Сияющая Мелоди предстала перед Ральфом и вручила ему подписанный контракт.
— Ты должен быть мною доволен, — заметила она с улыбкой.
— Я хорошо плачу тем, кто на меня работает. Естественно, и они должны стараться, — не поддержал игры Ральф. — А это что ещё за штука? — вдруг гневно произнёс он. — Ты даже не удосужилась взглянуть, какую гадость написал здесь твой сопляк!
Он бросил бумаги в лицо Мелоди, и та, ничего не понимая, стала поднимать листки с пола. Когда нужный листок оказался в её руках, она прочла то, что написал в контракте Андреа: «Шлюха!»
А Ральф между тем уже нажал соответствующую кнопку, и в дверях появился Соммер.
— Нет! — испугалась Мелоди. — Не надо! Ральф, подожди. Дай мне ещё одну возможность!
— Пока ты свободен, — обратился Ральф к Соммеру. — Если будет необходимо, я вызову тебя.
— Спасибо, спасибо, — повторяла Мелоди, с подобострастием глядя на Ральфа. — Спасибо тебе! Я обещаю всё исправить! Андреа ещё влюблён в меня. Он послал ко всем чертям жену и сына…
— Однако, в конце концов, он раскусил тебя, — напомнил Ральф. — «Шлюха!» Хм, точнее не скажешь!
— Я догадываюсь, кто его накрутил, — вдруг сообразила Мелоди. — Явно тут поработал Франц де Марки!
— Франц? — удивился Ральф.
— Да. Видишь ли… — Мелоди замялась, боясь, что Ральф опять разгневается за допущенную ею оплошность. — Он проник в мой кабинет и увидел там контракт о покупке «Недвижимости Сатти». Разумеется, ему стало понятно, что мы на него наплевали. Тогда он пообещал отомстить мне.
— И ты до сих пор об этом молчала? — Ральф уничтожающе посмотрел на Мелоди.
— Я не придала значения этой угрозе, — пролепетала она в ответ.
— Ладно, — сказал Ральф. — С Францем разберётся Соммер. А тебе я даю двадцать четыре часа на исправление ошибки. Если Давила не подпишет эту бумагу, то лучше тебе здесь вовсе не появляться. Ты должна знать, что в таком случае тебе придётся общаться уже не со мной, а с Соммером.
Клаудия очень удивилась, когда ей позвонил Андреа и попросил о встрече.
— Мне показалось, наш предыдущий разговор был исчерпывающим, — напомнила Клаудия.
— Я как раз и хотел попросить у тебя прощения за ту грубость. Ты оказалась во всём права, Клаудия!
Встретившись с нею в кафе, Андреа признался, что потерпел крушение в любви, в творчестве, стал лёгкой добычей преступников и потерял самое дорогое, что было у него в жизни.
— Но ещё не поздно всё исправить, — заметила Клаудия.
— Нет, — возразил Андреа, — единственное, что я мог предпринять, это приостановить продажу компании. Но предстать перед Эдерой, перед Валерио и даже перед матерью — у меня нет сил. Возможно, со временем я и смогу это сделать, но сейчас мне надо побыть одному, разобраться в самом себе. Я должен уехать отсюда, Клаудия, и хочу попросить тебя: не позволишь ли ты мне пожить пока в твоей парижской квартире?
— Разумеется, ты можешь воспользоваться моей квартирой, — ответила Клаудия. — Однако не делаешь ли ты очередной ошибки? Подумай! Эдера любит тебя! Несмотря ни на что — любит. Я это знаю. И сейчас она очень больна. Твоё присутствие рядом с ней помогло бы победить болезнь.
— Я полностью опустошён, Клаудия, и не способен хоть чем-нибудь ей помочь, — грустно произнёс Андреа. — Передай Эдере, что я горько раскаиваюсь. Она страдает по моей вине. Скажи, пусть лечится, занимается собой и ребёнком… И пусть забудет человека, который разрушил её жизнь.
— Андреа, ты будешь жалеть о своём решении, — сказала Клаудия.
— Возможно, — согласился Андреа. — Но в данный момент я не могу поступить иначе.
