– Так хорошо, хоть сейчас …встретились… – задыхаясь от напряжения, буквально прорычал Яков и, содрогнувшись всем телом, замер на месте и глухо застонал.

Спустя пару минут они оба, тяжело дыша, отвалились друг от друга.

– Словно приворожил ты меня, Яшечка. Всё время только о тебе и думаю, – разрумянившаяся Лариса Ивановна склонилась над ним и нежно погладила физкультурника по мускулистому плечу. Потом обвила руками его шею и прошептала: – Никому тебя не отдам, никому!

Лицо физкультурника слегка вытянулось, и он растерянно заморгал глазами: – Так это… семья же у меня уже есть…дочке пять лет…

– Одно другому не мешает. Правда же, Яшечка? Семья – дело святое. И у меня есть муж и две девки. И пусть себе будут. А здесь мы с тобой свою семью организуем, и будем наслаждаться друг с другом. Если ты, конечно, не против? – спросила заместительница директора, не сводя со своего любовника испытующего взгляда.

– Да нет, я не против, – тот пожал плечами и озадаченно почесал себя по затылку. – Только ты же сама говорила, что никто не должен знать о том, что мы… что я с тобою.

– Чем меньше будут знать, тем лучше. Кому надо – тот уже знает, – многозначительно произнесла Лариса Ивановна, но, поймав недоумённый взгляд Якова, пояснила: – Ты же уже понял, что я и несколько наших людей держимся вместе. Это как бы наш такой клуб…

– Клуб по интересам, – автоматически эхом отозвался физкультурник.

– Пусть так, – согласилась его собеседница. – Так вот, те, кто входят в этот, так называемый, клуб знают друг о друге всё или почти всё и никогда не рассказывают об этом остальным. Только проверенные люди, потому что, управляя такой большой организацией, приходится иногда идти на некоторые нарушения. Или могут быть какие-то ошибочные решения, поступки о которых посторонним лучше не знать. Понимаешь о чём я?

– Да, вроде, не дурак пока, Ларочка, – усмехнулся Яков и хитро посмотрел на женщину: – А я уже есть в этом клубе?

Заместительница директора пристально посмотрела на него: – А тебе хочется?

– Ну-у… не знаю…наверное, хочется, – неопределённо протянул Яков. – А что нужно для этого? Ну, я имею в виду – что от меня-то нужно?

Лариса Ивановна стала одеваться: – Первое – не бегать от меня на сторону. Узнаю – вмиг всего лишишься и с волчьим билетом на паперть пойдёшь. Второе – пить, но знать меру. В нашем кругу пьянство одного может плохо закончится для всех остальных…

– В-третьих… – продолжил за неё Яков.

– В-третьих – держать язык за зубами и всегда думать, прежде чем говорить. Это очень важно, потому что тебе станут известны некоторые вещи, о которых не говорят в открытую. В-четвёртых – пойти учиться на водительские права.

– Так у меня же нет машины! – пожал плечами физкультурник.

– Я знаю. Поэтому и говорю, что должен пойти учиться на права, – бесстрастно повторила Лариса Ивановна, поправляя волосы перед зеркалом и доставая губную помаду из кожаной сумочки. – На следующий месяц в детдом придёт «Москвич» по разнарядке. Думаю отдать его тебе.

– Мне – «Москвич»?! – у физкультурника пропал дар речи. Потом он откашлялся и развёл руками: – Ларочка, у меня нет таких денег и никогда не было. Я не смогу купить его, хотя всю жизнь мечтаю о машине.

– Я дам тебе денег взаймы. Будешь отдавать по частям. Но взамен ещё кое-что от тебя потребую, – заместительница директора подошла к Якову, завязывавшему шнурки на кедах, и погладила его по спине.

Физкультурник выпрямился и, обняв собеседницу, возбуждённо прижал к себе: – Если это правда, и ты поможешь мне купить автомобиль, то я готов для тебя на всё. Это была моя самая несбыточная мечта. Я никогда не смог бы накопить на машину со своей зарплаты.

– Сладкий мой, – снисходительно рассмеялась Лариса Ивановна и провела рукой по его чуть заросшей щетиной щеке: – Как же вы, мужики, легко продаётесь!

– Ну, почему – продаётесь?! – возмущённо свёл брови Яков. – Ты сама предложила. Я до этого момента и знать не знал, что на детдом скоро придёт автомобиль. И потом, разве не директор распределяет всё, что приходит сюда: что от государства, что от шефов? Разве ты можешь повлиять на её решение?

