– Да высокие же унитазы, для взрослых. Изгваздают всё, да и сами же видите, что на всех этих самых унитазов не хватит, – попробовала возразить ей та. – А тут они дружно сделают свои большие дела, да и в унитаз всё сами и смоют.

– И горшки пусть за собой сами вымоют. Нечего мне лишней работы добавлять, – хмуро заявила Татьяна Васильевна и пошла переодеваться в рабочую одежду.

Дети, молча, переглянулись. В комнате наступила тягостная тишина.

– Сволочь такая! – подражая чьей-то интонации, не выдержал Егорка. Он встал с горшка, вытер задницу смятым газетным обрывком и быстро натянул трусы. Затем взял тяжёлый горшок и, вылив содержимое в унитаз, быстро сполоснул его под краном. – Всё, я пошёл в группу.

– А ну, стой, Ванжус! – неожиданно в проёме двери вновь появилась фигура ночной няньки. Она уже переоделась во фланелевое, просторное платье и накинула на себя пожелтевший от времени медицинский халат. – Ты, засранец, кого тут сейчас сволочил? Уж не меня ли?

Егорка настороженно посмотрел на женщину.

– Чего молчишь, а?! А горшок-то свой ты за собой вымыл? – она подошла к фанерному шкафчику с отделами для горшков и коротким взмахом руки скинула эмалированный горшок на пол из тёмно-красной метлахской плитки. Раздались оглушительный металлический звон и дребезжание, и дети машинально вскрикнули, зажав ладонями уши. – Смотрите все – какой грязный! А ну, взял его быстро и вымыл при мне хорошенько!

– Я уже помыл его хорошенько, – дрожащими от волнения губами ответил Егорка, глядя с ненавистью прямо ей в глаза.

– Что ты там сказал, щенок?! – прищурила глаза Татьяна Васильевна и, встав в позу – руки в боки – заорала: – Быстро я кому сказала! А то ты у меня сейчас своим поганым языком этот горшок вылижешь до блеска!

– Не стану я ничего вылизывать! – фальцетом воскликнул Егорка. – Сама лижи, если тебе так надо, дура!

– Ой! – воскликнула испуганная происходящим маленькая Оля и руками обхватила свои щёки. – Нельзя, Егорка, так старшим говорить.

– А чё она?! Чё она сказала, чтобы я вылизывал этот чёртов горшок? – возмущённо посмотрел на девочку Егорка и в этот же момент он, получив, звонкую пощёчину, улетел прямо к окну. Вскрикнув от боли, он схватился за плечо и, увидев, как на него устрашающе надвигается ощерившаяся от бешенства ночная нянька, вскочил на подоконник: – Не подходи ко мне, дура! А то я сейчас выброшусь из окна!

Мальчишка быстро повернул нижний шпингалет и, приоткрыв створку окна, одной ногой шагнул на жестяной, с остатками облупленной белой краски, карниз.

– А-ха-ха! – залилась в злорадном хохоте Татьяна Васильевна. – Нет, ты, Ленка, это видела?! Решил меня напугать! Да, прыгай-прыгай давай, гадёныш! Хоть воздух чище станет, если ты там убьешься. Только вот со второго этажа убиться насмерть трудно, а вот инвалидом точно станешь.

– Вы бы с ним поаккуратнее, Татьяна Васильевна! – забеспокоилась воспитательница Елена Леонидовна. Находясь на предпоследнем месяце беременности, она встала в проёме двери, придерживая рукой большой как дирижабль живот. – Сами же знаете, что это за фрукт. Не дай Бог кинется с ножом потом из-за угла.

– А ты каркай побольше, Ленка, – неожиданно опомнилась ночная нянька и протянула руку к Егорке: – Всё, Ванжус, побуянил и хватит. Иди, сполосни свой горшок и бегом в спальню. Останешься сегодня без булочки в наказание.

– Я же сказал, что не стану второй раз мыть этот чёртов горшок! – увереннее заявил тот, глядя на свою мучительницу странным холодным взглядом. Затем Егорка, вцепившись рукой в створку окна, переступил с ноги на ногу. Неожиданно карниз заскрежетал под его ногой и поехал вниз. Глаза Егорки расширились и он, судорожно цепляясь вдруг взмокшей ладонью за крашенную масляной краской оконную раму, тоненько запищал: – Помогите, падаю!

Последнее, что увидели обомлевшие от ужаса женщины и дети – это выпученные от ужаса глаза Егорки.

