Как она ни старалась, все равно ничего толком не услышала. Все какие-то обрывки предложений, отдельные слова про князя, какую-то девку Лану и оружие.

— Надо бы этого шустрилу с утреца проверить, — решила мадам Ираида, наблюдая за мальцом по имени Рафи. — Странный он какой-то. Хм, очень странный. Обязательно надо с ним поговорить. У меня-то ничего не скроешь, на любые секреты глаз наметанный, — многообещающе ухмыльнулась женщина. — Посмотрим, что ты кадр такой.

Исполнить свою угрозу ей удалось в аккурат после завтрака. Едва вся компания гостей спустилась в подвал, где им хозяйка выделил угол, как она схватила мальца за руку.

— Ну, рассказывай, — причем тон выбрала такой, словно знала о нем что-то нехорошее.

Тот испуганно дернулся или ей так показалось.

— Что рассказывать, мадам хозяйка?

— Кто таков, что за дела с Витяем ведешь?

— Сирота я, — очень натурально всплакнул паренек. У мадам Ираиды даже что-то в груди ёкнуло. — Совсем в приюте жизни не стало, вот я на улицу и подался. Спасибо, племянника ваш подобрал и разрешил в скваде обретаться.

Она прищурила глаза, словно целилась в него. Вроде бы все складно говорит, а недосказанность какая-то все равно чувствовалась. Точно что-то с ним было не чисто. Как-то так один ее хахаль так притворялся. Вроде бы пьянь пьянью, а все равно понимала, что мозги ей пудрит.

— Была со мной сестренка Ланочка, да и та пропала. Совсем я один остался на белом свете, — видя показавшиеся слезы на его глазах, она не сдержалась. Не каменная все же, прекрасно знала, каков на вкус сиротский кусок. — Ладно, не реви. Иди сюда.

Он, словно ждав этого, тут же прильнул к ней.

— Не плачь. Такова твоя доля, малыш. И ничего с ней не поделать, — вздохнула она, вспоминая и свое такое же безрадостное уличное детство. — Тебе только на себя надеяться нужно, да и на Бога. А, знаешь, крестик у меня один остался…

Расчувствовавшаяся женщина схватила с комода небольшую шкатулку, из которой тут же вытащили небольшой деревянный крестик на простой веревочке.

— Еще сыночку своему брала в одном месте за большие деньги. Поговаривали, что у всех важных людей столице такие есть. Мол, оттого у них сила есть. Вот я и хотела, чтобы у моего сыночка тоже было…

Едва только опустила на парнишку крестик, как тот вдруг вскрикнул.

— Ты чего?

А тот, ничего не понимая, тёр покрасневшую шею.

— Господи, — тихо вскрикнула женщина, хватая крестик обеими руками. — Теплый… И правду, значит, говорили, что крест на сильного укажет… Неужели, с Даром?

[1] Черный макинтош — презрительное наименование жандармов в связи с характерными носимыми ими мундирами, некоторым образом похожими на платье гробовщиков.

Вызвавшись сходить за свежей сдобой к чаю, Рафи лишь несколько сот шагов прошел в нужную сторону. Но едва окна дома исчезли из виду и следить за ним стало нельзя, он тут же свернул в первую попавшуюся подворотню доходного дома. Публика здесь проживала довольно приличная (центр города, как никак), поэтому всяких укромных уголков — беседочек, скамеек под березами было в избытке. В одном из таких мест паренек и устроился, чтобы привести мысли в порядок. Слишком уж бурными оказались последние дни, и нужно было как-то их «переварить».

— Я ведь все правильно сделал? — Рафи не считал зазорным просить помощи у своего тайного друга. Чувствовал (правда, не знал как), что тот гораздо старше его и опытнее, а, значит, может дать нужный совет. А последний сейчас очень даже бы пригодился. — Теперь ведь мы найдем Лану?

Голос не сразу ответил. Прежде некоторое время отмалчивался. Вопрос явно был непростым, неоднозначным, мягко говоря. С одной стороны, сейчас, у Рафи определенно будет гораздо больше возможностей выйти на след похитителя девочки, в другой стороны серьезно выросли и потенциальные угрозы.