– Вот о директоре-то как раз и пойдёт у нас с тобой разговор, но только после того, как ты напишешь мне письменную расписку о своём согласии по всем пунктам, что я тебе назвала.

В комнате наступила тишина. Яков как-то растерянно посмотрел на свою собеседницу и тихо, но внятно произнёс: – Ты страшный человек, Ларочка.

– Не страшный, а предусмотрительный, – спокойно поправила физкультурника та, и вопросительно уставилась на него: – Ну, как? Готов вступить в наш клуб по интересам?

– Всегда готов! – не раздумывая, воскликнул тот и вскинул руку в пионерском приветствии.

– Тогда сейчас слушай меня внимательно. Дело касается нашего нового директора…

Утром следующего дня, сразу после завтрака, Егорка встретил в общем коридоре Фёдоровну. Старушка в неизменном светлом платочке на голове шваброй намывала скрипучие деревянные полы, выкрашенные густо-коричневой краской.

– Привет, Фёдоровна, – радостно улыбнулся он ей.

– Здравствуй-здравствуй, Егорушка! – приветливо улыбнулась в ответ старушка и, подперев концом швабры остренький подбородок, спросила: – Ну, что, сынок? Хорошо покушал?

– Хорошо! – Егорка показал ей большой палец и стал перечислять: – Кашка манная как я люблю – без комочков. Сыр – аж три куска мне досталось, пока Томка ушами хлопала. Хлеба с маслом я тоже три съел с творожком. Два стакана какао. Вон какое пузо у меня! – рассмеялся Егорка и сам себя погладил по животу.

– Правильно, надо побольше кушать, – похвалила мальчишку Фёдоровна. – Тебе нужно расти большим сильным, чтобы потом в армию пойти, нас защищать. Только вот у Томочки сыр не нужно было забирать. Она ведь девочка, а девочки слабее мальчишек – их защищать нужно.

– Это Томка слабее мальчишек?! – возмущённо воскликнул Егорка. – Да она больше и сильнее меня в два раза. Я сам иногда боюсь у неё что-нибудь попросить. И сыр ей потом Ольга Афанасьевна ещё дала.

– Всё равно, Егорушка, – покачала головой старушка. – Чужое брать – большой грех и боженька потом тебя накажет.

– А кто это тебе, Фёдоровна, сказал, что Ванжуса в армию возьмут? – ехидно бросила на ходу нянька Татьяна Васильевна, уходя с ночного дежурства домой. – Он же ссыкун, а туда таких не берут. Вся казарма провоняет, если Ванжус вдруг там окажется.

Фёдоровна заметила, как сжался Егорка при этих словах и с какой ненавистью посмотрел он вслед начинавшей полнеть Татьяне Васильевне. Старушка прислонила швабру к стене и, приблизившись к Егорке, обняла его за плечи: – Не слушай её, Егорушка. Злой она человек, у самой младшенький больной, вот она и отыгрывается на других. А тебя обязательно в армию возьмут. Вот увидишь. Людмила Алексеевна тебя вылечит и всё будет хорошо.

Егорка прижался к ней всем телом и поднял доверчивый взгляд: – Ты и правду думаешь, что меня вылечат от … от этого…

– Обязательно вылечат, Егорушка. Я не знаю ни одного взрослого мужика, который бы по ночам с постели сам не вставал, чтобы в туалет сходить.

Егорка вздохнул глубоко и кинул взгляд на пол: – А ты, Фёдоровна, ещё будешь полы мыть?

Та весело улыбнулась: – Нет, сынок. Здесь я уже всё помыла. А сейчас тоже схожу к себе в кандейку, чайку попью.

– Можно я с тобой пойду. Я ещё ни разу у тебя не был в кандейке, – Егорка подошёл к ведру с водой и потянул его. – Давай помогу.

– Нет-нет, Егорушка! Ведро я сама понесу, ты ещё мал для него. А вот швабру можешь взять. Только в закутке моём места мало, да и темновато там.

– Ничего. В тесноте, да не обиде, – явно повторяя за кем-то, деловито нахмурил брови мальчишка.

Кандейкой старушки Фёдоровны оказался небольшой закуток в подвале, где по углам стояли жестяные вёдра, тазы и швабры. Хорошо отжатые половые тряпки сушились на этих самых вёдрах и тазах. У одной стены располагался старый письменный стол, накрытый чистой клеёнкой. На столе стояла небольшая одноконфорочная электрическая плитка. Рядом, на деревянной подставке красовался эмалированный красный в белый горошек чайник. Тут же отсвечивала от лампочки небольшая стеклянная банка, наполовину заполненная сахарным песком. Прямо у стены лежала початая пачка обыкновенного чая.