– А-а-а, – послышался короткий вскрик мальчишки, затем почти сразу же раздался глухой звук падения чего-то тяжёлого на асфальт и тишина…

– Эт-т-о ч-чё он?… Эт-то з-зачем же он? – одними губами прошептала беременная Елена Леонидовна и тут же схватилась за низ живота: – Ой, мамочки! Что это?!

Бледная как мел Татьяна Васильевна тут же опомнилась и кинулась к окну. Она бросила быстрый взгляд на лежавшего без движения на асфальте Егорку и огляделась по сторонам – уже темнело, и на улице почти никого не было. Только пара мальчишек промчалась за сплошным, бетонным забором на велосипедах, да какая-то женщина завернула за угол соседнего дома.

– Всем молчать! – крикнула она и выбежала из группы. Растерянные и испуганные дети сбились в один угол и с ужасом смотрели на корчившуюся на полу воспитательницу Елену Леонидовну.

– Олечка! – простонала та. – Беги в соседнюю группу и позови сюда кого-нибудь из взрослых.

Девочка быстро закивала и двинулась бочком-бочком вдоль стенки к выходу. Там она с силой распахнула входную дверь и побежала по коридору в соседнюю группу, но на повороте с размаху упёрлась в мягкий живот шедшей ей навстречу директрисы Лидии Фёдоровны.

Та охнула и, схватившись за живот, только и спросила: – Ты куда так бежишь, Шумская? Поосторожнее надо бегать и смотреть по сторонам…

– Там…там… – запыхавшись и указывая пальцем куда-то в противоположный конец коридора, возбуждённо затараторила Олечка.

– Что – там? – обеспокоенно спросила директриса.

– Там воспитательница Елена Леонидовна помирает…и…и… и Егорка убился из второго этажа… – торопясь и путаясь, сверкала глазами девочка, буквально подпрыгивая на месте.

– Кто умирает?! Почему – умирает? И что значит – Егорка убился? – опешила Лидия Фёдоровна и, схватив девчонку за руку, потащила её обратно в группу. Та и сама с готовностью побежала рядом с ней во всю прыть.

В этот момент на ступеньках боковой лестницы показалась плотная фигура Татьяны Васильевны. На руках она тащила безжизненное тело Егорки. Из ушей мальчишки прямо на бетонные ступеньки капала тёмно-бордовая кровь. Увидев директрису и девочку, ночная нянька резко побледнела и замерла на месте.

– Что случилось, Татьяна Васильевна?! – вскрикнула от неожиданности директриса и кинулась к мальчишке. – Что с ним?

– Он с окна упал, – негромко произнесла Олечка, заворожено следя за тем, как капают на пол капли крови.

– Так надо же «скорую» быстрее вызвать! Как он мог у вас упасть?! Куда вы смотрели?! – схватилась за голову Лидия Федоровна.

В этот момент из-за дверей группы послышался пронзительный женский крик: – А-а-а…помогите кто-нибудь!.. Вызовите «скорую»!..

– А это ещё что? – тихо спросила ошалевшая от увиденного и услышанного директриса.

– Ленка, похоже, рожает, – ответила ей Татьяна Васильевна, и вновь зашагала по лестнице, держа на руках находившегося в бесчувственном состоянии Егорку. Она дошла до двери и, обернувшись тихо, но со значением произнесла: – «Скорую» только Ленке нужно вызвать. А этому не нужно.

– Почему ему не нужно? – опешила директриса. – Он же весь в крови и без сознания.

– Ему не нужно! – с упором повторила ночная нянька. – Иначе потом пострадают все. А вы-то, Лидия Юрьевна, в первую очередь. Я его сейчас занесу в дальнюю спальню и сбегаю за Ларисой Ивановной. Она знает, что нужно делать. И «скорую» для Ленки сейчас вызову. Только вы уж, Лидия Фёдоровна, присмотрите пока за мальчишкой. Я быстро!

Вконец растерявшаяся директриса послушно пошла за ней в дальнюю спальню: – Вы сказали, что Лариса Ивановна точно знает, что делать в таких случаях?

– Да точно, точно! Что – в первый раз что ли! – сквозь зубы процедила ночная нянька. – Помогите вон лучше клеёнку с той кушетки сюда на пол постелить.

Лидия Фёдоровна вмиг постелила на деревянный пол клеёнку и, увидев, что Татьяна Васильевна стала осторожно укладывать мальчишку на пол, невольно спросила: – А почему на пол-то?

– Потому что всю постель сейчас своей кровью перепачкает. Кто потом всё это станет застирывать?! – хмуро отмахнулась от неё ночная нянька и исчезла за дверью. Стоны и вопли рожающей Елены Леонидовны участились. Директриса схватилась за голову: – Боже мой, что же это за напасть?!