— Чего молчишь? — на скамейке беспокойно заерзал парнишка. Очень уж ему хотелось услышать положительный ответ. — Витян же теперь самый главный у трёх. Никто на улице ему и слова не скажет против. Что думаешь?

«Чего тут думать-то, верно говоришь. Витян, как говорится, пацан четкий, за базар отвечает. Пообещал помочь, поможет, — молчавший друг, наконец, ответил. — Есть у меня по поводу него пара мыслей. Завтра, между делом, очень ненавязчиво, нужно будет ему пару идей кое-каких идей по поводу Ланы озвучить. Главное, у него и капли сомнений быть не должно, что это все он придумал. Крепко заруби себе это на носу, Рафи. Такие люди очень не любят, когда им говорят что нужно делать. Одни или два раза он может смолчит, а на третий случится беда. Понял?».

Прикусив губу, паренек кивнул. Он-то как раз именно так и хотел сделать — почаще Витяну напоминать про данное им слово.

«Нужно поговорить с людьми „на улице“, а не пропадали ли раньше девочки. Особенно, расспросить тех, кто с борделями и уличными коновалами связь держит. Лана может оказаться в рук… — при этих словах Рафи всхлипнул. Само собой так получилось. Как только представил себе, что его Ланочка может к этим попасть, то все перед глазами потемнело. — Не реви! Ничего еще неизвестно! И запомни, братишка, сейчас у тебя нет права на слабость, слезы и страх. Когда-нибудь потом можешь и плакать, и бояться, но только не сейчас! Детство, Рафи, кончилось, даже не начавшись…».

Насупленный паренек не заметил, как его пальцы со всей силы вцепились в край скамейки. Ведь, прав его друг, во всем прав! Что он разнылся, как девчонка? Нельзя ему сейчас быть слабым, никак нельзя.

— Понял я… Не буду больше, — виновато произнес он, шмыгая носом. Рукавом вытер слезы и весь подобрался, приготовившись слушать дальше. — Я все сделаю, чтобы найти Лану. Только скажи, что нужно сделать,… брат.

Вдруг он встрепенулся, чуть привставая со скамейки. В какой-то момент ему показалось, что кто-то сильный, родной положил ему руку на плечо. Мол, держись, брат, ты не один в этом мире.

«Мы обязательно найдем ее… И, главное, накажем этих тварей, Рафи. Я тебе обещаю, они пожалеют, что родились на этот свет, — и ни тени сомнения не звучало в Голосе. Все должно было случиться именно так, как он и говорил. — Меня, братишка, еще кое-что беспокоит. Помнишь, что эта тетка говорила, когда тебе крестик подарила?».

Рафи качнул головой в нерешительности. Тетушка Витяна много чего говорила, все и не упомнишь. Рассказывала про свое жилье-былье, про погибшего сына, про сиротскую долю. А с крестиком, насколько он помнил, была связана какая-то чудная история про разные знамения и чудеса. Только сказки все это. Разве бывают сейчас чудеса?

Но друга его ответ почему-то не впечатлил.

«Рафи, вспомни! Она что-то говорила про силу, про дар! — Голос был явно взволнован. — Вроде бы крестик каким-то образом реагировал на способности к магии? Ты точно должен был это слышать! Я же услышал».

Странно, но у парня ничего такого в памяти почему-то не отложилось. Помнил историю про крестик, что рассказывала женщина. Помнил, как его что-то укололо (заусенец, наверное), когда крестик одевал.

— Нет, не помню… — еще раз повторил Рафи. — Давай, просто спросим у нее. Может Витян что-то знает, раз ее племянник.

А мадам Камова, о которой было столько разговоров, в этот самый момент садилась к извозчику. Решила с самого утра дело с племянником решить.

Бородатый детина с глубоким шрамом через все лицо помог ей зайти в пролетку, за что тут же серебряную монетку.

— Благодарствую, барыня, — извозчик живо снял черный картуз и пятерней пригладил непослушные светлые вихры волос. — Куда изволите? С ветерком домчу, не сумлевайтесь.

— На Маросейку давай. До полуденного набата Василия[1] успеешь, еще полтину получишь, — в ее руке, затянутой в черную кружевную перчатку, сверкнула еще одна серебряная монетка. Извозчик даже вперед подался, когда полтину увидел. Считай, его дневной заработок. — Чего стоим, кого ждем?