— Черт!

Чтобы хоть как-то отвлечься, схватил с барного столика графин с водкой и сходу отхлебнул из него. Шумно выдохнул, прислушался к себе и еще раз прильнул к графину.

— Ух, хорошо!

Вмиг все желание как рукой сняло. В голове, правда, немного зашумело. Но это нормально. Ему такая доза, что слону дробина.

—… А после этого пацана рядом с этими клушами за стол усадим, наливочки моей фирменной нальем, заведем душевные разговоры, — ухмыльнулся Могута, кидая жадный взгляд на опустевший графин. — И вот тогда самое интересное начнется… Кстати, как там этот студентик с моей фотокамерой? Не заснул там? Не дай Бог что пропустит…

Это дело с новомодной фотокамерой Могута уже давно проворачивал к своей великой пользе. Тайно ставил ее в трактирах или номерах, где отдыхали важные люди. После же специально нанятый человек делал фотографии весьма пикантного содержания, которые купец складывал в особый сундук. А в нужный момент торговому сопернику или недругу предъявлял со словами, что, если тот будет артачится, то в газеты передаст для утреннего тиража. Естественно, дураков не было противиться и «права качать». Ведь, интимные фото могли запросто уничтожить всю торговую репутацию человека, превратить за какой-то месяц крупного купца в нищего. Никто не станет вести дел с человеком, которого так ославили. С благородными еще лучше. Те все отдавали, чтобы порочащие их снимки в тайне оставались. Офицеры полковые кассы вскрывали и деньги несли, дамы честью поступались. Словом, памятник из золота нужно ставить тому, кто такую нужную вещь изобрел.

Купчина подскочил к одной неприметной дверце за плотными шторами, где находилась узкая комнатка без окон. Места там было лишь столько, чтобы треногу с фотокамерой поставить и самому мастеру присесть.

— Бдишь? — с подозрением спросил Могута, резко распахивая дверцу. — Или опять налакался и дрыхнешь, свинячья харя?

А перед фотографическим аппаратом скрючился худой, как смерть белобрысый парень в засаленной гимназической форме, и что-то подкручивал в треноге.

— Получилось? — купцу явно не терпелось узнать, что вышло из его затеи. — Ну?

Фотограф, почесав копну давно не мытых волос, кивнул.

— Смотри, чтобы все получилось, как надо! — с угрозой в голосе проговорил Могута, поднеся к лицу паренька здоровенный волосатый кулак. — А не то жандармы узнают, какой ты чтишь государя-императора. Отдам им твои записки про республику, живо тебя в Сибирь закатают. Понял меня?

Гимназист вымученно пробормотал что-то утвердительное.

— Смотри-ка, что эти курицы вытворяют⁈ — а Могута уже смотрел в особое окошко, которое вело прямо в соседнюю комнату. Искусно замаскированное деревянной резьбой и разными статуэтками, оно оттуда было совсем не заметно. — А этот аж слюнями исходит! Хорошо, очень хорошо… Чего застыл? Чтобы все сделал, как надо! Как надо…

Повторив это в очередной раз, купчина вышел. У барного столика не удержался и еще раз приложился к графину, на дне которого еще оставалось немного водки. А почему бы и нет? Все шло как надо. Сейчас он этого княжича крепкими путами свяжет, не вырвешься. Девки-затейницы с ним такого сотворят, что и никто потом не рыпнется: ни он сам, ни его родичи. На коленях к нему приползут. А если стращать станут, то милости просим на первые полосы газет. Завтра же вся столица будет про эти фотокарточки говорить. Сами же со стыда сгорят.

С первых же шагов в этом доме Рафи, а точнее тот, кто занял его личину, испытал странное чувство. Он шел сюда охотником на мелкую дичь, а оказалось, что в его силки попала весьма крупная добыча. Хуже того, вот-вот и он сам мог превратиться в беззащитную добычу. Ведь, Могута оказался весьма грозным противником, просчитывавшим все на несколько шагов вперед.

— Как кур во щи попал, — прошептал он про себя. — Могута-то, реально, могуч. Такие комбинации крутит, что другим и не снились. Даже завидно немного. Наша-та с Рафи комбинация по проще будет… Угораздило же нам на местного Дона Корлеоне попасть.

