особенно ее «Эпистемологическое предисловие» трудны для понимания, хотя в этом отношении им не сравниться с загадками «„Избирательного сродства“ Гёте». Тем не менее эта книга, представляя собой непревзойденный анализ исторического значения полузабытого художественного жанра, до сегодняшнего дня остается одним из знаменательных достижений литературной критики XX в.

Предпринятая Беньямином весной и летом 1925 г. неудачная попытка найти пристанище для книги о барочной драме в научных кругах подвела черту под долгим периодом в его жизни, когда он пытался закрепиться в германской университетской системе. Теперь перед ним стояла двойная дилемма: выбрать новый путь к признанию и найти способ содержать себя и свою семью. До этого момента семью кое-как удавалось содержать благодаря работе Доры и бесплатному проживанию в доме у родителей. Но сейчас Дора потеряла вторую работу, служившую для Беньяминов значительным подспорьем, и это случилось сразу после краха издательства Литтауэра, на которое Беньямин возлагал большие надежды. Он не мог скрыть своей горечи, видя, как молодой богатый издатель растратил более 55 тыс. марок на «автомобильные поездки, обеды, чаевые, проценты и т. п. Сейчас этот человек очертя голову несется, как и положено таким людям, в лечебницу» (GB, 3:31). Это многообещающее начинание в итоге не дало Беньямину ничего, кроме воспоминаний о непривлекательном сочетании разгульной жизни и идеализма.

В итоге Беньямин предпринял новые усилия по поиску своей ниши в немецком издательском мире. К счастью, его попытки вывести свои произведения на публичную арену совпали с расцветом СМИ в Веймарской республике. После стабилизации валюты средний класс вновь стал располагать стабильным доходом, и это привело к стремительному размножению печатных изданий, стремившихся воспользоваться новой ситуацией. Вскоре Берлин приобрел репутацию «газетной столицы мира»: ежемесячно на полках его книжных магазинов и новостных агентств появлялось более 2 тыс. периодических изданий. Благодаря Кракауэру Беньямин уже получил доступ к фельетонным полосам Frankfurter Zeitung. Эта старейшая и самая массовая из всех леволиберальных немецких газет была основана в 1856 г. под названием Frankfurter Geschäftsbericht («Франкфуртский деловой вестник») и в 1866 г. была переименована в Frankfurter Zeitung. С самого момента основания находясь на леводемократических позициях, после 1871 г., в первые годы существования Германской империи, она являлась главным оппозиционным органом страны; в 1871–1879 гг. ее редакторы нередко попадали за решетку, отказываясь раскрывать источники материалов для статей газеты. В первые годы Веймарской республики читателями Frankfurter Zeitung главным образом были либеральные предприниматели и лица свободных профессий; по мере того как авторами ее фельетонов становились все более выдающиеся деятели, эти полосы газеты становились для широкого читателя более привлекательными, чем политические и финансовые новости. В число постоянных авторов газеты входили Брехт, Альфред Деблин, Герман Гессе, Генрих и Томас Манны и др. На страницах Frankfurter Zeitung 16 августа 1925 г. состоялся дебют Беньямина в прессе, опубликовавшего заметку «Собрание стихов франкфуртских детей», за которой в последующие годы были напечатаны еще десятки других его статей и заметок.