Состояние Эдеры между тем всё ухудшалось, и однажды она, прижав к себе Лало, сказала ему:
— Деточка моя любимая, мне придётся от тебя уйти. Далеко-далеко, к бабушке Бианке. Я никогда не видела своей мамы, но скоро смогу обнять её так же крепко, как обнимаю сейчас тебя… И мы с нею вместе будем охранять тебя… А когда я уйду, то, может быть, папа к тебе вернётся, чтобы быть с тобою рядом всю жизнь… — Эдера помолчала, борясь с подступающими к её глазам слезами. — Я хотела бы видеть, как ты растёшь, как становишься взрослым, но, к сожалению, это невозможно. Ты только запомни одно: мама очень любит тебя!..
А в это время в соседней комнате проходил семейный совет с участием Антонио Джиральди. Узнав, что Эдере предстоит серьёзная операция — трансплантация печени, Валерио воскликнул:
— Но ведь для этого же необходим донор!
— Да, — ответил Джиральди, — мы уже ищем его. А пока будем готовить Эдеру к операции.
— Доктор, вам не надо искать донора, — сказала Матильда. — Он перед вами!
— То есть? — не понял Джиральди.
— Я буду донором, — пояснила Матильда. — Надеюсь, я ещё не слишком стара для этого?
— Спасибо, Матильда, — растроганно произнёс Джиральди, — но пересадки органов делаются от умерших, а не от живых.
— Мне осталось жить не слишком долго, — возразила ему Матильда. — К тому же я одна, а у синьоры Эдеры — малыш, которого грех оставить без мамы…
— Нет, Матильда, — строго сказал Джиральди. — Всё, что ты предлагаешь, невозможно. И не будем больше об этом говорить. Тебе следует позаботиться о Лало, а для Эдеры мы найдём донора, не волнуйся.
Клаудия не рискнула выполнить просьбу Андреа, не посоветовавшись с Валерио.
— Не знаю, как лучше поступить, — поделилась она своими сомнениями. — С одной стороны, Эдере, наверное, стало бы легче от того, что Андреа осознал свои ошибки и теперь раскаивается. Но с другой стороны, как она воспримет его бегство?
— Эдера, скорее всего, простит ему и это, — высказал предположение Валерио. — И станет надеяться на возвращение Андреа. Но мы не можем знать, как он поведёт себя в дальнейшем. Где гарантия, что в Париже его не увлечёт ещё какая-нибудь женщина? А Эдера будет строить напрасные иллюзии, которые затем лишь добавят ей страданий. Нет, лучше оставить всё как есть. Пусть Эдера хотя бы не знает, каким её муж оказался трусом.
Сестра Марта получила письмо, в котором Валерио сообщал ей о болезни Эдеры, и первым движением её души было желание немедленно отправиться в Рим. Но она не могла уехать тотчас же, поскольку накануне в их госпитале произошла трагедия: заразившись от пациента чумой, умер доктор Джон. Марта корила себя за то, что вовремя не догадалась о его болезни, которую он тщательно скрывал ото всех. Она видела, как Джон таял буквально на глазах, но относила это на счёт его переутомления и недосыпания. И лишь когда этот одержимый предпринял попытку сжечь себя, как обычно поступают с трупами умерших от чумы, Марта всё поняла.
Полуобгорелое, безжизненное тело Джона сестра Тереза случайно обнаружила в глухом месте, и еле дотащив несчастного до палаты, стала спасать его всеми возможными средствами. На какое-то мгновение Джон даже пришёл в сознание и, увидев перед собою Терезу, прошептал: «Я любил тебя. Прощай».
— Нет, не уходи! — в отчаянии воскликнула Тереза. — Я тоже люблю тебя! Больше всех на свете!
Она целовала умирающего и его воспалённые, кровоточащие губы, пока не почувствовала, что жизнь оставила его и наступила смерть.
Марта была всё это время с Терезой, но ни словом, ни взглядом не упрекнула её. И лишь затем, после отпевания и похорон Джона, она сказала Терезе:
— В ночь, когда умер Джон, ты совершила поступок любви. В твоих объятиях он нашёл мгновение счастья, и в таком состоянии Господь принял его душу. Джон был добрым и самоотверженным человеком. Его любили больные, и тебя они тоже любят.
— Да, матушка, — взволнованно произнесла Тереза, — я буду помогать им, не жалея сил! В память о Джоне, которого я никогда не смогу забыть.
Доктор, который должен был заменить Джона, обещал приехать только через неделю, и Марта понимала, что ей следовало бы дождаться его приезда. Но тревога о здоровье Эдеры была столь сильной, что Марта, в конце концов, оставила госпиталь на попечение Терезы и уехала в Рим.