Хитрый купчина, похоже, темный дела здесь проворачивал. Больно уж все у него складно получалось. Не иначе большой опыт был. Таким вещам по книжкам и рассказам бывалых людей не научишься. Все нужно ручками и ножками прочувствовать.

— А вот и медовая ловушка…

Едва Рафи оказался перед дубовой бочкой с горячей водой, как ему в спину что-то уперлось. Прямо через шелковую сорочку он ощутил упругие, торчащие торчком, груди. Твёрдые сосочки аж кололи кожу. Мигом вспотел.

— Господин, будет мыться прямо в одежде? — из-за спины раздался переливчатый, словно звон колокольчика, девичий голос. А нежные девичьи пальчики тут же стали расстегивать пуговицы его сорочки. — Мы с Анфиской поможем разгонишаться…

А прямо перед ним уже стояла та самая Анфиска, жадно облизывавшая губы. Сразу видно разбитная, все и везде повидавшая. Чёрные волосы распустила. В глазах просто не прикрытая похоть, того и гляди сама на него набросится. Маленький алый язычок то и дело из-за губ выглядывает.

— А апосля, господин, мы с Прошей тебе спинку намылим, — тут она набрала в ладошку воды из бочки и игриво плеснула на него. Только брызгами и её задело. — Ой, и я намокла! Беда, беда! — проказница скалила во весь рот зубы. — Видно, снять сарафан придется…

И одним движением сдернула платье, оставаясь в костюме Евы. Вроде бы даже попыталась прикрыться, но как-то неуклюже: вроде и закрывается ладошками, а вроде бы и нет. Все самое тайное наружу: внушительная грудь стоит торчком, тёмный треугольник внизу тоже будоражит взгляд. Чертовка, одним словом.

Соображать при таком натиске едва ли было возможно. Все на парне встало, к потолку задралось, словно наэлектризованное. Сердце так в груди грохотало, что он себя самого не слышал.

А Рафи, так, вообще, внутри него поплыл. Пискнул удивленно и затих. Похоже, женского тела-то толком и не видел, а уж про то, чтобы попробовать девичью сладость и говорить нечего. Вот и сомлел. Придется, видимо, все на себя брать и самому выгребать отсюда. Друг он в самом деле или не друг?

— Господин, и у тебя одежа намокла! Нехорошо! — вскрикнула Проша, прижимаясь к нему сзади грудью и шаря по его телу с такой жадностью, что совсем невмоготу становилось. — Сымай все! Только прежде стопочку медовухи хлебни, чтобы все хвори прошли, — к его губам тут же поднесли небольшую рюмку, от которой шел ядреный аромат меда. — Для здоровья, для мужской силы, — а женские пальчики уже в его брюки лезли. — Пей, господин…

Похоже, девахи начали новый и самый яростный «штурм его позиций», приняв его молчание за замешательство. С такими дьяволицами точно нужно держать ухо востро. Так очаруют своими прелестями, что все им, как духу выложишь. Даже и не заметишь. Вон, время от времени под медовуху и вопросики разные задают…

— Нравится, господин? Чай, дома такого нет? А у хозяина Макар Силыча есть, — прямо в уши с двух сторон ему шептали девахи, не переставая срывать с него одежду. — И еще много чего есть, господин! А для своих друзей он и расстараться готов…

Он разулыбался в ответ, показывая, что все ему нравится. В добавок, Анфису ущипнул чуть по ниже спины, а Прошу за грудь хватанул. Пусть думают, что они на верном пути. Только невдомек им, что в такие игры можно по-другому играть. Мы сейчас эту медовую ловушку наизнанку вывернем. Мехом наружу, как говорится. Посмотрим, тогда, как вы запоете.

— А ну-ка, девки, живо в бочку! — вдруг громко рявкнул он, сбрасывая с себя личину зажатого, краснеющего при виде обнаженной женской ножки, юнца. — Ну, вашу мать⁈

Чуть не оглох от девичьего визга, когда кидал обеих девиц в воду. С Проши еще в добавок сарафан так рванул, что он теперь лишь на тряпки и годен был.

— И кто тут хотел мне спинку потереть?

Под веселый смех начал лапать то одну, то вторую. Бочка, хоть и большая, но в ней больно не разгуляешься. Поэтому всем от него досталось, никого не обидел.